Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

финансовая и политическая стабильность в стране. Как я уже сказал, далеко не все здесь было в наших силах, но многое зависело и от самой России.

О пользе понимания швабского диалекта

Не могу не рассказать еще об одной международной встрече, состоявшейся уже в декабре 1992 года, сразу после отставки Гайдара. Она, на мой взгляд, хорошо характеризует и интеллектуальный уровень нашего правительства, и характер Ельцина одновременно.

К нам с давно запланированным визитом прилетал канцлер ФРГ Гельмут Коль. Он оказался в непростой ситуации. Пока Коль летел, съезд народных депутатов утвердил Черномырдина премьером. Канцлеру пришлось уже после приземления переделывать все приветствия с Гайдара на Черномырдина. Однако главные переговоры у Коля были с президентом Ельциным. Они начались в Кремле в составе больших делегаций. После первого этапа, по замыслу президентского протокола, Коль и Ельцин должны были улететь в резиденцию президента в Завидово и там продолжить переговоры тет-а-тет, перемежая их охотой и рыбалкой. Неожиданно уже в конце общей встречи Коль заявил, что берет с собой в Завидово министра иностранных дел Кинкеля, министра финансов Вайгеля и своего советника по финансам Кёлера, ставшего впоследствии президентом МВФ, а в дальнейшем президентом ФРГ. Ельцин, не моргнув глазом и сделав вид, что не заметил нарушения договоренности о формате дальнейших переговоров, объявил, что его будут сопровождать Козырев, Шохин и я.

На Ивановской площади Кремля уже стояли готовые вертолеты, на которых мы и отправились в Завидово, не имея возможности захватить с собой ни зубной щетки, ни бритвы, ни свежей сорочки. Как взлет тяжелых вертолетов отразится на состоянии уникальных фресок и икон кремлевских соборов, к сожалению, никого из организаторов полета из службы охраны президента не интересовало. Поскольку полет министров не был запланирован, то лететь нам пришлось в вертолете охраны. Но по-настоящему серьезные испытания ждали нас впереди.

Ельцин и Коль после прилета пошли рыбачить, а потом укатили на охоту, оставив нас вести переговоры. Любопытно, что, учитывая силу движения зеленых в Германии и наличие в своей делегации министра Кинкеля из «чужой», входившей в правительственную коалицию Свободной демократической партии ФРГ, Коль несколько раз подчеркнуто повторил, что он сам охотиться не будет, а только посмотрит на охоту Ельцина.

Не могу отказать себе в маленьком отступлении от темы в связи с еще одной «государственной рыбалкой» высшего уровня. В августе 1992 года я отпросился у Гайдара на несколько дней в отпуск, так как чувствовал, что работы в режиме без секунды отдыха могу просто больше не выдержать. Помощники устроили меня в бывший советский правительственный пансионат «Нижняя Ореанда» в Крыму. Поскольку в тот момент я оказался там единственным российским министром, а служба охраны (знаменитая «девятка» КГБ) еще не перешла в подчинение украинским властям, носились со мной как с писаной торбой. Показали и Ливадию, и печально известный Форос, и Юсуповский дворец, где традиционно останавливались в советское время руководители соцстран. Повезли и в любимое охотничье хозяйство Брежнева в горах. Там мне и предложили половить форель в специальном водоеме. Моя наивная попытка самому повесить на крючок наживку, была немедленно пресечена егерем со словами: «Не положено». В итоге ловля сводилась к опусканию начальственной рукой удилища с леской и крючком в воду. Специально не кормленная рыба моментально хватала насадку, и мне оставалось только вытащить ее на берег. Тот же егерь снимал добычу с крючка. Минут за десять я выловил штук восемь рыбин. После этого местный начальник сказал: «Андрей Алексеевич, все. Больше не положено. Мы вас и так приравняли к секретарю ЦК КПСС, члену Политбюро». Спорить я, естественно, не стал. Вот такие своеобразные нравы были у высших советских руководителей. Даже рыбалка лимитировалась в соответствии с местом в партийно-хозяйственной иерархии. А форель мне честно упаковали с собой, и в Архангельском мы с друзьями устроили вполне демократичный пир с «генсековской» рыбкой.

Вернусь к нашим случившимся экспромтом переговорам. Поскольку наличие целых делегаций было не запланировано, а своих личных переводчиков Коль и Ельцин, естественно, забрали с собой, то мы остались вовсе без переводчиков. В итоге переговоры пришлось вести на английском языке. Не знаю, были ли еще подобные прецеденты в истории российско-германских отношений высокого уровня.

Забавно получилось с подготовкой коммюнике по итогам переговоров. Поскольку я был единственным из шести участников, владевшим и немецким, и английским, и русским языками, то мне и пришлось его писать на русском и на немецком, разумеется, от руки. И в целом играть роль модератора.

Центральной темой переговоров был размер компенсаций России за окончательный вывод войск из бывшей ГДР. Заседали мы в зимнем саду резиденции, где было довольно холодно. Относительно быстро нам удалось поднять сумму компенсаций с предложенных немцами пяти миллиардов марок до пяти с половиной. Было видно, что министр финансов Тео Вайгель заранее определил эту цифру для себя в качестве потолка выплат. После ее достижения он уперся и сказал, что у Германии и так большие расходы на адаптацию бывшей ГДР, поэтому больше он не даст ни пфеннига. Переговоры всерьез забуксовали. Тогда я, ссылаясь на холод, предложил выпить по рюмке русской водки. По этой части согласие было достигнуто быстро. Вышколенные и знавшие привычки Ельцина официанты моментально накрыли небольшой стол. Одной рюмкой дело не ограничилось. После такой фазы переговоров Вайгель смягчился, и сумма компенсаций быстро выросла до шести миллиардов марок. Но потом снова тупик. Министр финансов ФРГ произносил лишь одно слово: «No». Никакие аргументы о невозможности выводить войска в чистое поле, об остающихся на территории Германии военных городках, взлетно-посадочных полосах и прочем недвижимом имуществе на него не действовали. Тогда я предложил сделать перерыв. Мы разбились на пары, и каждый россиянин пытался найти собственные аргументы для немецкого визави.

Мне достался именно Вайгель. Я случайно знал, что, являясь председателем ведущей партии Баварии – Христианско-социального союза, Тео Вайгель по национальности шваб. Для неспециалистов по Германии напомню, что германскую нацию формируют несколько национальностей: пруссаки, баварцы, швабы, гессенцы, саксонцы и другие. Баварские швабы составляют в земле Бавария местное национальное меньшинство и, учитывая повышенный патриотизм и национализм «чистых» баварцев, Вайгель особенно не афишировал свое происхождение. Я в своем недавнем академическом прошлом читал лекции в земле Баден-Вюртемберг, где живут преимущественно именно швабы. У меня среди них немало приятелей. Швабский диалект немецкого языка весьма специфичен и понятен далеко не каждому немцу. Я вспомнил несколько известных мне швабских фраз и выпалил их Вайгелю почти как школьник стихотворение. Реакция была потрясающей. Наверное, если бы в тот момент в холодный зимний сад в Завидово зашел слон, Вайгель удивился бы меньше, чем русскому министру, говорящему