Пржевальский - Ольга Владимировна Погодина

словом не обмолвились о святыне, явно не желая пускать туда чужаков. Только впоследствии Пржевальский узнал, что совсем недавно, в 1879 году, это место посетил первый европеец — австро-венгерский путешественник граф Бела Иштван Сечени.

«Все пещеры выкопаны людскими руками в громадных обрывах наносной почвы западного берега ущелья. Расположены они в два неправильных яруса; ближе к южному концу прибавлен третий ярус. Нижние ряды сообщаются с верхними посредством лесенок.

Все это тянется на протяжении почти версты, так что здесь действительно наберется если не тысяча, то наверное несколько сот пещер больших и малых.

Немногие из них сохранились в целости; остальные же более или менее разрушены дунганами, дважды здесь бушевавшими. Кроме того, разрушению помогло и время; многие карнизы и даже целые половины верхних пещер обвалились, так что помещавшиеся внутри их идолы стоят теперь совсем наружу.

На южной оконечности пещер находится кумирня, где живет монах (хэшен), заведующий всей этою святыней. Он сообщил нам, что пещеры устроены весьма давно, еще при династии Хань, и что постройка их стоила очень дорого. Действительно, работы при этом было гибель. Необходимо было каждую пещеру выкопать в отвесном обрыве почвы (правда, нетвердой), а затем внутри оштукатуривать глиною. Кроме того, верхние своды и стены всех пещер покрыты, словно шашками, маленькими изображениями какого-либо божка; местами же нарисованы более крупные лица богов и различные картины.

Каждая из малых пещер имеет от 4 до 5 сажен в длину, 3–4 сажени в ширину и сажени 4 в высоту. Против входа, в углублении стены, помещен в сидячем положении крупный идол, сам Будда; по бокам его стоят несколько (обыкновенно по трое) прислужников. У этих последних лица и позы изменяются в различных пещерах.

Большие пещеры вдвое обширнее только что описанных. В них идолы гораздо крупнее, иногда вдвое более роста человеческого; стены же и потолок отделаны старательнее.

Притом в больших пещерах главные идолы поставлены посередине на особом возвышении; идолы же помельче расположены сзади этого возвышения и по бокам стен.

В особом помещении находятся два самых больших идола всех пещер. Один из них, называемый „Да-фу-ян“, имеет около 12–13 сажен высоты и от 6 до 7 толщины; длина ступни 3 сажени; расстояние между большими пальцами обеих ног 6 сажен. Этот идол обезображен дунганами. Другой большой идол, называемый „Джо-фу-ян“, по величине почти вдвое меньше первого. Наконец в двух пещерах, вдоль задней стены, помещены в каждой по одному очень большому идолу в лежачем положении. Один из этих идолов изображает женщину. Другой, называемый „Ши-фу-ян“, окружен своими детьми, числом 72. Голова этого идола, кисти рук, сложенных на груди, и босые ноги вызолочены, одеяние же выкрашено в красный цвет. Все идолы, как большие, так и малые, сделаны из глины с примесью тростника.

Перед входом в главные пещеры, а иногда внутри их помещены глиняные же изображения разных героев, часто с ужасными, зверскими лицами. В руках они держат мечи, змей и т. п.; в одной из пещер такой герой сидит на слоне, другой — на каком-то баснословном звере. Кроме того, в одной из пещер поставлена большая каменная плита, вся исписанная по-китайски; вверху ее и на сторонах видны какие-то крупные надписи, непонятные для китайцев, как нам сообщал провожавший хэшен. При больших пещерах, а иногда и при малых, висят большие чугунные колокола; внутри же находятся особые барабаны. Все это, конечно, употреблялось прежде при богослужении.

Таинственный мрак царствует в особенности в больших пещерах; лица идолов выглядывают какими-то особенными в этой темноте. Понятно, как сильно должна была действовать подобная обстановка на воображение простых людей, которые некогда, вероятно во множестве, стекались сюда, чтобы поклониться воображаемой святыне».

Посетив пещеры (что было несомненной удачей), экспедиции пришлось столкнуться с трудностями. Во-первых, чтобы выйти к ключу Дачуань на пригодную для передвижения равнину, на противоположной стороне которой расположен центральный кряж Наньшаня, пришлось сделать шесть верст крайне трудного пути по ущелью. Во-вторых, проводник объявил, что впереди безводный переход и, как впоследствии оказалось, совершенно умышленно завел путешественников в тупик, а затем объявил, что дальше не знает дороги. Наверное, расчет был на то, что экспедиция вернется в Шачжоу, но не тут-то было! Разъяренный Пржевальский прогнал проводника и решил идти в горы сам. Сделав один неверный заход, в результате которого пришлось вернуться, он проложил маршрут по левому берегу Данхэ, и этот маршрут оказался удачнее. Выйдя к равнине, Пржевальский изменил порядок следования экспедиции: теперь вперед высылались два разъезда по два человека на 2–3 дня для разведки пути. В один разъезд поехали казак Иринчинов и препаратор Коломейцев, в другой — унтер-офицер Урусов и сам Николай Михайлович.

Это принесло свои плоды. Меньше чем через день Пржевальский с товарищем заехали в ущелье и услышали человеческую речь, а минуту спустя увидели двух монголов, выехавших им навстречу. Монголы, завидев чужаков, хотели было удрать, но поневоле вступили в разговор. Хотя монголы и пытались соврать, Пржевальский сообразил, что они должны знать местные горы и частью уговорами, а частью силой заставил их поехать с ними в лагерь. «Волею-неволею, дрожа от страха, монголы поехали под нашим конвоем. Дорогою, видя, что мы ничего дурного не делаем, наши пленники немного успокоились и прежде всего начали расспрашивать, кто наш начальник и какую имеет он на шляпе шишку, то есть чин, нисколько не подозревая, что сам начальник едет с ними в простой парусинной рубашке. Поздно ночью приехали мы к своему бивуаку, где монголы были напоены чаем, накормлены, но для предупреждения бегства посажены под караул. На следующий день утром эти простаки сильно удивлялись, что приведший их из гор „оросхун“, то есть русский человек, был сам начальник отряда. Видя безысходность своего положения, плененные монголы, сначала отговорившиеся незнанием пути в Цайдам, объявили наконец, что покажут нам туда дорогу».

Оставив на месте лагеря воткнутую палку с насаженной запиской для Иринчинова и Коломейцева, караван тронулся в путь с новыми провожатыми поневоле. Им пришлось спуститься опять к Дан-хэ, и от нее свернуть вдоль маленькой речки Кукусу. Всего через три версты проводники вывели экспедицию в прекрасную долину, где можно было хорошо отдохнуть и людям, и верблюдам.

«Место это, привольное во всех отношениях, окрещено было нами прозвищем „Ключ благодатный“, чего и действительно вполне заслуживало. Устроились мы здесь даже с известным комфортом. Обе палатки, наша и казачья, были поставлены на зеленой лужайке; постельные войлоки, насквозь пропитанные соленою пылью пустыни, были тщательно выколочены; вьючный багаж уложен в порядке, а кухня, как притон всякой нечистоты, отведена несколько поодаль. На противоположном берегу той же протекавшей речки Куку-су в глинистом обрыве казаки вырыли печку