Бортпроводница - Крис Боджалиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Итак, вы у себя в номере? — спросила Ани.
— Да, — солгала она.
— Хорошо. Я уверена, что репортеры уже разнюхали через авиакомпанию, где вы находитесь. Кто-нибудь найдет ваш отель. Еще один повод залечь на дно.
— Да ну, вряд ли. Преступление произошло в Дубае. С чего вдруг оно заинтересует итальянских репортеров?
— А что интересует любого репортера? Секс и убийства.
— Ах да, конечно.
— Пришла информация от моего сыщика.
— Списки пассажиров?
— Нет. Он сомневается, что их удастся раздобыть. Но кое-что он разузнал.
Кэсси внимательно слушала, пытаясь сосредоточиться.
— И?
— Он выяснил интересные вещи. Помните, я вам как-то рассказывала, что за люди инвестировали в этот фонд?
— Да. Вы говорили, среди них много русских.
— Верно. Пара-тройка из них включены в список Управления по контролю за иностранными активами. Несколько инвесторов, по-видимому, безумно богатые олигархи. Некоторые, как считает сыщик, бывшие сотрудники КГБ. Те самые ребята, которые чудовищно разбогатели в первые годы после распада Советского Союза. Он считает, что ФБР, с большой вероятностью, изучает «Юнисфер» и конкретно этот фонд.
— Потому что Соколова убили?
— Нет. В данном случае ФБР расследует деятельность компании из-за инвесторов. Из-за их рода деятельности.
— Понятно.
— Возможно, под их пристальным вниманием и сам Соколов. Может, он плохо управлял фондом — прикарманивал излишки. Или, как я говорила, фонд этот и вовсе финансовая пирамида. Может, он выплачивал дивиденды старым инвесторам из вложений новых пайщиков и в конце концов зашел слишком далеко.
— И каким боком это касается ФБР, если он воровал у русских, а деньги шли через Карибы?
— «Юнисфер» — американская компания, а Соколов, возможно, смошенничал. Насколько нам известно, некоторые российские инвесторы живут в Америке и абсолютно чисты.
— И ваш сыщик думает, что Алекса убил какой-то русский бандит?
— Вероятно, — ответила Ани. — Не забывайте, если крадешь у этих ребят, ты труп.
— Интернет-тролли вот уже несколько дней разглагольствуют, что Алекс — шпион. Такое возможно?
— Да, вполне. Если Соколов вовсе не жулик и не позволял себе вольности с чужими деньгами, тогда, наверное, он был внедренным агентом.
— Нашим?
— Или их. Если нашим, то «Юнисфер» его прикрытие потому, что мы знаем, кто вкладывал свои деньги в фонд и каковы связи некоторых инвесторов с российским президентом. Если он работал на другую сторону, то «Юнисфер» его прикрытие потому, что должность в компании позволяла ему жить и работать в США, а также общаться с русскими инвесторами, не вызывая подозрений. Он мог быть их мальчиком на побегушках. Насколько я знаю, они таких называют курьерами. Так что парень с места «два-ц» мог работать как на нас, так и на них. Или он играл за обе стороны. Мой сыщик говорит, что такая вероятность тоже есть. Может, именно за это его и убили. Мир ведь не черно-белый. Может, он просто был мелким пакостником.
Кэсси обдумала это соображение, вспомнив мужчину, с которым переспала в Дубае.
— Но, Ани, он не походил ни на жулика, ни на мерзкого типа. Я встречала разных, простите, мудаков, он был совсем не таким.
— Ну, вор же не будет на каждом углу кричать о своих кражах. То же касается шпионажа. Разведчик не станет раздавать налево-направо визитки с указанием своей настоящей профессии.
— Да уж, — согласилась Кэсси.
— Однако Соколов не оставил никаких следов, указывающих на шпионаж. У него не было связей в Лэнгли или Госдепе, друзей в посольствах.
— Но его семья родом из Советского Союза.
— Да.
— Значит, более вероятно, что он российский шпион, — пробормотала Кэсси.
— Возможно. И вот еще что… — Ани прокашлялась. — Мы получили полный отчет коронера из Дубая.
Кэсси заметила, как адвокат оборвала себя на середине предложения, словно рефлекторно пытаясь оттянуть момент.
— Плохие новости?
— Нет, вообще-то, вполне хорошие. Правда хорошие. Но есть кое-какие шероховатости, довольно любопытные.
Кэсси прижала ладонь ко лбу и закрыла глаза. Она ждала.
— Тело обнаружили в пять часов вечера. Кровь почти вся высохла. Желудок опустошается примерно за четыре часа, а если был еще и алкоголь, то за пять. Желудок Соколова был абсолютно пуст. Таким образом, его однозначно убили до часа дня или даже до полудня. Возможно, до обеда. Но в комнате было прохладно, градусов двадцать по Цельсию. В теле, извините, не накопились газы. Оно не распухло и только-только начало разлагаться.
Кэсси содрогнулась, сама не зная от чего — то ли от отвращения вообще, то ли от мысли о посмертном разложении Соколова.
— Звучит многообещающе, — заметила она. — Впрочем, простите меня, если я не прихожу в безумный восторг, представляя, как труп бедняги гниет в постели, которую мы с ним делили.
— Это и правда многое обещает. Сосредоточьтесь на этой мысли. Если Дубай продолжит расследование или семья Соколова потащит вас в гражданский суд, у вас есть убедительные аргументы в пользу того, что Соколов был еще жив, когда вы покидали номер. Они не смогут доказать обратное.
— Тогда хорошо, — откликнулась Кэсси.
Но она знала правду. Если придется защищаться, то, как это часто случалось в ее жизни, в основе аргументации окажется ложь. Она гадала, звучит ли ее голос вслух так же мертво, как звучал в ее голове. Она слишком хорошо понимала, почему новости из Дубая не внушили ей оптимизма.
— Но вот какое дело, — продолжила Ани. — Согласно отчету, убийство совершено (это их слова, не мои) профессионально. Кем бы ни был убийца, он перерезал сонную артерию. Точно знал, где она находится. Повредил трахею. Алекс умер через тридцать секунд. Кэсси, я уверена, что вы способны убить спящего человека кинжалом, разбитой бутылкой или даже канцелярским ножиком, но вы бы не сделали это так, простите меня, эффективно. С такой хирургической точностью. Смерть не наступила бы так быстро. Вы вообще знаете, где находится сонная артерия?
Кэсси уставилась на затейливый рисунок восточного ковра у себя под ногами. На кончики своих пальцев, выглядывающих из босоножек. На розовый лак для ногтей.
— Нет. И правда не знаю.
— Предположим, у вас провал в памяти и вы действительно убили этого парня. Но думаю, у вас вышло бы чертовски неаккуратно.
— Я и была чертовски неаккуратна.
— Позвольте мне перефразировать. Он бы проснулся, он бы сопротивлялся, а значит, на его предплечьях и ладонях остались бы уколы и порезы. Но ничего этого нет. Вы бы промахивались, вонзали эту разбитую бутылку в его грудь, лицо. Но этого не случилось.
— Вы хотите сказать, я