Дитя минувшего - Кристина Веда

Но Касим был непреклонен:

– Ты должен охранять периметр. Если нечисть, – он помедлил, точно слова дались ему тяжело, – или Марк приблизятся, не дай им войти.

– Но… – Вихрь переминался с ноги на ногу, впервые за долгое время не зная, что сказать.

Касим посмотрел на него с вынужденной строгостью.

– Это важно, Вихрь. Если ритуалу помешают, то всё потеряно.

Вихрь сжал кулаки, словно понял, что должен подчиниться. Но уходить, зная, что я в опасности, было мучительно. Он обернулся и посмотрел на меня. Солнечная улыбка осветила душу и согрела сердце. Вихрь улыбнулся по-детски, как всегда широко, искренне. Как будто ничего плохого не могло случиться.

– Я быстро, друг, – предупредил он, прежде чем исчезнуть среди деревьев, занимая пост на границе леса.

И тогда я ощутила всю серьезность ритуала. Под лунными лучами мы встали с Долей друг напротив друга и ведомые указаниям Касима взялись за руки, замкнув круг. Искры лопались вокруг нас, пока не притянулись к центру и не превратились в нити.

Сила полилась по нашим рукам, сплетаясь яркими нитями и окутывая пространство.

***

Вихрь стоял на границе леса, внимательно следя за деревьями, ожидая любой опасности. Духи уже пыталась прорваться, как назойливый мухи, но его ветер сдерживал их, превращая в бессильные тени.

Он ощутил чье-то приближение, быстрое, прямиком из тьмы. Был готов напасть и оборонять территорию, но так и замер, встретившись с бледным, запыхавшимся лицом. Родным.

Марк выглядел измождённым. В глазах стояла злость и холодный расчёт, но в глубине Вихрь ощутил страх и отчаяние. Он с первой встречи мог почувствовать брата своей души.

Марк шел быстро, тяжело дыша, будто только что сбежал из когтей самого Мороза. Так оно и было, он сбежал, чтобы попасть в новую ловушку, но на пути появился знакомый и уже прикипевший к нему дух.

Под сопение теней Марк встал напротив Вихря, лицом к лицу, а у последнего замерло бы сердце, если бы оно билось в груди. Ведь он видел того, кого любила его душа при жизни, ради которого была готова вновь лишиться этой жизни.

– Вихрь. Я должен войти, – прохрипел Марк, все поглядывая во тьму за спиной духа.

Вихрь должен был остановить его, ведь Миша приказала охранять ритуал. Но что-то внутри ныло и кричало, что Марк не мог оказаться предателем, что он нуждался в ритуале не меньше, чем Миша.

Вихрь ощущал на коже съедавшее Марка желание изменить прошлое и вернуть Алину. Он ощутил это еще в их квартире, где впервые встретил мать и отца своей прошлой души. Но что бы произошло с самим Вихрем, если у Марка бы получилось спасти Алину и восстановить её душу? Смог бы Вихрь существовать дальше или исчез бы из мира, так больше и не взглянув на друзей? По своей природе он жаждал жить, вкусить свободу и легкость за то, что лишился жизни так не справедливо. Но сейчас, смотря в родные темные глаза, он с благодарностью принял свою судьбу.

Будь, что будет.

Марк сделал шаг вперёд, а глаза Вихря наполнились слезами. Решение было принято, и он раскрыл руки для, возможно, последних объятий в своем коротком существовании. Но Марк отшатнулся. Задумчивый, решивший разрушить этот мир и во чтобы то не стало спасти сестру, он даже не понимал, как был близок к цели. Вихрь на его пути был лишь преградой, а потому Марк отшатнулся во тьму. С потонувшими в ночи шлепками он постучал Вихря по плечу и с губ сорвались слова благодарности.

– Спасибо, Вихрь.

А затем, опьяненный болью, Марк прошел сквозь духа.

Тьма взвилась вокруг Вихря, и он смахнул слезы, вновь откинув не упокоенные тени, скользнувшие за полубогом. Старался не смотреть назад, туда, где уже скрывался Марк.

20 Глава, где я делаю выбор

С каждым шагом сердце Марка громче ухало в груди, и он сорвался на бег. Ощутил кожей, как Миша уже творила ритуал, чтобы спасти своего дедушку. Но сотвори она его, то возможности спасти Алину могло больше не появиться.

Откидывая хлеставшие по лицу ветви, Марк влетел на поляну, вынырнув из тьмы. Воздух перед ним вибрировал, наполняясь золотым светом, исходившим от Одолины и Миши. Сестры держались за руки, их силуэты почти слились в один, поглощенные светом. Точно дирижёр над ними летал Касим и отдавал указания, но стоило ему заметить Марка и застывший на девушках ожесточенный взгляд, то ворон тут же спикировал вниз и кинулся наперерез полубогу.

Но Марка не заботил Касим.

Он громко свистнул, от всей души призывая спящих во тьме волков. Свист пронзил округу и земля сотряслась, как когда-то в начале лета. Из мрака, что сочился из самой Нави, появились очертания зверей. Волки нервно дергали хвостами и прислушивались к эмоциям своего хозяина. Чёрные, как ночь, неестественные, с пылающими красными глазами. Они ощутили злость и кинулись на бросившегося на перерез Марку Касима, рыча и хватая его когтями.

Касим взвыл, отлетев в сторону, но звери снова набрасывались на него, загоняя в ветхий дом. Рычали. А тот трепыхался, прижатый к отсыревшим бревнам. Загнанный.

Свист.

Этот свист!

Сознание Миши было далеко в воспоминаниях, но свист выдернул её в реальность, окропив кровью и гарью руки. Она вдруг вспомнила, как бежала, подгоняемая свистом, как оставляла горящего за спиной дедушку в этом звуке.

Вырванная в настоящее, Миша осознала, что слышала свист раньше. В тот страшный день, когда напали на неё. Когда всё разрушилось.

Она оторвала взгляд от спокойного лица Доли и нашла приближавшегося к ним Марка. Отстраненный, с бледной кожей и черными волосами он выглядел как смерть, явившаяся за ней. Ни один мускул на лице не дрогнул, пока крик Касима сливался с рычанием волков.

– Это был ты?! – вскрикнула Миша и её голос разорвал воздух, вырвавшись из творившегося колдовства. Руки, что сжимали ладони Доли задрожали и временной поток изменился. Силы ритуала, завязанные на эмоциях, дрогнули. Пространство заколебалось, золото смешалось с тенями, кружившими вокруг. Точно молоко на огне, золото начало шипеть, поглощаемое мраком, выплескиваясь яркими искрами. Одна такая искры лизнула покосившуюся избу, и крыша той воспламенилась золотым огнем.

Но Миша не могла оторваться от глаз Марка, их заволокла чернота. Он вдруг оказался так близко и ворвался в поток времени. Его эмоции, не злость, не гнев, а горечь и боль, оказались сильнее, чем у Миши.

Яркой вспышкой пространство испарилось на какое-то мгновение, пока темными бликами не начало