Потерянный рай - Эрик-Эмманюэль Шмитт

совести или сожаления, о ты, достойный сын Панноама?

Я догадался, что, паясничая, он таким образом напоминает мне о Тите. Я не стал уклоняться от разговора:

– Нет, я неустанно думаю об этом. Тита… Нура… Ребенок… Что ты мне посоветуешь?

Он расхохотался:

– Я? Ты просишь у меня совета?

– Ты человек, которого я люблю больше всех, Барак.

От гордости он покраснел и смущенно изрек:

– А я – тебя, племянничек!

Затем прокашлялся и уточнил:

– Ты хочешь знать мнение болвана, который профукал свою любовь?

– Но ты же опомнился!

– Согласен, но я спохватился в последний момент.

– Так что́ ты порекомендуешь?

Он похлопал меня по ноге:

– Оставайся с Нурой. Она станет матерью твоих детей.

– А Тита?

– Она будет матерью своего ребенка.

Барак поднялся, сделал три шага и могучей струей мочи оросил темноту, взявшую костер в кольцо. Рыча и вздыхая, он, пьянея от сладострастия, поливал все вокруг, как если бы испытывал подлинное плотское наслаждение. Завершив процесс, он сконфуженно убрал свое хозяйство и воротился к огню.

– Тита не нуждается в твоем обществе. Охотницы из Пещеры отказываются проживать совместно с мужчинами. Эти любовницы без мужей рожают детей без отца и сами воспитывают их, девочек или мальчиков – не важно. Охотницы сильны, как медведицы! Они терпят нас, только пока мы доказываем свою необходимость. А потом они нас прогоняют.

Он крепко потер себе плечи.

– Какой урок скромности, если подумать! Наша почти полная бесполезность должна была бы заставить нас заткнуться.

Барак пристально взглянул на меня:

– Тита не понимает, почему ты ее избегаешь. И почему ее дитя никогда не познакомится со своим отцом.

– Потому что… потому что…

– У тебя нет желания?

– Есть, но… Нура!

Барак почесал бороду и процедил сквозь зубы:

– Нура…

Я воскликнул:

– Ты сообщил Тите, что я женился на Нуре?

– Разумеется. Это не произвело на нее никакого впечатления. Ей, как и всем Охотницам, которые нередко обмениваются мужчинами, ревность неведома. Тита и вообразить не может, чтобы Нура помешала тебе видеть ее и вашего ребенка.

– Нура бросила бы меня, если бы узнала!

Барак с удивлением повернулся ко мне:

– Бросила бы? Да ты оптимист, мой мальчик! Она бы тебя убила! В лучшем случае…

Подув на краснеющие угли, он оживил костер.

– Короче говоря, твоя проблема заключается не в том, с кем ты будешь жить. Она превращается в вопрос «Кому я буду лгать?».

Однажды утром, в двух днях пути от деревни, когда мы собирались сняться с лагеря, огорченный Влаам признался мне:

– Ноам, старики сдают, их мучает ломота, они слабеют. Позволь им передохнуть, хотя мы уже и близки к цели…

Я сразу перебил его:

– Останемся здесь. Сколько потребуется. Чтобы они набрались сил.

Это известие было принято больше с облегчением, нежели с радостью. Помимо того что старики отказывались идти к неизвестному, они утратили привычку к перемещениям. На привалах они выставляли напоказ ноги, обезображенные мозолями в разных стадиях развития: формирующиеся белесые, готовые лопнуть розовые, уже кровящие лопнувшие, покрытые корочками желтые.

Вспомнив наставления Тибора, я предложил Бараку пойти вместе со мной и собрать травы, которые могли бы облегчить страдания болящих.

– Что мы ищем, племянничек?

– Овес и шалфей.

– Как это ты все помнишь? Я путаю травы, забываю их названия и никогда не могу вспомнить, что́ ими исцеляют. Ты мог бы стать знахарем.

– Тибор этого хотел.

– А ты, умник, больше увлекся его дочуркой, чем его знаниями!

– На самом деле я приобрел и то и другое, – со смехом возразил я.

Барак верно учуял: относящиеся к растениям и их целебным свойствам подробности сами по себе укладывались у меня в мозгу и независимо от меня формировали в нем знание. Меня подстегивало восторженное любопытство к сокровищам Природы, подкрепленное моей убежденностью в том, что мир вокруг меня целителен и щедр. Для меня Природа являла собой не противницу, но родную мать. Я не отделял себя от нее: из нее я вышел, от нее зависел и в нее ворочусь. Познать ее означало познать себя. Тибор еще больше упрочил ощущение этого единения. Открывать, изучать, описывать, сортировать, исследовать – эти действия, которые впоследствии назовут «научными», были неразрывно связаны с моей религией, были сродни молитве. Проявление внимания к вселенной означало почтение, которое я испытывал к Богам, мою любовь и благодарность им. Равнодушие было бы глупостью. Хуже – предательством. Восхищение составляло часть моей духовной жизни.

Барак отыскал шалфей, легко узнаваемый по своим имеющим форму пера бархатистым листьям. Я нашел дикий овес.

Воротившись в наш лагерь, я рекомендовал старикам приложить к мозолям компресс с шалфеем. Одновременно я замочил овес в холодной воде, вскипятил ее, остудил и сделал каждому ножную ванну.

Кроме того, я научил мальчишек измельчать мяту и петрушку и делать припарки на пузыри, чтобы этой смесью подсушивать их.

– Затем промойте. Приложите снова. Опять промойте. И повторяйте эти процедуры до самого вечера.

Почесывая бороду, Барак с восхищением наблюдал за действием организованной мною цепочки взаимопомощи.

– Только не говори, что ты об этом не думал!

Он подмигнул. Я прикинулся дурачком:

– О чем?

– Она совсем рядом.

Я знал, что он имеет в виду Пещеру Охотниц. Утром, когда я поспешно согласился на этот незапланированный привал, мысль о ней промелькнула в моем сознании.

Барак покачал головой:

– Знак судьбы, разве нет?

Я улыбнулся:

– Это ты, Барак, заставляешь судьбу говорить.

– Зачем? Она и так достаточно болтлива. А вот люди глухи.

Вечерело. Солнце скользило за горизонт и окутывало пейзаж приглушенным светом. Между окаймленных темными лесами берегов мерцало Озеро, позолоченное лучами заходящего солнца, которое скоро склонится перед тайной ночи и уступит холоду сумерек.

Подбросив дров в костры, мы с Бараком ускользнули на опушку и пустились в свою авантюру. Мы полагали, что нам удалось скрыться незаметно, однако, сделав пару сотен шагов, услышали, как нас окликнул Дерек:

– Вы куда?

Я уже собирался ответить, что его это не касается, когда мой дядюшка бросил ему:

– Идем с нами, Дерек!

Я в изумлении уставился на Барака: как он посмел принять такое решение, не посоветовавшись со мной? Увы, слишком поздно! Дерек уже оказался подле нас, страшно довольный разделить с нами еще одно приключение.

– Куда мы идем?

– Сюрприз! – Вместо ответа Барак хлопнул его по спине. – Ты не будешь разочарован.

Эта затея взбесила меня. В отличие от Барака меня терзало инстинктивное и необоснованное недоверие к Дереку. Казалось бы, мне не в чем его упрекнуть, но я был раздражен тем, что он остается для меня непонятным. Мне с трудом верилось в его