Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

Другой немаловажный момент: документально подтверждено, что Лермонтов и Столыпин утром 15 июля, находясь в Железноводске, приобрели билеты на ванны и собирались принимать их в течение ближайших дней. Наиболее вероятно, что Пятигорск они покинули накануне, 14 июля. Стало быть, о том, что дуэль – дело решенное, они, скорее всего, не знали. Да, видимо, и не слишком серьезно к ней относились, иначе повременили бы с покупкой билетов. В рамках этих документальных свидетельств и вполне надежных предположений нам и следует рассматривать интересующие нас события, а также поступки «действующих лиц» второго «акта» трагедии.

К сожалению, в воспоминаниях современников, уделявших много внимания ссоре и дуэли, о том, что происходило в промежутке между ними, сообщается не много. Более или менее подробно описывает это в своих воспоминаниях лишь Н. П. Раевский. Правда, как мы уже говорили, есть серьезные основания считать, что никакого отношения к дуэли и преддуэльным событиям он не имел. Но несомненно, что они ему были хорошо известны со слов кого-то из очевидцев, скорее всего – Глебова. И потому, сопоставляя рассказ Раевского с другими источниками, можно все же составить себе более или менее точную картину происходившего.

Главную роль в этом втором «акте» трагедии играли не «Столыпин, Безобразов, Манзей, Зельмиц, Пушкин и другие друзья Лермонтова», как утверждают биографы поэта и повторяющие их авторы, а будущие секунданты на дуэли – корнет Михаил Глебов и князь Александр Васильчиков. Причем на передний план следует выдвинуть фигуру Глебова. Ему выпала печальная участь быть причастным к конфликту Лермонтова и Мартынова с первых же минут: уже поздно вечером 13 июля, сразу после резкого разговора, случившегося по выходе из дома Верзилиных, Глебов был привлечен к наметившейся дуэли как возможный секундант. Только вот с чьей стороны?

Ответить на этот вопрос, казалось бы, просто. На следствии по делу о дуэли было объявлено, что Глебов был секундантом Мартынова, который, отвечая на заданные ему вопросы, написал: «Раздеваясь, я велел человеку попросить ко мне Глебова, когда он придет домой. Через четверть часа вошел ко мне в комнату Глебов. Я объяснил ему в чем дело; просил его быть моим секундантом и по получении от него согласия сказал ему, чтобы он на следующий день с рассветом отправился к Лермантову».

И биограф Лермонтова Висковатов, строивший рассуждения на данных, сообщенных ему Васильчиковым, утверждал: «Мартынов, вернувшись (с вечера у Верзилиных), рассказал дело своему сожителю Глебову и просил его быть секундантом».

Но вот журналист Мартьянов, первым начавший собирать материалы о поэте и обстоятельно беседовавший с его квартирным хозяином Чилаевым, Висковатова опровергает. И передает слова Лермонтова после разговора с Мартыновым так:

«Вот она злоба-то дня в чем выразилась! – сострил Михаил Юрьевич, обратившись к Глебову и другим столпившимся вокруг него товарищам. – Ты, Глебов, конечно, не откажешься быть моим секундантом? (Тот утвердительно кивнул головою)».

Есть и третья версия. В черновике донесения коменданта Ильяшенкова есть фраза: «Секундантом у обоих был находящийся здесь для лечения раны лейб-гвардии конного полка корнет Глебов…» И в высказываниях Васильчикова, записанных позднее журналистом М. И. Семевским, читаем: «Секундантов никто не имел. Глебов был один у обоих…» Да, такое тоже бывало в российской дуэльной практике – за ходом поединка следил один секундант, пользовавшийся доверием обоих противников.

И все же: какая из версий ближе к истине?

Вначале – доказательства, так сказать, косвенные.

А. Арнольди вспоминал, что 15 июля, по дороге из Пятигорска в Железноводск, встретил Глебова и Столыпина, ехавших на беговых дрожках в обратном направлении. Это позволяет считать, что именно Глебов приезжал в Железноводск – скорее всего, чтобы сообщить Лермонтову о скорой дуэли и договориться о месте встречи – ресторане Рошке в Шотландке – для последующей совместной поездки оттуда к месту поединка. Это свидетельствует в пользу того, что Глебов был секундантом Лермонтова. Зачем, спрашивается, с подобной миссией ехать чужому секунданту, к тому же не вполне оправившемуся от раны, когда есть вполне здоровый Васильчиков, якобы секундант Лермонтова?

Факт, что Глебов обедал с Лермонтовым у Рошке в компании общих знакомых, тоже сомнению не подлежит – это подтверждают свидетельства современников. Менее достоверна информация, что после обеда они, распрощавшись с остальными, вдвоем отправились на дуэль. Об этом сообщает лишь Мартьянов. Но мы знаем, что он строил свой рассказ на словах Чилаева, имевшего возможность узнать об этом у самого Глебова. Так что будем считать, что и совместная поездка тоже была. А ведь правила дуэли как раз и предполагали, чтобы секундант с дуэлянтом, встретившись незадолго до поединка, вместе прибывали к назначенному месту. Таким образом получаем еще одно, может быть и не очень твердое, но все же доказательство того, что Глебов был секундантом Лермонтова.

Наконец послушаем и самого Глебова. Правда, воспоминаний он не оставил, зато неоднократно рассказывал о дуэли разным лицам. И с его слов они, не сговариваясь, утверждают, что секундантом поэта был именно он.

Так, Фридрих Боденштедт, немецкий писатель, поэт, переводчик, в 1840 году приехавший в Россию, вспоминал: «В августе 1841 года пришло известие о смерти Лермонтова… Подробности я узнал позднее на Кавказе от секунданта Лермонтова Глебова…»

Дальняя родственница поэта Е. А. Столыпина сообщала А. М. Верещагиной-Хюгель в письме от 26 августа 1841 года: «У него (Лермонтова) был секундантом Глебов, молодой человек, знакомый наших Столыпиных, он все подробности описывает к Дмитрию Столыпину, а у Мартынова – Васильчиков…»

После этого, как принято говорить, комментарии излишни!

Как же выполнял свою роль секунданта Михаил Глебов? Согласно утверждению Н. П. Раевского, «мы» обсуждали наутро вызов Мартынова, искали пути к примирению противников, думали, кого бы привлечь к этому. Узнав, что Лермонтов готов уехать в Железноводск, чтобы погасить ссору, «мы» тут же «велели седлать лошадь». Когда выяснилось, что все старания примирить противников не принесли результата, опять-таки «мы» отправились на Машук и выбрали место для дуэли за кладбищем. «Мы же, – уверяет Раевский, – порешили, чтобы они дрались в 30-ти шагах и чтобы Михаил Юрьевич стоял выше, чем Мартынов». В общем, «мы пахали»! Но трудно сомневаться в том, что все эти действия действительно происходили. Только, делая поправку на желание Раевского выставить себя причастным к дуэльным событиям, будем полагать, что это все в основном проделал один Глебов, которого Лермонтов уполномочил уладить последствия ссоры и, если это не получится, обсудить условия дуэли.