В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

Приглядевшись, можно было понять, что это искаженные силуэты двух людей в окружении переливающегося, словно бензиновая пленка, ореола. Юра торопливо сделал пару снимков с рук, пытаясь запечатлеть фигуры с ходу, затем начал устанавливать треногу. Но облачное море внизу всколыхнулось, пошло пятнами, и зрительная иллюзия развеялась.

– Жека, это что было?

– Могу ошибиться, но, кажется, нас посетил Брокенский призрак[30]. Это же наши отражения! А темный полукруг снизу – вершина, на которой стоим. И солнце как раз в спины светит. Ну, как в проекторе или театре теней… Крайне редкая штука, если правильно помню! Удалось снять что-нибудь? Хоть для документации?

– Какое там! Очень быстро все промелькнуло, когда с рук снимал – все смазанным вышло, а с треноги на видео не успел.

– Жалко, для фильма бы очень сгодилось!

Без особой надежды подождали немного, но эффект не повторился. Туман потихоньку таял, из плотной манной каши превращаясь в полупрозрачную вуаль. Его поверхность потеряла четкую горизонтальную границу, под ней все больше проявлялись нижележащие пояса гор.

К 10 часам резко потеплело, небо помутнело, снова замельтешила ненавистная белоножка. Решили пока не снимать лагерь на седловине возле бочага. Николай приступил к заготовке скудного топлива на окружающих пространствах, Юра занялся детальной съемкой растений и насекомых горной тундры. Мы с Костей налегке отправились на север, чтобы разведать путь до основной вершины Сухопадной и найти пригодное место для базового лагеря с источником воды.

Спасительной медвежьей тропы на сей раз не сыскали. К счастью, видимость оставалась хорошей, общее направление казалось понятным. С левой, западной, стороны продолжения хребта Каменистого почти сплошняком шли бесплодные щебнистые сыпухи, спускавшиеся глубоко к ревущей за частоколом елок реке. Восточные склоны были более пологи и покрыты цветущей тундровой растительностью вперемежку с редким приземистым стлаником, чахлым каменноберезняком и высокими желто-зелеными зарослями золотистого рододендрона.

Лиственниц не было видно вовсе – нигде в округе! Зато на склонах распластались елки подушковидной формы – округлые розетки лап диаметром до полутора метров, но поднимающиеся вверх всего до колена. Хвоя на них была негустой, короткой и болезненно-желтоватой. Даже жизнестойкая аянская ель едва-едва переносила невзгоды и лишения в здешних гольцах.

День выдался настоящий июльский – солнечный и теплый, с легким ветерком и кучевыми облаками. В целом путь шел вверх, но состоял из сплошных подъемов и спусков. В одном месте пришлось спуститься глубоко в распадок, продравшись через полосу стланика, достигавшего шестиметровой высоты. Наверняка где-то в стороне существовал более легкий обход по верхам, но потребовалось бы закладывать большой крюк. К нашей радости, лента стланика оказалась узкой, и брахиацией мы почти не занимались.

Преодолев полосу препятствий, оказались в дремучем сыром ельнике и совсем потеряли ориентацию. GPS здесь не работал, раз за разом мы пытались пробиться из долины наверх, пользуясь компасом, но каждый раз оказывались «не на той стороне». Наконец почти наугад вылезли на высокий плакор в правильном направлении и поперли по нему дальше. У обоих опять возникло стойкое дежавю: казалось, вот-вот придем на ту тундровую седловину с бочагом, с которой стартовали утром.

Но главная вершина Сухопадной была совсем рядом. Вблизи она уже не выглядела конусообразной – скорее, плавно закругляющийся купол. Чуть наклонная плоскость плакора, по которому мы поднимались с юга, оставляла впечатление выбитой скотом крымской яйлы или кавказских предгорий: ни ягеля, ни курумников, ни цветущей тундры, ни стланика – сплошная низкотравная луговина. Пологий, но длинный подъем-тягун заставил усиленно потеть и пыхтеть, но вот мы уже у цели – на самой макушке горы!

Отсюда хорошо виден заснеженный Аник на севере. Правее, за долиной Хвоянки, – горы Ягельная и Светлая, левее, за Бачелазой, – Гольцовая и Арсеньева. А еще дальше, между истоками Катэна и Чукена, уже в Хабаровском крае, высилась мощная гора Ко – самый южный двухтысячник России, если не считать Кавказа. Правда, все горы слегка расплывались в струящейся синеватой дымке, не то что на рассвете. А прямо под нами, с северного макросклона Сухопадной, брал свое начало Бикин.

Геодезическая вышка на выположенной вершине лежала в руинах, но рядом кто-то соорудил каменную пирамиду – обо́, сразу напомнившую мне Южную Сибирь, а Косте – Монголию. В недрах обо жил бурундук, а вершину пирамидки с развевающимися между камнями выцветшими тряпочками облюбовал для токовых демонстраций гольцовый конек. Над нашими головами в потоках нагретого воздуха плавал канюк, в пропасти сотнями метров ниже целеустремленно пролетела пара воронов, блестя пером на фоне серой осыпи.

Однако, кроме покорения очередной вершины, нам следовало выполнить еще одну задачу – подыскать место для дальнейшей дислокации. На подъеме мы миновали два маленьких грязных снежничка, но в целом местность для стоянки была неподходящей – ни топлива, ни защиты от ветра. Спустились по восточному плечу горы, ближе к истокам Плотникова и Хвоянки. Наконец облюбовали неплохую ровную террасу на склоне под гребешком из крупных гранитных глыб. В центре блестели три мутноватых водоема от растаявшего снежника, справа радовал глаз альпийский лужок с отцветающим баданом, желтыми солнышками козлобородников и мясистыми купами родиолы розовой – лекарственного золотого корня. Лужайку обрамляли несколько кустов крупного стланика, снизу довольно близко подступал редкий каменноберезняк – значит, и дрова будут в наличии.

На обратном пути ласковый западный ветерок, весь день милосердно смягчавший жару и разгонявший гнус, стал нехорошо крепчать. С закатом заметно похолодало, изжелта-зеленое вечернее небо стремительно очистилось от верениц красных облаков. По очереди зажигались крупные, как всегда в горах, звезды. Как водится, мы блуканули в таежном распадке, но вовремя отыскали свой утренний след и вернулись в лагерь даже быстрее, чем ожидали.

Возле тундрового бочага опять стало неуютно – ветер свистел в ушах, палатки парусило, особенно тяжело приходилось большой, с кое-как починенными дугами. Николай и Юра проделали титаническую работу, соорудив с наветренной стороны от палаток и костра защитный бруствер из принесенных с ближайшего курума камней. Но щелястая каменная стенка высотой по пояс спасала не сильно – пламя с гудением и шипением крутило по всем румбам, то и дело костер задувало совсем. Не помогал даже солидный запас заготовленных сухих ветвей стланика. Все разошлись от кострища рано, замерзнув на сквозняке, хлопнув для сугрева по 50 г спирта, стараясь сберечь остатки пошатнувшегося за последние недели здоровья и сил для завтрашнего финишного броска.

* * *

Как ни странно, на следующий день перебазировались без приключений, хотя и с долгими привалами – быстро изнемогали под тяжеленными рюкзаками. Мешок с консервами с собой пока не взяли, вынув несколько банок на первое время и оставив взамен кое-что из вещей и