Дитя минувшего - Кристина Веда

холодном, пронизывающим ветре, Касим летел во тьме куда-то вперед. То и дело переворачивался и трепыхался, будто никогда не летал, а тело почти не слушалось.

Стоило силам и долголетию покинуть Касима, как уверенность впервые пришла к нему. Теперь он не ощущал себя виноватым и искренне выбрал то, что желал.

Ветер выплюнул взъерошенного Касима на высокую ель. Он не успел ухватиться и повалился на землю. Хрустели толи ветви, толи позвоночник от ударов. Он упал на спину.

Уставился в серое небо и боль неприятно расплылась по телу, свела крылья. Касим тут же перевернулся, удивляясь своим ощущениям, ведь без благословления Коляды было не привычно.

Он лишил его сил, но не знаний.

Потоптавшись на сырой, усыпанной зелеными иголками и ветвями земле, Касим высунул коготок.

Что-то вспоминая, он принялся чертить на земле знаки и символы, которые рисовал менее месяца назад.

В прошлый раз он был напуган, ругал себя, что не мог защитить Мишу и возложил на себя так много. Потому ревность сжимала его сердце, когда ребячливый, но сильный дух смог сделать то, что не далось пожившему и мудрому ворону. Но сейчас в каждую черточку Касим вкладывал благодарность и вспоминал образ Вихря.

«Дух ветров, узри зов души,

Приди, заслони, от бед огради».

Воздух затрещал и Касим посмотрел туда, где ветви елей склонились к земле, точно придавленные ветром.

Он ждал Вихря.

***

Влажные стены каменной клетки поблескивали от снопа искр. Это потрескивание, раздающиеся из ниоткуда и всюду уходящее эхом, уже раздражало.

С очередным треском я вскинула голову и злобно поджала губы. Но искры лишь стали ярче.

– Чем больше ты нервничаешь, тем больше искр, – прошептала девушка у стены напротив, и я впервые за долгое время, проведенное в пещере, посмотрела на свою, вроде как сестру.

Она наблюдала с интересом и теплом, казалось её вовсе не смущало, что мы были пленницами Мороза и уже какой час прозябали в темной скалистой пещере.

– Ты переживаешь, – мягко заключила она и я вспыхнула.

– А ты нет?!

– Нет. Я знала, что ты придешь.

Секундное замешательство выбило мысли о дедушке, и я по-новому посмотрела на ту, кто был моей сестрой.

– Так значит ты знала, что тебя схватят?

– Ага, – она довольно кивнула головой и поджала к себе ноги, обняв их, – я предвидела нашу встречу, а потому позволила унести себя. Кажется, это был волк.

– Волк?!

– Смешное вышло зрелище, – улыбнулась сестра, а я поняла, что даже имени её толком не знала. – Ко мне пришли клиенты, а тут в окне я, на спине волка уплываю вдаль. Интересно, что же им морок выдал? Может я для них на метле улетала? – она звонко рассмеялась, точно колокольчики Коляды, а затем продолжила со спокойной улыбкой. – Хотя им не привыкать, все знают, что я странная.

А я вновь кроме вопросов ничего не могла произнести:

– Клиентов?

– Ага.

– А ты кем-то работаешь?

– Ну конечно, я ведь будущее вижу, заряжаю на счастье. Угадаешь профессию?

– Инфоцыганка?

– Нет, я гадалка.

И я по-новому посмотрела на девушку в растянутой футболке и когда-то белой, узорное юбке. Мы выглядели странно, я в вечернем оборванном платье, сбежавшая с балла, и она, будто вышла на прогулку с собакой. Но находясь в клетке, я ощущала боль и тяжесть, а она была рада здесь оказаться.

– Ты, кстати, не знаешь моего имени. Меня зовут Одолина, но вслух я произношу только Доля.

Предостережения Мороза о полном имени пронеслись в сознании, и я спросила сестру:

– Зачем ты назвалась полностью? Ты меня не знаешь, я могу использовать твоё имя для плохих целей.

– Но ты не станешь, – засияла Доля и оторвалась от каменистой стены. Наклонилась ближе, – я ведь и твоё имя знаю, то, что тебе дала мама и отец.

Я сжалась. Не знала почему, но слова о матери и отце вызвали во мне бурю гнева. Ткань платья захрустела в сжатых кулаках.

– Не говори про них. Для меня их не существует, как и другого имени. Меня зовут Миша. Так звал меня дедушка, а не иначе.

Доля кивнула, с раздражающей печалью всматриваясь в меня.

Повисла тишина, а раздражающий треск искр стал громче и раздавался чаще. Сердце билось с ним в унисон.

Доля вдруг заговорила:

– Тот парень, что заходил…

– Не говори про него, – почти прорычала я и глаза загорелись. Я с такой силой прикусила губу и впилась поломанными ногтями в нежную кожу ладони, что ярость стала лишь теплым одеялом, бережно укутав мои плечи.

Ослепило. Только белые пятна закружились в хороводе, слились с оранжевыми искрами. Знакомое лицо вклинилось в хоровод и поглотило зеленью своих глаз.

Мои кулаки накрыли ладонями и теплые волны прошли по телу дыханием летнего ветра, сладким ароматом свободы и стремлением жить. От макушки и до кончиков ног эти волны расслабляли. Тело сдалось, а Доля завладев вниманием, нашла мой взгляд:

– Я чувствую, как тебе тяжело. Потому и сдалась Морозу, ведь ты нуждаешься во мне.

Я всхлипнула носом и посмотрела на Долю недоверчиво. Как она могла добровольно сдаться в лапы того, кто мог лишить жизни? А затем вспомнила дедушку и горящие бревна нашего дома, его взгляд, направленный на сбежавшую меня. Стоило отмотать время, и я бы бросилась в огонь, переступила через свой страх и спасла его.

Доля прочитала вопрос во взгляде, а может ощутила его и произнесла также мягко:

– Скажи, зачем ты звала меня?

– Я не звала. Я даже не знала, что ты существуешь…

– Но я пришла на твой зов, Миша. Чего ты сейчас жаждешь больше всего?

И точно яркой лентой в голове всплыли слова Мороза.

«Ты сама можешь спасти его».

Я выпрямилась, сама накрыв руки Доли и заглянула в живые, зеленые глаза. Просьба сорвалась с губ трепетно, испуганно, точно бабочка спорхнула от дуновения ветра:

– Помоги спасти дедушку?

– Дедушку?

Я кивнула.

– Мой дедушка остался в огне, и я хочу спасти его. Вытащить из петли прошлого и перенести в настоящее, но для этого мне нужна вторая душа.

– Я чувствую, – кивнула Одолина и точно что-то увидев, взгляд её остекленел. Стал скорбным, печальным, но произнесла она другое, – я видела, что ты вернешься в прошлое…

– Видела?

– Да, – она ласково погладила меня по руке, – я вижу будущее, а ты прошлое. Думаю, объединив силы, мы сможем открыть временной проход.

– И спасти дедушку, – закончила я, на что сестра кивнула.

Утерев нос, я резво встала на ноги. Они ныли, закоченели от времени и холода. Платье трещало, но мороз отступил, позволив сердце раздуть тлеющие угли