Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

с ним по-швабски. Он так расчувствовался, что практически немедленно добавил к предлагавшейся нам сумме компенсаций еще целых три миллиарда марок со словами: «Даю только благодаря тебе». Закончили мы в итоге на девяти миллиардах, и я сел писать коммюнике на двух языках.

Через пару лет, уже уйдя из правительства, я попал на заседание совета директоров Европейского банка реконструкции и развития. Это довольно масштабное мероприятие, собирающее ведущих политиков, экономистов и предпринимателей многих стран. Увидев, что я вхожу в зал, Тео Вайгель, нарушая все нормы протокола, прокричал мне издалека и на весь зал ту самую фразу, которая так потрясла его в Завидово.

Замечу, что свободное владение немецким языком вообще здорово помогало мне в работе с германскими партнерами. Они очень ценят искренний интерес к немецкой истории, культуре, традициям. А уж знание иностранцем, особенно русским, непростого немецкого языка, вызывает у них подлинное чувство восторга и желание ответить партнеру добром. Я хорошо понимаю, каким уважением благодаря владению немецким пользуется в ФРГ Владимир Владимирович Путин, несмотря на откровенную нелюбовь на Западе к выходцам из КГБ.

Когда Коль и Ельцин вернулись с охоты, я радостно побежал к Борису Николаевичу сообщить, что мы добились увеличения суммы компенсаций с планировавшихся изначально пяти миллиардов марок до девяти миллиардов. При нашей тогдашней бедности это был неслыханный успех. Однако вместо ожидаемой похвалы услышал что-то типа: мальчишки, не разбираетесь в большой политике, мы с Колем на охоте договорились о пяти с половиной миллиардах. Я искренне опешил, но попытался объяснить Ельцину, что немцы согласны на девять миллиардов, как же можно отказываться при нашем тощем бюджете. Ельцин упрямо стоял на своем. Его знаменитое упорство, часто приносившее успех в безнадежных ситуациях, в тот раз обошлось России потерей кругленькой суммы.

Тем не менее в целом переговоры закончились успешно, и лидеры решили это отметить. Коль неожиданно запросил шампанского. Послали меня, как самого юного. Разумеется, не в магазин, а лишь к сотрудникам протокола и охраны. Недавно назначенный начальник Федеральной службы охраны Барсуков с ужасом сообщил мне, что шампанского нет, так как Ельцин его почти никогда не пьет. Тут уж я сорвал на нем свое раздражение от упрямства Ельцина, безапелляционно заявив, что мне безразлично, как он достанет шампанское, но если его не будет, карьера Барсукова закончена. У кого бедный Михаил Иванович добыл пару бутылок в завидовской глуши, я не знаю, но через пять минут они стояли на столе.

Мы ввосьмером очень неформально посидели. Именно тогда, зная, что новое правительство России еще не сформировано, Гельмут Коль настойчиво сказал Ельцину, что очень рассчитывает, что мы трое еще долго будем работать с президентом. Борис Николаевич тут же ответил, что это его лучшие кадры и за нас можно не беспокоиться. Увы, довольно скоро сначала я, а позже и Шохин с Козыревым правительство покинули.

На этом застолье Коль рассказал историю отчасти похожих переговоров с Горбачевым о плате СССР за согласие на объединение Германии. Как говорил Коль, учитывая значимость этого события для Германии и для него лично, руководители ФРГ в узком кругу договорились о выделении для СССР за отказ от применения силы при присоединении ГДР к ФРГ до 120 миллиардов марок, разумеется, на протяжении нескольких лет. В крайнем случае, сказал Коль, я бы пошел даже на 180 миллиардов. Первыми на тех переговорах слово взяли Горбачев и Шеварднадзе. Шеварднадзе озвучил, что СССР хотел бы получить 18 миллиардов марок, причем не безвозмездно, а в виде кредита. Коль рассказал, что, услышав такой вариант, он непроизвольно почти стал падать со стула от потрясения и, не давая Шеварднадзе договорить, практически закричал, что ФРГ согласна.

Лично зная Михаила Сергеевича Горбачева, я так никогда и не решился спросить у него, правду ли сказал Гельмут Коль. Впрочем, о домашних заготовках немцев относительно возможной суммы компенсаций Горбачев, скорее всего, и не знал. Увы, наша знаменитая внешняя разведка КГБ в ответственный момент не сработала. Не исключено, что не любивший Горбачева Крючков специально подставил шефа, скрыв от него информацию. Торопливость Шеварднадзе, желание получить хотя бы минимум, но быстро тоже не пошли на пользу делу. Факт остается фактом. Получи тогда СССР сумму компенсаций, на которую потенциально было согласно германское руководство, страна смогла бы решить хотя бы часть своих экономических проблем. Возможно, дело и не дошло бы до распада великой державы. Впрочем, избежать серьезных экономических реформ было уже нельзя. Но на немецкие деньги они могли пройти намного менее болезненно.

10. Рубль становится конвертируемым (реформа внешнеэкономических связей)

Либерализация внешнеэкономических связей была одним из краеугольных камней экономической реформы. Первый указ президента на эту тему, в частности объявлявший почти полную свободу импорта для насыщения внутреннего рынка, был подписан еще в ноябре 1991 года. Работа по упорядочению регулирования внешнеэкономической деятельности, снятию ненужных ограничений и одновременно по защите отечественного рынка, а также по введению конвертируемости рубля активно шла на протяжении всего времени нашей работы в правительстве.

Легализация валютных операций

Важным шагом в дальнейшем регулировании внешнеэкономической деятельности на новой рыночной основе, а главное, в укреплении и защите рубля стало принятие закона «О валютном регулировании и валютном контроле», который был подписан президентом 9 октября 1992 года. С его принятием был сделан решающий шаг к введению полноценной конвертируемости рубля. Этот закон впервые вводил, упорядочивал и легализовал основные понятия, касающиеся валютных операций. Он давал определения таких известных и банальных на первый взгляд понятий, как валюта и валютные ценности. Однако на заре рыночной экономики это было важно. Закон устанавливал разделение валютных операций на текущие и инвестиционные (связанные с движением капитала) с разным режимом регулирования. В соответствии с международными правилами в качестве основного критерия были выбраны сроки завершения той или иной операции. Внешнеэкономические операции со сроком осуществления менее 180 дней были отнесены к текущим, регулирование которых было достаточно либеральным. Валютные операции, связанные с получением и предоставлением кредитов, прямыми инвестициями, экспортно-импортными сделками сроком более 180 дней и им подобные, объявлялись движением капитала и регулировались более строго. Их проведение требовало предварительного разрешения органа валютного регулирования. Таковым в соответствии с законом становился Центральный банк России. Именно он выдавал отныне разрешения (лицензии) на сделки капитального характера. ЦБ наделялся также правом издания нормативных документов, определяющих порядок совершения валютных операций.

Все эти нормы были важны в первую очередь для участников внешнеэкономической деятельности. Закон вводил еще одну норму, имевшую ключевое значение даже с идеологической точки зрения и потенциально затрагивавшую каждого россиянина. Она порывала с казарменным социализмом не меньше, чем либерализация цен или приватизация. Речь идет о свободном владении и распоряжении валютой.

Напомню,