Потерянный рай - Эрик-Эмманюэль Шмитт

class="p1">Рядом с ним я ощущал неловкость. Потому что было неловко ему? Он казался смущенным самим собой, даже неудовлетворенным…

По реакции швей и вышивальщиц, которые при нашем приближении поднимали головы от своей работы, я понял, что женщин привлекает необычная внешность Дерека. Они оказывали ему такое почтение, проникнутое страхом и преклонением, что я буквально ощущал в воздухе исходящую от него гипнотическую силу.

В его жилище мы уселись на трехногие табуреты, и прежде, чем начать слушать меня, он налил мне вкусного малинового вина. Я описал ему мой недавний приход к власти, богатство нашей деревни, грозные предупреждения, полученные в сновидениях нашим целителем Тибором, который полагал, что, живя на берегу, мы подвергаемся опасности.

– Почему бы вам не поселиться в глубине материка?

– Мы Озерные жители, те места нам неведомы. Да и Тибор утверждает, что это ни к чему.

В знак согласия он прикрыл глаза. О моей идее строительства плавучих домов, моем появлении здесь и отказе Влаама я упомянул в последнюю очередь. Когда я закончил, Дерек поднялся с места и склонился передо мной:

– Приветствую человека, о котором возвещали Боги.

– Ты о чем?

– Там, в горах, меня предупредили, что грядут серьезные катастрофы.

– Где?

– В окрестностях Озера.

– Ах вот как, и они тебе рассказали?

– Уже давно. Но на этот раз жертвоприношениями нам опасности не отвести. Катастрофа уже не зависит от Богов: от ярости Озеро выходит из себя!

Это его заявление подействовало на меня, как удар под дых. Его сведения совпадали с тем, что было известно Тибору! Дерек продолжал:

– Они пообещали мне, что придет человек и спасет деревню, переместив ее. Этот человек ты, Ноам.

Он снова поклонился мне:

– Добро пожаловать, посланник Богов.

Такой оборот дела смутил меня.

– Я – посланник Богов? Нет! Ни во сне, ни наяву, даю слово, я и не помышлял об этом…

– Разве Боги не общались с Тибором? А после разве не Тибор направил тебя сюда?

– Действительно…

– Разве Боги не осведомили меня?

– Конечно, однако Боги мне никогда…

– Не важно! Не обсуждай, каким образом Боги вмешиваются в наши дела. Они и мне дали роль: убедить сельчан присоединиться к тебе. Покорившись замыслу Богов, мы свершим свое предназначение.

– Но…

– Мое предназначение – спасти нашу деревню. Твое – спасти людей.

Откровения Дерека ошеломили меня. От его строгого лица и сурового взгляда исходила такая убежденность, что я умолк. Своим скудным умом я никак не мог постичь, что Боги думают обо мне, рассчитывают на меня.

* * *

Дерек проявил необычайную энергию. Кто в нашей деревне посмел бы отважиться на то, что предпринял он? За несколько дней он сумел убедить семьи односельчан покинуть насиженные места, где жили поколения их предков, и перебраться к нам.

Он не щадил себя и не жалел других: тем, кто отказывался, он предрекал худшее; тех, кто надеялся на временное переселение, он убеждал в обратном. Он рокотал:

– Расщелина Богов обречена. Вскоре Боги перестанут приходить.

– Почему? Что плохого мы сделали?

– Богам – ничего. Именно поэтому они пытаются защитить нас и через меня советуют вам бежать. Мы должны последовать за Ноамом.

– Почему?

– Потому что это место вот-вот исчезнет. Озеро разбушевалось. Его воды подымутся, выйдут из берегов и затопят нас.

Дерек действовал совсем не так, как я. Вместо того чтобы успокаивать, он пугал. Хуже – наводил ужас. С красными воспаленными глазами, пересохшими трясущимися губами он стращал апокалиптическими картинами будущего. Каждая подробность его предвидений потрясала: огромные волны; утонувшие младенцы; унесенные потоком, как ореховые скорлупки, дети; сбитые с ног бурным приливом матери; мужчины, взобравшиеся на крыши или вершины деревьев, откуда грязный водоворот смоет их, чтобы тоже поглотить; потоки, несущие трупы людей и животных; покойные предки, выброшенные из своих могил; зловоние, эпидемии, ураган, мрак и всеобщая погибель.

Произнося свои речи, пораженный жестокостью трагических сцен, которые рисовались в его воображении, Дерек трясся, обливался по́том, желтел, бормотал, вопил и заикался. Его пророчества были исполнены достоверности, а гипнотические возможности его голоса окончательно повергали слушателя в головокружительный ужас.

Тибору с его благородными чертами, его сдержанностью и взвешенным здравомыслием никогда не удалось бы столь глубоко проникнуть в души и сердца. А уж мне, всегда предпочитавшему затаить тревогу, а не посеять ее, – тем более.

Присоединившийся к нам Барак тоже смог присутствовать при проповедях Дерека. Эти двое были полной противоположностью друг друга: один – столь мужественный, другой – женоподобный, и все же оратор привел в восторг моего дядюшку.

– Я восхищен! – радостно воскликнул он под конец камланий Дерека, когда вокруг все от ужаса заливались слезами.

– Барак! – возмутился я. – Он верит в то, что говорит, я верю, люди верят!

– Я тоже, племянник, я тоже! Я смакую… Я наслаждаюсь… Ах, что за зрелище!

После своего краткого пребывания в Пещере Охотниц Барак вернулся успокоенный. Малатантра с большим изяществом пожелала им с Еленой счастья.

– Она меня даже не возбудила! Великолепная! Мне не пришлось бороться с искушением!

– В любом случае ты ведь ей ничего не принес.

Он вспыхнул:

– По пути я убил оленуху.

– Барак!

– По привычке! Не люблю я приходить к даме с пустыми руками!

– Малатантра не дама.

– Ты не прав, племянничек! Дама, настоящая дама… Вот уж об этом я прекрасно помню!

Отныне Дерек каждодневно направлял умы жителей в нашу пользу.

У меня он вызывал смешанные чувства. Хотя я восхищался силой его воздействия, его языком, магией его голоса, кое-что меня возмущало: та легкость, с какой он выходил из состояния своего пророческого транса; то, как мало времени ему требовалось, едва оказавшись в моем обществе, вновь сделаться жизнерадостным и сверх всякой меры пить вино. В такие моменты я общался не со встревоженным вождем, не с информированным провидцем, не со снедаемым беспокойством пророком, но с довольным собой легкомысленным повесой. Порой мне случалось заподозрить, что, шокируя, наводя страх, вырывая согласие, он получает удовольствие, то есть почти наслаждается тем, что манипулирует всей деревней.

Отсутствие у него сомнений пугало меня не меньше, чем его зловещие заявления: в зависимости от состава слушателей, он изменял сакральные слова; начисто лишенный скромности, он переиначивал фразы Богов и переделывал свои сообщения, ориентируясь на тех, кто ему внимает, выдавая индивидуальные предсказания. Когда же я указал ему на это, он презрительно бросил:

– Боги повелели мне убеждать. Неужели ты предпочел бы, чтобы я не справился?

– Когда ты упоминаешь Богов, ты берешь на себя их ответственность…

– Я не лгу.

– Однако…

– Я не лгу! Я доношу истину.

Бесспорно, он подтасовывал свои воспоминания только ради