Царства смерти - Кристофер Руоккио

– О, наши люди повсюду, – ухмыльнулась Северин.

– Но хотя бы триллион-то найдется? – парировал я со своей издевательской ухмылкой.

– На вашем месте я бы засунул гордость куда подальше, – с каменным лицом заявил Урбейн. – Думаете, мы подчинили только Содружество? Наши руки дергают за ниточки везде. В Княжествах Джадда. В республике. В малых королевствах. В остатках Фригольдов…

– И не сомневаюсь, в самой Империи. – У меня не осталось сил удивляться. – Нужно было убить вас, когда была возможность.

Я не был уверен, что колдун умер бы, если даже вырвать ему сердце. Всегда оставалась вероятность, что проекция Урбейна, его деймон, хранилась на какой-нибудь далекой планете. Но это был бы уже не тот деймон, не тот же самый человек.

Как одолеть врага, для которого смерть не была серьезным препятствием?

– А теперь вы такой возможности уже не получите, – улыбнулся Урбейн, показав хищные волчьи зубы, и подошел ко мне. – Жаль, вашу женщину не удалось заполучить. Я бы с ней поразвлекся. С ее имплантатами чего только не сделаешь, – усмехнулся он, облизнув губы.

У меня перед глазами все побелело, и я бросился на колдуна с твердым желанием выбить ему зубы. Я был слаб, но все-таки наградил мага хуком справа, и тот сложился пополам, словно бумажная кукла, словно сухой сучок. На миг я оказался над человеком, чей червь точил мозг Валки. Этот человек на время сделал ее инвалидом и едва не убил. Сейчас был момент моего триумфа. Я занес кулак для нового удара.

Вдруг все мои органы чувств пронзила адская боль, как будто молния одновременно ударила во все нервные окончания и синапсы. Меня как будто залили расплавленным металлом, а кости набили горячим углем. Кожа зашипела и начала отслаиваться, связки рвались и вились узлами. Если я закричал – а я наверняка закричал, – то не услышал этого; столь велика была агония, в которую превратился мой мир. Так жечь не могли ни кислота, ни яд, ни болезнь, ни даже смертоносный дисфолид жрецов Капеллы.

И тут все закончилось, как по щелчку выключателя.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на спине, а моя роба и волосы мокнут в воде. Боль как рукой сняло, но след ее отпечатался у меня на сердце. Северин с Урбейном смотрели на меня сверху. Мужчина ухмылялся наподобие сьельсинов.

Его зубы были красными.

– Попал, – указал я на него.

Боль вернулась, ослепляющая, но кратковременная. Когда она прошла, мое горло саднило от крика. Я закашлялся и едва не задохнулся. Если бы я съел брошенный Урбейном протеиновый батончик, меня бы наверняка вырвало. Но так я только рыгнул.

– Думаете, это очередная сказка? – сказал колдун. – Думаете, вы герой и сражаетесь со злом? – Он покачал головой. – Ваша Империя держит вас за дурака. Нет никаких героев. Нет ни добра, ни зла. Сказки для детей… а дети рано или поздно вырастают.

Я понял, что произошло.

– Ошейник… – все, что смог выдавить я, не закашлявшись.

Кто-то из колдунов активировал устройство с помощью своих имплантатов. Сколько бы я ни пытался, победить их было невозможно.

– Нервная стимуляция, – объяснил Урбейн, дотронувшись до своей шеи у затылка. – Применяется прямо к спинному мозгу. Неприятно, да? Я сам настраивал. Изучил все возможные ощущения, испытываемые человеческим мозгом… поверьте, может быть еще хуже.

Он повернулся, как будто собираясь уходить, но остановился и пнул батончик прямо к моим ногам:

– Поешьте, лорд Марло. Силы вам еще понадобятся.

Доктор Северин последовала за ним, сопровождая клацаньем каблуков шорох его мандарийских туфель. Последним, что я услышал, прежде чем закрылась дверь, были ее слова:

– Свет оставим.

Глава 27. «Белая рука»

Я засекал время по приемам пищи, начиная с того случая, когда Урбейн и Северин оставили меня у кромки пруда. В пакете оказался скромный протеиновый батончик с густым химическим привкусом, по текстуре напоминавший нечто среднее между песком и наждачкой. Одним я не наелся, хотя содержание питательных веществ в батончике было рассчитано так, чтобы для полноценной жизнедеятельности в сутки хватало двух таких. Принеся целый ящик, Урбейн сыграл со мной злую шутку. Полный контроль над рационами не только мешал мне следить за ходом времени, что позволяли делать визиты тюремщика, но и возлагал на меня всю ответственность в случае преждевременного истощения продовольственного запаса.

Но я отказался играть в эти игры и строго соблюдал план: два батончика в сутки – или приблизительно в сутки. С каждым приемом пищи я делал острым камешком засечку на стене, а с окончанием дня зачеркивал ее так, что получалась буква «Х». Оберточную фольгу аккуратно укладывал обратно в ящик, туда же сложил коррекционный пластырь, после того как мои криоожоги затянулись, оставив свежие белые шрамы.

Пользуясь одинокой светосферой, которая почти наверняка также была и камерой, фиксировавшей для МИНОСа и Сириани все мои перемещения по тюрьме, я исследовал свою темницу. Темница была самой большой, где мне приходилось сидеть, не считая поместья Маддало, но определенно и самой гадкой. Даже в клетке под Народным дворцом в Ведатхараде имелась канализация. Здесь, в подземном мраке Дхаран-Туна, единственным источником воды был горький пруд, наполнявшийся сквозь трещины в потолке. Повсюду росли сталактиты, похожие на пальцы сьельсинов. Компанию мне составляли только удивительные инопланетные рыбы, безглазые и слепые. Единственными звуками, что я слышал, был их плеск и мерное «кап-кап-кап». Я осмотрел все уголки, все щели, даже нырнул в ледяную глубь пруда в поисках пути к побегу.

Такого пути не было. Даже если я мог бежать из этой пещеры… куда мне деваться? Я был один в нескольких милях под поверхностью незнакомой планеты, на мне не было даже нормальной одежды, а шею сжимал ошейник Урбейна. Я подумывал о том, чтобы задушить стражу, с помощью зубов нахуте распилить ошейник и скрыться в глубинах этого темного мира, как прежде в тоннелях под Ведатхарадом… но это было возможно лишь в мечтах.

Стражники ко мне даже не заглядывали.

На стене все дальше и дальше тянулась вереница крестиков. Двадцать. Тридцать. Никто не приходил.

Я разговаривал сам с собой. Рассказывал себе сказки, вспоминал легенды о Симеоне Красном, Касии Сулье и Сиде Артуре. Декламировал отрывки из «Истории Александра Великого», «К самому себе» Марка Аврелия и «Книги разума». Пел песни, которым меня еще в Колоссо научили Паллино с Хлыстом и те, что за долгие годы слышал от Валки. Одним словом, коротал время и боролся с тишиной как мог.

Но тишина