Царства смерти - Кристофер Руоккио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заметил завитые щупальца и перепончатые крылья, складчатые и морщинистые, похожие на нёбные миндалины морды существ, многочисленные уродливые глаза и конечности. Одно напоминало гигантского змея, другое – многорукий мозг. Еще одно цеплялось за резную колонну подобно летучей мыши, а внизу под следующей аркой бурлила бесформенная каменная масса.
– Наблюдатели… – выдохнул я, не переставая оглядываться.
Мои сопровождающие не знали языка людей и не обратили на мои слова внимания.
К нам присоединились еще солдаты и проводили к лифту, на котором мы поднялись в другой зал, еще больше первого. Потолок здесь подпирали изогнутые косые колонны. Ряды Бледных со всех сторон наблюдали, как конвоиры тащили меня по роскошным коврам, на которых оставались следы моих грязных ног.
В воздухе пахло благовониями, где-то трещал огонь. Мы взошли по пологой лестнице к арке, там несли караул стражи в черно-белых доспехах, вооруженные начищенными до блеска алебардами. Наверху я понял, что мы прибыли в пункт назначения. Сквозь высокие окна лился фиолетовый свет, и я узнал фрактальные искажения гиперпространства, размытые и вытянутые в линии звезды, измененные от высокой скорости нашего прохождения. От этого на гладком черном полу создавался эффект волн. Ни в одном здании, построенном людьми, нельзя было встретить такой дьявольской геометрии, таких очертаний, какими обладали здешние железные арки и заостренные окна. Пол был ребристым и неровным, а из стен и колонн как будто выступали сьельсинские кости.
Это место было похоже на тронный зал, только без трона. Вместо него над пространством под высокими узкими окнами господствовала белая каменная полусфера с круглой дверью, к которой можно было подойти только по узкой каменной полоске над бездной, на дно которой невозможно было спуститься живым.
Бум!
Как только я перешагнул порог этого темного зала, громыхнул барабан.
Ту-дум!
Под сводами, вокруг низких дымящих курильниц, по обе стороны собрались сьельсины в белоснежных шелках. Один за другим они падали ниц, прижимаясь лицом к земле.
– Teke! – провозгласил глашатай, и собравшиеся ответили: – Teke! Teke! Tekeli!
Это было не сьельсинское слово, хотя непосвященному вполне могло показаться таковым. Я задумался, прокручивая его в голове, а головой, в свою очередь, крутя по сторонам. Я уже слышал это слово. На Беренике. Но не знал его значения.
Ту-дум!
– Raka attantar Aeta ba-ajun, Ikurshu ba-Elu! – провозгласил сьельсин с церемониальным копьем, звякнув серебряными колокольчиками.
«Слава вождю нашего клана, потомку Элу!»
– Yaiya toh! – раздалось в ответ.
– Слава вождю нашего клана, мудро управляющему нашим миром-флотом и всеми сородичами!
– Yaiya toh!
– Слава вождю нашего клана, Белорукому Богоборцу!
– Yaiya toh!
– Слава Князю князей Эве!
– Yaiya toh!
– Слава Сириани Дораяике! Нашему хозяину! Нашему хранителю! Нашему отцу! Нашей матери!
Возгласы глашатая дошли до высочайшей точки, и с каждым последующим толпа отвечала yaiya toh все быстрее, в такт нарастающему темпу барабанов. Солдаты стучали древками алебард по каменному полу в унисон с барабанами, пока весь дворец Дхар-Иагон не начал содрогаться от грохота.
Черная дверь в белом куполе за узким мостом открылась, явив за собой кромешную тьму, и шиому-Пророк явился. На Дораяике был тот же самый черный доспех, что и в день нашей первой встречи, та же черно-серебристая тога и накидка. То же серебро сверкало в его короне, а длинная белая коса, перекинутая через плечо, свисала до пояса.
В голове невольно всплыло замечание Гибсона: «Неужели все, что ты говоришь, обязательно должно звучать как эвдорская мелодрама?» Несмотря на плачевность моего положения, я усмехнулся, но смех вышел нервным, как у осужденного при вынесении приговора.
Сириани Дораяика шагал по узкому мосту, уверенно переступая ногами. Мост был не шире моей ладони с растопыренными пальцами, но Пророк не обращал на это внимания. Вдруг он вскинул руки, и все вокруг умолкли.
– Tekeli! – произнес он странное слово, и толпа повторила его, не поднимая глаз. – Я шиому, Пророк Сириани, выведший вас из тьмы. Я князь из пророчества Элу, и мне предписано вести вас к новой жизни. Я карающий меч, что очистит вселенную! Я рука, что воссоздаст ее заново!
– Yaiya toh! – заголосила толпа, приподнимаясь на колени. – Yaiya toh!
Еще до этих возгласов я выпрямился, и теперь глаза Пророка нашли меня.
– Cielcin ba-koun! – обратился он к собравшимся. – Мой народ! Пламя возжено! Почти все клановые вожди, наши сородичи, в сборе. Грядет Aetavanni. Я созвал его.
Aetavanni? Vannuri означало «встречаться», vanni – «встреча». Следовательно, Aetavanni было встречей аэт, клановых или военных вождей.
Вече.
Уже не в первый раз кровь застыла у меня в жилах.
Во время монолога Сириани не сводил с меня огромных черных глаз. Теперь я понял, почему до сих пор не был казнен. Меня собирались провести на триумфе перед сьельсинскими князьями, как я сам выступал с трупом химеры Иубалу перед кесарем и великими домами Империи. Глаз за глаз. Зуб за зуб. Я не знал, всегда ли сьельсины практиковали подобные публичные унижения, или Сириани подцепил эту традицию у людей, как и моду на ношение тог.
– Nietada Iubalu oyumn ekan ka’iri o-manasie, – с вызовом, повысив голос, обратился я к Пророку, чтобы услышали все собравшиеся.
«По словам Иубалу, вы собирались принести меня в жертву».
– Не смей произносить ее имени! – взвыл высокий голос.
Между ребристых колонн и преклонивших колени сьельсинов сверкнул красный огонек. Голос был знакомым, я слышал его на Эйкане. Из пустоты вылетел глаз, белая металлическая сфера с красной лампой, не больше полуметра диаметром.
– Okun ne? – спросило Хушанса.
Это было настоящее Хушанса, мозг и разум, управлявший железными марионетками, с которыми я сражался на Вирди Планум. Оно посмотрело на меня из летающего кокпита. Позади пошевелились статуи.
– Тише, ushan belu. Onnanna, – остановил его Сириани.
Пророк приблизился, одной рукой придерживая полы тоги, и перешел с родного языка на галстани:
– Марло, без вас не было бы меня.
Сириани Дораяика склонился надо мной, и его зловонное дыхание вытеснило сладковатый дым курильниц. Одной когтистой рукой он пригладил мои спутанные волосы назад, за ухо.
– Все, что я делаю, – благодаря тебе. Ты моя почва. Мой фундамент. Все, что я строю, я строю на тебе.
Он отступил, оскалив прозрачные зубы, и обвел рукой белый купол с черной дверью:
– Узок путь к власти! Но путь, предназначенный мне, еще у́же.
– Что это за путь? – спросил я.
– Я стану богом, – ответил Пророк. – Я принесу ваш народ в жертву богам, живущим во Тьме за самыми далекими звездами, и так уничтожу
