Дитя минувшего - Кристина Веда

и заполнить тело решимостью. Яростной решимостью, что была готова рискнуть каждым, кто мог встать на пути спасения дедушки. Вспоминание о Марке не могли больше кольнуть сердце, ведь я засунула их на край сознания, больше не замечая.

Одолина встала рядом и принялась с интересом осматривать влажные стены камеры.

Я подошла к решетке и толкнула её бедром, как делал волк Мороза, но та не поддалась. Встряхнула её руками, но лишь ржавый пепел посыпался на каменный пол и звон эхом пошел гулять по коридору.

Я попятилась во тьму, осматривая вырезанную в скале темницу, но стены были гладкими, без выступов и окон. Если что-то и могло нас сейчас вывести, так это божественная милость.

С очередной искрой, что вспыхнула у самых ног, я ощутила жжение в руке. Будто кем-то ведомая я медленно опустилась на землю, в страхе спугнуть догадку.

Наощупь накрыла скалистый пол ладонью и прикрыла глаза. Внимательный взгляд дедушки сменился хмельным взглядом Коляды, а затем ощерившимся образом Марка. С рычанием я встряхнула головой и вновь сосредоточилась на родных карих глазах, обрамленных морщинами и поцелуем десятилетий.

Спасти. Спасти. Спасти.

Пальцы мои ловили пустоту, пока под напряженный треск искр металлическая рукоятка не коснулась ладони. Рукоять меча в виде распахнутых крыльев лебедя легла в ладонь, точно прорываясь сквозь землю и я схватила её, вырвав из камня.

Звон рассек тьму и с таким же треском обрушился на ржавую, но зачарованную решетку. Меч-кладенец легко прошел сквозь металл, точно по маслу. Я раскрыла глаза лишь тогда, когда прутья посыпались к моим ногам, а впереди засиял проход из темницы.

Дверь висела на петлях, но превратилась в обрубленный забор.

– Какая ты сильная, – ахнула за спиной Доля, но я лишь отряхнулась от похвалы. Она не знала, о чем говорила.

– Иди за мной, – приказала я её и вышла из клетки, переступив прутья.

Ждала, что волки Мороза вырвутся из-за углов и кинутся на нас, но было тихо. Впереди манил свежий воздух, точно выводя из пещеры, и я повела сестру туда.

– Подозрительно тихо, – прошептала Доля, выглядывая из-за моего плеча и крадясь на цыпочках.

Я сжала меч сильнее, держала его так, как учил Марк, и была готова согласиться, но промолчала. Хоть что-то должно было даться мне легко.

Все мысли были посвящены дедушке и тем больше я обрадовалась, когда сводчатый потолок оборвался и показалось чистое небо.

Свежий, морозный воздух ударил в лицо, раскидал волосы на плечи и дышать стало легче. Что-то прошлось щекоткой по спине, точно за нами наблюдали из самой тьмы пещеры.

– Бежим, – приказала я сестре, – как можно дальше.

И мы побежали средь деревьев, ныряя под ветвями и теряясь меж стволов.

19 Глава, где срываются маски

Злость и обида сводили мышцы в напряжении. Марк вырвался через узкий проход в скале наружу, туда, где ветви склонялись над входом, укрывая его от любопытных глаз. Ветви переплетались меж собой, не пропускали свежий воздух и духов, что слетались к пещере и тревожно бродили между елей. Они предчувствовали смерть и боль, предвкушали вкус божественной крови на своих иссохших губах. А потому застыли на мгновение, ощутив выбравшегося на природу Марка, а затем кинулись по его следу, превратились в гончих.

Сила его плескалась как в переполненном сосуде, она была заманчиво близка, но и разрушительна. С рук Марка стекал черный дым и испарялся у самой земли, клубился паром.

Бестелесные духи лишь облепили ветви елей и свисали с них то тут, то там, окружили вход в пещеру, прильнув к скале так, будто хотели слиться с этой породой.

Они уже вытягивали морды без ноздрей, слизывая аромат силы, покушаясь на божественную кровь, но рычание разрезало плетью их уверенность. Духи сжались, сплелись с деревьями и камнями, прячась.

Где-то в пещере притаился Азиз, но не выходил наружу, где блеклый солнечный свет был готов распрощаться со днем и пасть в объятия ночи.

Марк не слышал рычание Азиза, не видел клубившихся у ветвей и входа в пещеру духов. Он лишь топтался на месте, а потом сорвался куда-то вдаль, побежал бесцельно, прокручивая в голове образ своей сестры, потом Миши.

Алина. Миша. Миша. Алина. Миша…

И каждая в нем разочаровалась.

Он зарычал. Схватился за голову, стянув черные волосы. Упал на влажную землю, но физическая боль не принесла облегчения, не перекрыла моральные муки.

Надежда на спасение Алины, что мелькала путеводной звездой, сейчас оставила лишь блеклый след, за хвост которого Марк хватался, но ощущал лишь пустоту.

Миша злилась на него, отвернулась и отказалась помочь.

Но она не такая.

Она бы помогла, если бы не его предательство.

И Марк с яростью размахнулся, ударив кулаком по земле. Ветви вокруг затрещали, как кости, а гриб под его рукой рассыпался пепельной пылью. Духи втянули шеи, дрожащей спиралью обступая полубога, но ни один не осмелился коснуться его. Это были лишь бесплотные тени – не упокоенные души, просочившиеся в этот мир через разрыв в полотне Нави. Только они и клубились в этом лесу, на пути к пещере. Полевики, лешие, даже самая мелкая живность ушли. Живая энергия не могла существовать в тех краях, где чувствовался холодный след Мороза. Лес опустел. Даже смерть тут казалась тише.

– Алина…

Марк прохрипел имя, будто вырывая его из ребер, и рухнул на колени, прижимаясь лбом к сырой земле. Он вдыхал прелый запах хвои и чувствовал, как злость жгла ему спину, а пальцы сводило судорогой. Слёзы выжигали даже закрытые глаза, не находя утешения. Он злился. На себя. На Мишу. На весь мир.

И вдруг спины Марка кто-то коснулся, он ощутил что-то тёплое и родное. Оторвал голову и так и замер с раскрытым ртом.

Маленькая, в его кофте, перед ним стояла Алина.

– Тебя не может быть здесь…

Он сам хоронил её. Он помнил руки, холодные и тонкие, помнил, как оплакивал тайком сестру, а перед всеми держался. Но сейчас она стояла перед ним, как в тот роковой вечер. За мгновение до нападения собаки.

Её лицо было бледным, почти прозрачным, как туман в лунную ночь. Волосы черной рекой спадали на плечи. Она не говорила, не могла. Но в её взгляде читался упрек.

Марк с трудом приподнялся и протянул к ней руку.

– Прости меня… – прохрипел он, и слеза скатилась по щеке, впиталась в землю.

Алина склонила голову, словно принимая его вину, и мягко дотронулась до его руки. Затем села рядом и прижалась к нему, как в детстве,