Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

В середине нулевых этот ветеран нашего дипломатического корпуса представлял интересы России в Швеции, и при встрече в Стокгольме мы с ним с удовольствием вспоминали эту историю. Кратко доложив обстановку, он вдруг заявил: «Вы, конечно, министры, и я отношусь к вам со всем уважением, но в одном вы должны строго следовать моим указаниям: если не хотите подцепить какую-нибудь инфекцию, перед каждым приемом пищи, включая завтрак, выпивайте 100 грамм, а лучше – стакан виски. Англичане окончательно завоевали Индию, только когда смогли наладить здесь производство виски и джина». И тут же выдал нам по большой бутылке виски. При жаре даже в тени за 35 градусов и при стопроцентной влажности следование этому указанию имело предсказуемые сложные последствия. Мы так раскрепостились, что в итоге продали индусам криогенные ускорители для ракетных двигателей. Эта сделка вызвала резкое недовольство американцев, которые несколько лет пытались ее сорвать любой ценой и в конце концов преуспели.

В Индии был в это время разгул терроризма, поэтому нас разместили в отдельно стоявшем бывшем дворце какого-то махараджи, усиленно охранявшемся. К каждому приставили еще и солидную личную охрану. Мой непосредственный охранник был крошечного роста, с огромным маузером в деревянной кобуре, почти касавшейся пола. Это было реликтовое оружие, явно оставшееся еще со времен англичан. Он совершенно изводил меня, не отставая ни на шаг. Пытался сопровождать меня даже в туалет, пока я не заявил по этому поводу решительный протест в недипломатических выражениях. Спал бодигард у меня под дверью прямо на каменном полу. Когда я выходил за пределы дворца, меня сопровождала охрана человек в тридцать, вооруженная, однако, лишь солидными бамбуковыми палками. Впрочем, действовали они ими весьма ловко и умело. При моем посещении знаменитого Красного форта мы столкнулись с довольно плотной толпой перед воротами. Офицер отдал короткую команду, и мои телохранители, активно и довольно невежливо орудуя своими дубинками, быстро расчистили дорогу в толпе и, окружив меня плотным кольцом, препроводили ко входу. Мои скромные попытки протестовать против столь недипломатичного обращения с соотечественниками вызвали у них лишь удивление.

Впрочем, вся эта экзотика не помешала нам добиться в ходе переговоров серьезных результатов в части расширения внешнеэкономического сотрудничества с Индией, обеспечив преемственность с политикой СССР.

Помимо упомянутой выгодной сделки по ракетным двигателям удалось договориться о переоформлении на Россию долга Индии перед СССР. Это было совсем не просто. Кредиты предоставлялись в основном в рублях или вообще в форме поставок, например, вооружений. А нам важно было зафиксировать долг в валюте. Если исходить из искусственного советского курса рубля (долгое время – 67 копеек за доллар), то долг получался нелепым и индусы его, естественно, не признавали. В итоге мы договорились и по курсу, и по пересчету в рупии долга, который Индия должна была покрыть поставками своих товаров. Потом уже российский Минфин продавал рупии заинтересованным импортерам, получая деньги в бюджет. Мне пришлось собрать большую команду специалистов (благо внешторговцы тогда были в наличии) для отбора товаров для этих поставок. Кстати, этот опыт может пригодиться сейчас, когда в результате переориентации поставок российской нефти с европейского рынка на Индию с расчетами в индийской валюте у российских нефтеэкспортеров скопились огромные платежи в рупиях, с которыми они не знают, как поступить. Ведь рупия не является полностью конвертируемой валютой.

Отдельные несомненные успехи на политическом и внешнеторговом фронте не затмевали главной задачи того момента: получить за рубежом не только признание, но и деньги. Мы стремились как можно быстрее договориться с Западом относительно прав России на иностранные кредиты, еще не выбранные полностью союзным правительством. А Западу прежде всего требовалась ясность: кто будет платить по прежним долгам Советского Союза. И этот вопрос западные кредиторы ставили перед нами довольно жестко.

Незадолго до официального распада СССР было подписано соглашение о солидарной ответственности всех республик за советские долги. На таком решении настаивали западные кредиторы. Это было главным условием начала переговоров и переоформления кредитов на Россию. Что представляет собой в действительности солидарная ответственность? Это своего рода круговая порука, при которой если не платит один, то за него приходится платить остальным. Быстро стало ясно, что не платит никто. Платить за всех должна была Россия. Уже потом это соглашение удалось несколько подправить в пользу России тем, что мы заключили с каждой республикой соглашение о так называемом нулевом варианте. По нему Россия уже официально и добровольно принимала на себя все долги СССР, но при этом становилась правопреемницей всех его активов, то есть всех долгов иностранных государств перед СССР и всей собственности СССР за рубежом. Насчет долгов мы уже тогда нисколько не заблуждались: было ясно, что бо́льшую их часть Россия никогда не получит. В основном деньги давались или товарные поставки осуществлялись сомнительным режимам в рамках «поддержки дела мира и социализма». Но зарубежная советская собственность – это было уже нечто конкретное и солидное.

Вопрос о том, будет ли Россия платить, задавался почти всегда. Приходилось выкручиваться, давать обещания, одновременно деликатно ставя вопрос об отсрочке платежей. За это наши иностранные партнеры соглашались признавать за Россией зарубежную собственность СССР. Официально с бывшими советскими республиками проблема собственности была урегулирована позже. А практически вопрос о ней нам приходилось решать уже в самых первых поездках в зарубежные столицы. Таким образом, российские интересы пришлось отстаивать в этих поездках не только в отношениях с западными странами, но и в отношениях с нашими недавними собратьями по Союзу. Это тоже оказалось весьма нелегким делом.

Все российское, ничего не отдавать!

Особенно крупные столкновения на этой почве происходили с Украиной, весьма активно претендовавшей и на посольские здания, и на иную собственность за рубежом. Во всех западных столицах, которые мы в то время посещали, приходилось отвечать на испуганные вопросы бывших советских, а ныне российских послов: вот тут украинцы говорят, что им следует отдать часть посольства, торгпредства, часть жилых домов в посольских городках, что нам делать? И мы, формально имея на то весьма хлипкие юридические основания, отвечали: «Ребята, никому ничего не отдавайте. Все наше!» Это вызывало у послов бурную радость, а также полное уважение к новой российской власти, которую до того они признавали как бы формально, а теперь уже от души.

А тогда в суматохе и неразберихе можно было действительно потерять многое. Например, в Париже у Советского Союза был официальный посольский особняк в самом центре города, на улице Гренель, из которого в свое время то ли Олег Гордиевский, то ли какой-то другой крупный советский разведчик бежал через заднюю ограду, когда его уже пришли брать коллеги, специально прибывшие для этого