Дитя минувшего - Кристина Веда

колотилось так громко, что заглушало всё остальное. Мысли, что воронкой крутились в голове вдруг ухнули вниз, оставив лишь пустоту.

Где-то внутри, сквозь ревущий огонь, послышался хриплое карканье, и оно резануло по ушам. Миша посмотрела на горящий дом, не веря в происходящее, а совсем близко сестра назвала имя Хранителя.

Касим.

Взгляд Миши вернулся к затягивающемуся порталу. А затем к дому. Она могла ещё раз нырнуть в поток. Вернуться. Найти дедушку.

Но тогда Касим остался бы здесь, в огне, среди объятий смерти и дыма.

Касим еще был жив. А дедушка нет.

Миша сжала зубы, отчаянно рыча и покачиваясь с сестрой на руках, слёзы потекли по лицу.

Неужели судьба сыграла с ней злую шутку и заставила выбирать?!

Она бросила взгляд на временной портал, затем на горящий дом, портал, дом…

С болью, с последним отчаянным взглядом, она опустила сестру на землю и поднялась. Глаза выжигал металл, в который превратилась сама Миша, выкованная молотом времени.

И она сделала шаг назад.

Потом ещё один.

И задерживая дыхание побежала в полыхающий дом. Под треск и звуки битвы её обдал жар, с которым огонь лизал стены, пытался сожрать Хранителя и саму Мишу.

Гарь тут же заполнила легкие, прерываясь на громкий кашель Миша звала Касима. Огонь взмыл откуда-то сбоку, поглощая тело. Её крик потонул с треском бревен. Кожа обуглилась на запястье, прожжённая и черная. Это был не обычный огонь, будучи искрой заклятия он выжигал до костей. Все слезилось и плыло. Рука пылала, точно осталось только мясо, но прежде, чем рухнула крыша, Миша успела найти серую точку в центре комнаты. Дым вокруг неё развеялся и Касим лежал так, словно заснул. Миша подняла его целой рукой, но огонь лизнул спину, и Миша упала на колени. Все плыло впереди, но она не могла сдаться и оставить Хранителя в огне.

В помутненном от гари сознании всплыли крепкие руки, они подняли Мишу за плечи и подоткнули к выходу, мягко, заботливо. Запах душистых трав вытолкнул гарь из легких, и Миша обернулась, заметив расплывчатую тень. Она стояла крупным пятном и, кажется, махала на прощание.

Без сил и памяти Миша вывалилась наружу, прижимая к груди серого ворона. И вместе с ним она рухнула на землю, вся в копоти и гари. За спиной рухнула крыша, поглощенная магическим огнем. Миша потеряла сознание.

Потеряла дедушку.

Но спасла настоящее.

Одолина с трепетом и тревогой проследила за закрывшемся порталом, что схлопнулся снопом искр. На слабых руках, подтягивая тело, она поползла к сестре.

Недалеко раздавались звуки битвы, но с каждой минутой они уносились в лес, пока и вовсе не исчезли. Под довольное урчание огня и треск бревен разливалась поглощающая все тревога и тишина. Лишь сердце гулко билось в ушах.

Уже никто не видел, как Марка отшвырнуло в ствол дерева на самом краю леса, и он без сил скатился на землю. Сломленный, одинокий. Его сердце изнывало от ненависти к самому себе и Морозу. А тот лишь рассыпался снежными искрами и исчез.

На пошатывающихся ногах Марк влил свою боль в громкий свист и рухнул на землю. Тут же из тьмы возникла новая стая волков. Клубящиеся мраком, пышущие смертью они рычали и скалились, подпитываемые ненавистью и страданиями, рыскали в поисках добычи. Но по всей поляне, сколько бы они не смотрели, виднелся лишь сам Марк – одинокий полубог, которого захлестнуло отчаяние. Волки выгнули спины, ведомые его эмоциями.

Перекатившись спиной на землю, Марк посмотрел на черное небо и кроны деревьев, но увидел лишь пустоту. Что-то слабое трепыхалось в груди, а затем затихло, погибнув. Марк прошептал:

– Простите меня. Обе.

Он закрыл глаза, испытав жгучую ненависть к самому себе, что скатилась горькой слезой по виску. Сильные эмоции указали потерянным волкам путь и с рыком они кинулись на самого Марка, поглотив его тьмой.

***

Солнце ярко освещало пространство, растворялось оранжевыми пятнами в глазах. Мягкая перина обнимала, точно родной человек, и возвращала в мир.

Я пробуждалась после долгого и темного сна, что лентой вился за мной и мелькал за спиной, стоило хоть немного оглянуться.

– Мишенька, – каркнули рядом и взгляд наткнулся на Касима.

– Жив, – выдохнула, а губы задрожали. Хотела коснуться его серых перышек, но рука оказалась чужой и странной. Кожа от пальцев и до локтя была белой и неровной, болела от натяжки, точно заживший ожог, уродовавший тело.

– Прости. Я потерял силы. Не мог вылечить тебя полностью…

Я перебила Хранителя:

– Это не важно. Спасибо, что выжил!

Слезы вдруг выступили на глазах, одеяло выпустило мои руки и Касим прыгнул к самой груди.

– Не плачь, – взмолился он, прижимаясь к моей груди, а я не могла остановить слезы и сильнее сжала ворона в объятиях. Погладила его по серым перышкам, удивляясь, как он уменьшился в моих руках, точно похудел и состарился.

– Прости меня, прости, – просила я тихо, заикаясь от слез.

– Это ты прости, – плакал в ответ ворон, распластавшись у меня на груди. Он трясся, добавляя, а затем сам себя ругая. – Дурная девчонка, ну зачем ты вернулась за мной? Мишенька, прости, это всё я, непутевый Хранитель…

Я шмыгнула носом и отлепила от себя совсем расклеенного ворона, заглянула в его черные глазки, так странно блестевшие на фоне белых крыльев, и улыбнулась сквозь слезы:

– Касим, даже не смей. Ты мой друг, я без тебя никуда. А ну, чего повесил клюв? Прикупил новый наряд, а мне не сказал?

– Вот дуреха. Это называется седина, доживешь до моих лет, так поймешь!

– Так это ты от старости стал белой вороной?

– От нервов, – нахохлился он, съязвив, чем заставил меня улыбнуться. Хоть что-то оставалось прежним, – с тобой же любой поседеет, дурная девчонка.

Я лишь кивнула. Солнце мягко освещало контур Касима и наконец выделило из очертаний комнаты мою сестру – Долю. Всё это время она молча сидела у края кровати и смотрела на нас с улыбкой.

Заметив мою изуродованную руку, что я вытянула на одеяле, она накрыла её своей. Волны тепла вдруг прошлись по мне, мягко и успокаивающе.

– Мне не приходилось еще лечить от магического огня и это единственное, что я смогла сделать, – виновато произнесла Доля, осмотрев мою натянутую кожу, но улыбка тут же скрасила её расстройство, – если бы не Касим, то не знаю, что стало бы с рукой, она была вся черная.

Я все понимала, а потому произнесла одними губами:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – кивнула она.

Касим наконец утер слезы крыльями и спрыгнул с меня в руки к Доле