Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

Е. П. Ростопчина: «Прибыв на Кавказ… Лермонтов поехал на воды в Пятигорск. Там он встретился с одним из своих приятелей, который с давних пор бывал жертвой его шуток и мистификаций… Однажды, увидев на Мартынове кинжал, а может быть и два, по черкесской моде, что вовсе не шло к кавалергардскому мундиру, Лермонтов в присутствии дам подошел к нему и, смеясь, закричал:

– Ах! Как ты хорош, Мартынов! Ты похож на двух горцев!»

Н. Ф. Туровский: «Лермонтов любил его (Мартынова) как доброго малого, но часто забавлялся его странностью (ношение черкесского костюма), теперь же больше, нежели когда. Дамам это нравилось, все смеялись, и никто подозревать не мог таких ужасных последствий».

А. И. Вегелин: «Покойник любил посмеяться всегда над слабостями Мартынова и, будучи с детства с ним знаком и в связи, позволял себе шутить над ним и перед чужими людьми. Однажды, находясь в доме генеральши Вирзилиной, у которой три дочери и за которыми молодежь ухаживает, назвал Мартынова данным им прежде эпитетом – „Рыцарь с кинжалом, пришедший с диких гор“… Мартынова это кольнуло».

Е. А. Столыпина: «Мартынов… одевался очень странно, в черкесском платье. С кинжалом на боку. Мишель, по привычке смеяться над всеми, всё его называл „рыцарь с диких гор“ и „господин кинжал“».

Е. Г. Быховец: «Лермонтов имел дурную привычку острить. Мартынов всегда ходил в черкеске и с кинжалом: он его назвал при дамах m-r le poignard и Savage’ом („господин кинжал“ и „дикарь“. – Фр.). Он <Мартынов> тут ему сказал, что при дамах этого не смеет говорить… Это было в одном частном доме. Выходя оттуда, Мартынка глупой вызвал Лермонтова».

Как видим, все подчеркивают два момента – что Лермонтов подсмеивался над Мартыновым в присутствии дам и что кульминационным моментом конфликта стала фраза о горце с большим кинжалом. Начнем с нее, поскольку она далеко не так невинна, как кажется на первый взгляд.

Прежде всего скажем, что слово «горец» в те времена ассоциировали с дремучей темнотой и дикостью, что само по себе достаточно обидно. Но гораздо опаснее в данной ситуации оказалось слово «кинжал». Правда, некоторым позднейшим толкователям виделась его «р-р-революционная» суть – мы уже отмечали это. Но, думается, куда ближе к истине авторы, усматривающие в слове «кинжал» намек на мужские достоинства Мартынова. Этот, третий смысл, вероятно родившийся во время дружеских застолий и также отраженный в некоторых карикатурах, был хорошо известен и Мартынову, и, вероятно, представительницам прекрасного пола. И восприниматься фраза, сказанная Лермонтовым, должна была приблизительно так (тысяча извинений за натурализм!): «Дикарь с большим ч…». Скорее всего, Мартынов потому и взорвался, что его соперник произнес столь неприличную (во всяком случае, для данного общества) шутку громко, вслух – «при дамах». Не зря же Катя Быховец подчеркнула: «Он <Мартынов> тут ему сказал, что при дамах этого не смеет говорить». Притом сказано было о «кинжале» даже не просто «при дамах», а в присутствии особы, ставшей предметом соперничества обоих.

Но дама-то как раз и была очень довольна тем, что ее старания достигли цели – конфликт разгорелся! И имел продолжение в тот же вечер. Как отметил Мартьянов, «…совершившееся в доме Верзилиных было лишь прологом к драме, окончание которого разыграно под покровом темной ночи на улице, когда противники расходились по домам». Как это произошло? Что за слова были сказаны? Кто был инициатором состоявшейся через два дня дуэли? Увы, короткий ночной разговор между поссорившимися приятелями впоследствии оброс большим количеством вариантов и толкований, которые встречаем как в показаниях участников поединка, так и в многочисленных письмах, дневниках, воспоминаниях современников. Вот как он выглядит у разных авторов:

Э. Шан-Гирей: «После уж рассказывали мне, что когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил: „Что ж, на дуэль, что ли, вызовешь меня за это?“ Мартынов ответил решительно „да“, и тут же назначили день». И еще: «Тут же, у нас, 13 июля они немного повздорили, потом ушли вместе с Л. С. Пушкиным и кн. Трубецким. Впоследствии я узнала, что Мартынов, выйдя на улицу, погрозил ему отучить от затрагивания в обществе, на что получил в ответ: „Вместо угроз лучше делать дело… Меня не запугаешь, я не боюсь дуэли“».

П. Т. Полеводин: «Мартынов, выйдя от Верзилиных вместе с Лермонтовым, просил его на будущее время воздержаться от подобных шуток, а иначе он заставил его это сделать».

Н. М. Смирнов: «Однажды у госпожи Верзилиной шутки надоели Мартынову, и по выходе из общества он просил их прекратить».

Н. Ф. Туровский: «„Оставь свои шутки – или я тебя заставлю молчать“, – были слова его, когда они возвращались домой. Готовность всегда и везде – был ответ Лермонтова…»

Е. А. Столыпина: «Мартынов ему говорил: „полно шутить, ты мне надоел“, – тот еще пуще, начали браниться, и кончилось так ужасно».

П. Диков (вероятно, со слов своего дяди, В. Н. Дикова): «Когда они отошли от дому на порядочное расстояние, М. подошел к Л. и сказал ему:

– Л., я тобой обижен, мое терпение лопнуло: мы будем завтра стреляться; ты должен удовлетворить мою обиду.

Л. громко рассмеялся:

– Ты вызываешь меня на дуэль? Знаешь, М., я советую тебе зайти на гауптвахту и взять вместо пистолета хоть одно орудие; послушай, это оружие вернее – промаху не даст, а силы поднять у тебя станет.

Все офицеры захохотали, М. взбесился.

– Ты не думай, что это была шутка с моей стороны.

Л. засмеялся.

Тут, видя, что дело идет к ссоре, офицеры подступили кним и стали говорить, чтобы они разошлись».

П. К. Мартьянов (со слов В. И. Чилаева): «Окончательно же он вызвал его на дуэль по выходе из дома Верзилиных. Лермонтов с Глебовым шли впереди, за ними кучка молодежи, Зельмиц с Пушкиным, а в хвосте – князь Васильчиков с Мартыновым. Молодежь шумно хохотала, а Мартынов, перешепнувшись с Васильчиковым, догнал Михаила Юрьевича, остановил его бесцеремонно за руку и, возвысив голос, резко спросил его:

– Долго ли ты будешь издеваться надо мной, в особенности в присутствии дам? Я должен предупредить тебя, Лермонтов, что если ты не перестанешь насмехаться, то я тебя заставлю перестать, – и он сделал выразительный жест.

Лермонтов рассмеялся и, продолжая идти, спросил: „Что же, ты обиделся, что ли?“

– Да, конечно, обиделся.

– Ну так не хочешь ли потребовать удовлетворения?

– Почему и не так…

Тут Лермонтов перебил его словами: „Меня изумляют и твоя выходка, и твой тон… Впрочем, ты знаешь, вызовом меня испугать нельзя, я от дуэли не откажусь… Хочешь драться – будем драться“.