Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

полное освобождение будет не под силу населению страны. И народ просто не выдержит цепной реакции повышения всех остальных цен, включая и цены на хлеб, которые, как показывали расчеты, могли в таком случае заметно вырасти.

Перед самой поездкой Ельцина в Мюнхен наше терпение было уже на пределе, и, помню, Борис Николаевич тогда в сердцах заявил: «Обойдемся без ваших миллиардов». Не знаю, это ли подействовало на лидеров «Большой семерки», или они сами поняли, что, затягивая вопрос о кредитах России, играют с огнем, но в Мюнхене президент наконец получил твердые заверения о предоставлении нам помощи. Вернувшись в Москву, он рассказал, как проходили эти переговоры. «Я их прямо предупредил, – говорил президент, – имейте в виду, несколько месяцев назад я не чувствовал горизонта, за которым доверие людей к реформам и к президенту может кончиться. Сейчас он виден». И наконец в самых первых числах августа Совет директоров МВФ, прозаседав целый день, принял решение, фактически открывшее России путь к финансовым закромам Запада. Был согласован вопрос о предоставлении нам первого миллиарда долларов из обещанного пакета в 24 миллиарда. Эти деньги уже в самое ближайшее время можно было направить в наши валютные резервы, близкие к тому времени к нулю. Причем мы получали этот миллиард, не освобождая все же полностью внутренние цены на энергоносители. Тем самым был как бы дан знак и многим другим потенциальным кредиторам, которые только ждали, когда МВФ скажет свое «о’кей».

Решение МВФ автоматически снимало барьеры для получения от Всемирного банка так называемого реабилитационного займа на 600 миллионов долларов, из которых 250 миллионов можно было частями выбросить на валютный рынок России для поддержки курса рубля. Еще 100 миллионов должны были быть направлены на нужды медицины, 150 миллионов – в сельское хозяйство, 50 миллионов – на транспорт и 50 миллионов – в угольную промышленность.

Казалось бы, можно было вздохнуть с некоторым облегчением. Тем не менее прошло еще более трех месяцев, прежде чем мы наконец получили реальные деньги от МВФ. В то же время задерживалось и предоставление нам этой организацией так называемого резервного кредита, без которого невозможно было заключить окончательное соглашение с Парижским клубом о реструктуризации 70-миллиардного внешнего долга России. Таким образом, на нас продолжала теоретически висеть выплата в 1993 году 35 миллиардов долларов внешнего долга, а реально мы способны были выплатить лишь десятую часть этой суммы.

Словом, вся ситуация с международными финансовыми организациями продолжала вызывать чувство неудовлетворенности. Где-то в конце октября Ельцин опять не смог скрыть своей обиды на западные страны. «Мы благодарны Западу за поддержку, – сказал он, – но и выражаем определенное разочарование, что пока их слова расходятся с делом и декларации о поддержке реформ в России очень медленно наполняются конкретным содержанием».

Я могу уверенно заявить, что, если бы обещанные 24 миллиарда долларов реально поступили в Россию в 1992 году, реформа прошла бы менее болезненно, без вынужденных отступлений и завершилась бы успехом. Весной 92-го нам не хватало минимальных средств для того, чтобы решить проблему финансовой стабилизации, а значит, резко замедлить инфляцию и перейти к экономическому росту. Не знаю, кусают ли локти западные лидеры тех времен, но их медлительность дорого обошлась России, а в конечном счете и самим развитым странам.

Связанные кредиты

Конечно, некоторую реальную помощь от ряда западных правительств мы получали регулярно, но все это было не совсем то, что могло решить наши главные проблемы. Многими связанными с этим вопросами пришлось заниматься именно мне, так как я был председателем с российской стороны межправительственных комиссий по экономическому сотрудничеству с Германией, Италией и Канадой (не считая ряда менее крупных стран), то есть с тремя из стран «Большой семерки».

Например, Федеральное правительство Германии организовало нам крупный и очень льготный кредит по так называемой линии «Гермес». Это был связанный кредит, то есть мы получали в долг не деньги, а возможность закупать в Германии товары, в первую очередь оборудование, которые оплачивались кредитами западных банков под гарантии правительства ФРГ. Правда, расходовать эти деньги нужно было преимущественно на закупку товаров в Восточной Германии. Отчасти таким кредитом немцы решали свои проблемы, обеспечивая сбыт для предприятий бывшей ГДР, которые раньше являлись нашими крупнейшими торговыми партнерами и во многом развивались с ориентацией именно на советский рынок. После воссоединения двух Германий, будучи целиком сориентированы на наш рынок и не выдерживая конкуренции с западными фирмами, многие предприятия оказались в очень тяжелом положении. В завуалированной форме это был, по сути дела, кредит для экономики бывшей ГДР, хотя и нам он был очень полезен. Кстати, некоторые западногерманские компании проявили тогда большую изворотливость. Они быстро зарегистрировали небольшие фирмочки в Восточной Германии, позволяя нам тем самым делать закупки якобы в бывшей ГДР, а на самом деле в Западной Германии. Мы эту практику скрыто приветствовали, потому что получать современное оборудование из ФРГ было намного привлекательнее, чем восточногерманское.

Часто мне приходилось искать выход из довольно сложных ситуаций. Скажем, немцы нам навязывали поставки комбината «Роботрон», во многом работавшего раньше на СССР. Там выпускалась техника откровенно низкого качества: магнитофоны, пишущие машинки, компьютеры, от которых мы всячески отпихивались, и в целом успешно.

Самая тяжелая история была с поставками вагонов, которые мы традиционно закупали в Германии. Это в дальнейшем мы сами стали производить и вагоны, и электровозы, а раньше существенно зависели от восточногерманских поставок. Наше МПС давило на меня, чтобы мы закупили больше вагонов и локомотивов, поскольку наш парк крайне устарел и возить людей, по их словам, было не на чем. Еще больше давили немцы, так как предприятие Wagonbau было одним из ключевых в ГДР. Как у нас говорят – градообразующим. Вагоны их качества, к тому же с тележкой под советскую широкую колею, были на Западе никому не нужны. Сам тип вагонов на Западе совсем иной. Про наш плацкарт там, вероятно, даже не слыхали. Речь в данном случае шла о суммах под два миллиарда марок, съедавших весомую часть всего кредита. Я категорически отказывался, считая, что мы должны тратить деньги на оборудование для технического перевооружения нашей индустрии, в том числе для налаживания собственного производства техники для железных дорог. Я ставил немцам условие: мы готовы сейчас купить у вас определенное количество вагонов, но вы создаете с нами совместное предприятие, вывозите в Россию оборудование. Мы начинаем производить вагоны у себя, а вы по кооперации продолжаете выпуск электрооборудования, кондиционеров, ряда других комплектующих.

Для канцлера Германии Гельмута Коля это был чисто политический вопрос. Приближались выборы, и ему необходимо было сохранить занятость на Wagonbau. Это действительно был огромный