Потерянный рай - Эрик-Эмманюэль Шмитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В начале месяца Влаам как-то вечером пригласил меня к себе.
– Наша община готова, Ноам. Мы весь день паковали инструменты, собирали мешки, набивали узлы самым необходимым. Обещаешь, что хорошо нас примешь?
– Я тебе клянусь.
– Дерек взбаламутил все умы.
– Несомненно. Я восхищаюсь тобой, Влаам. Управлять деревней на пару с другим; такое двоевластие порождает больше проблем, чем решает.
– Разве у меня есть выбор? – вздохнул Влаам, потирая натруженную после сборов спину.
Налив нам выпить, он шумно выдохнул и уселся на трехногий табурет, привалившись спиной к балке.
– Если у меня власть, то у Дерека авторитет. Он имеет влияние на жителей деревни.
– К счастью, он твой брат.
– Сводный.
– Ты проявляешь снисходительность к бастарду.
Влаам побледнел, с опаской пошарил взглядом в окружавшем нас полумраке и прошептал:
– Остерегайся произносить это слово.
– «Бастард»?
Он не на шутку встревожился:
– Тсс! Все, кто назвал так Дерека, сильно пожалели об этом. То есть если успели… И прежде всего – мой отец!
– Как это?
– Однажды, когда Дереку было лет пятнадцать, мой отец Азриэль, который, кстати, хорошо к нему относился, в разговоре с матерью насмешливо отозвался о его голосе: «И с кем же ты сделала нам этого бастарда? С кукушкой?» Через неделю его не стало. Лихорадка, судороги, удушье. Боги покарали его. Потом то же самое повторилось с одной оскорбившей Дерека старухой из нашей деревни. Потом еще с парнишкой, который сочинил издевательскую песенку с этим словом. Три смерти! С тех пор мы не произносим этого слова. Дерек пользуется покровительством Богов: они не только говорят с ним, они его защищают.
Влаам залпом выпил и разоткровенничался:
– Я ухожу вместе со своей деревней, но не веду ее: я следую за ней!
– Как? Ты уходишь не потому, что убежден?
– Я ухожу, потому что я последний неубежденный. Бывает, что вождь подчиняется тем, кем он, казалось бы, управляет. Я принял решение идти за своими сыновьями по дороге изгнания.
На следующее утро три десятка мужчин, женщин и детей с узлами в руках и за плечами покидали землю, на которой родились, готовые никогда больше на нее не воротиться. Многие рыдали.
Барак подошел ко мне и шепнул:
– Счастлив мчаться домой. Я так скучаю по Елене, что, кажется, могу заболеть.
– А я по Нуре!
Он рассмеялся, а затем снизу вверх посмотрел на меня:
– А о ней ты меня не спросишь?
Барак затронул тему, касаться которой я избегал с самого его возвращения. Я нервно сглотнул и развязно ответил:
– Почему же, конечно! Как Тита?
Этот вопрос я задал не задумываясь, просто чтобы сделать Бараку приятное. Он сдержанно ответил:
– Она беременна.
– Кто? Тита?
– Да, от тебя.
Впереди по команде Влаама снялся с места его отряд.
* * *
Самые младшие и самые старшие сопротивлялись. Тяготы пути давили на них сильнее, чем на людей среднего возраста, рассчитывающих заново построить свою жизнь. Старики и старухи шли вопреки своей воле; они стенали, хныкали, тяжело вздыхали, рыдали, приходили в ужас перед склоном, на который предстояло вскарабкаться, или завалом, который следовало обогнуть. Видя замкнутые лица родителей, чуткие к тревожной атмосфере и мрачным настроениям дети скорее ощущали трагизм ситуации, нежели осознавали его – и непрестанно ныли.
Наша толпа ничем не напоминала отправившуюся в поход группу. Когда Охотники, исчерпав возможности территории, меняли место, они ликовали; оживленные, решительные, воодушевленные предчувствием новой участи победители, они стремились к лучшему. Они не оставляли – они приобретали.
Я же видел вокруг себя лишь выражение скорби и ностальгии. Ни один из сельчан и не помышлял о другом месте; все снялись из деревни поневоле. Переселенец – это тот, кто не хочет уходить[31].
Желание остановиться преобладало в них над желанием двигаться вперед. Несмотря на дарования Дерека, угроза оставалась неощутимой: неуловимая для органов чувств опасность казалась им всего лишь страшилкой. Если бы им пришлось спасаться от реального бедствия, они бы помчались. Но они уходили от предстоящей катастрофы. А потому мешкали.
Я понял, что обратный путь до моей деревни займет в два раза больше времени. Барак и Дерек сошлись. Столь многие проявляли к этому любимцу Богов стихийное недоверие, но Барак обожал на ходу болтать, шутить, а порой даже петь с ним, подлаживаясь своим насмешливым голосом к легким и возвышенным переливам, которые исторгала дивная гортань.
По вечерам Барак разжигал отдельный костер и приглашал нас с Дереком посидеть с ним. Он доставал выменянные у Охотниц фляги с вином и предавался питию; Дерек следовал его примеру.
Как-то раз после обильных возлияний Барак склонился к Дереку и воскликнул:
– А ты нравишься женщинам!
– Я? – вяло промямлил Дерек.
– Многие, самых разных возрастов, охотно покувыркались бы с тобой в кустах. Тебе не приходило в голову жениться?
– Лучше бы нет…
Пораженный Барак ответил не сразу. Потом переспросил:
– Лучше бы нет?..
С абсолютной безмятежностью на грани равнодушия Дерек снова прошелестел:
– Лучше бы нет…
Барак послал мне растерянный взгляд, который говорил: «Что-то я не понимаю. А ты?»
Я признался в своем замешательстве, скроив неопределенную гримасу.
Чем чаще мы встречались, тем меньше понимали Дерека. Мое первое впечатление подтверждалось: Дерек с сокрытыми руками не вписывался в представления об обычном человеке. Со своей странной наружностью, то ли мужчины, то ли женщины, то ли птицы, он вдобавок не стремился к общепринятым нормам поведения. Жена, дом, семейство? Об этом он не помышлял. Ремесло? Тем более. Он довольствовался тем, что существует, – странный, другой, чудной. Ничего удивительного, что Боги выбрали его.
«Лучше бы нет…» Можно ли точнее сформулировать его тайну? «Лучше» выявляло желание, тогда как «нет…» сводило его к нулю. Того, кто произнес эту фразу, она не разоблачала, но только еще больше маскировала.
Что же до меня, ночью я плохо спал, а днем вновь мусолил горестные мысли. Тита ждет ребенка, которого мы сотворили во время наших любовных утех… Другой бы гордился, что приобретет отпрыска от этой роскошной женщины, мощной и отважной, чья кровь, смешавшись с моей, произведет крепкого, здорового человека. Несколькими месяцами ранее я бы ликовал. Однако вернувшаяся в мою жизнь Нура стала моей супругой, и я ее обожал.
Как-то вечером, воспользовавшись отсутствием Дерека, который поднимал дух вождей и их жен, Барак подкинул в огонь сухих веток и смерил меня насмешливым взглядом:
– Ты что, забыл, что я тебе сообщил, племянничек? Стер из памяти досадное воспоминание? Удалил из своего прошлого то, что вызывает угрызения
