Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

вот к концу очередной такой встречи, когда основное обсуждение было закончено, бо́льшая часть присутствовавших разошлась и остался совсем узкий круг, зашел разговор о том, что делать с Руцким.

Он к тому времени все резче выражал свое несогласие с экономической политикой правительства и стал активно разъезжать по городам и весям, баламутя народ. Еще после первых критических выступлений Руцкого президент фактически отстранил его от дел. Но наш оппонент тогда полежал в госпитале, отдохнул и вскоре с новыми силами взялся за нападки на «мальчиков в розовых штанишках», как он нас именовал.

Все пришли к выводу, что мужик мается от безделья и его надо приставить к какому-то занятию. В то время еще существовала иллюзия, что если поручить генералу конкретный участок работы, то он займется реальными проблемами и, может быть, успокоится. Ну и когда зашла речь о том, чем бы занять энергичного летчика, Бурбулис предложил село: мол, фермерами у нас занимаются мало, движение фермерское продвигается плохо, аграрной реформе нужен какой-то таран, так давайте мы туда Руцкого и направим!

Я уже сейчас не помню, какие были альтернативные предложения. Но многие из нас, и я в том числе, стали возражать, говоря, что никакими фермерами Руцкой заниматься не станет, потому что это дело тяжелое, а займется он самым неприкрытым лоббированием и проталкиванием всяких популистских идей просто в интересах собственной популяризации и приобретения большего политического веса. Однако Геннадий Эдуардович к возражениям не прислушался, не поверив в то, что никакой черновой работой Руцкой не займется, а настоял на своей идее, которая потом была одобрена Ельциным.

К сожалению, получилось так, как некоторые из нас и предвидели. Вице-президентом был создан Центр аграрной реформы, который фактически стал подменять Министерство сельского хозяйства. Вскоре стало непонятно, кто у нас министр сельского хозяйства: то ли Хлыстун, то ли Руцкой. Под руководством генерала были собраны какие-то эксперты, стали плодиться многостраничные аналитические материалы, в которых, по версии Руцкого, были детальнейшим образом расписаны все необходимые шаги для процветания села. К счастью, Чубайсу удалось долго морочить Руцкому голову с выделением помещений под этот центр, поэтому его деятельность так и осталась ограничена приемной вице-президента. Опытного аграрника Хлыстуна Руцкой регулярно вызывал на ковер, всячески воспитывал и поучал.

Руцкой вообще над формой общения и над формулировками своих указаний особо не задумывался. Его резолюции носили исключительно директивный характер: «Прошу выдать!», «Прошу обеспечить!», «Прошу решить в течение одного дня и лично доложить!» Эдакие приказы командира полка командиру взвода.

Самое прискорбное, что за многими начинаниями и лоббистскими усилиями Руцкого часто явно угадывались коммерческие интересы. Не имею оснований упрекать в коррупционных началах самого вице-президента, но в его окружении было немало людей с сомнительной репутацией.

Помню, для меня был очень тяжелый момент, когда Руцкой пробивал строительство Кочубеевского сахарного завода в Ставропольском крае. Ставропольцам очень хотелось иметь свой сахар. Тогда он был для регионов настоящей валютой. Они вышли на Руцкого. Вице-президент сказал: «Надо строить!» И потребовал от меня дать под это строительство квоты на экспорт нефти, чтобы за счет доходов от экспорта построить завод. Но я отказал. Там был целый ворох проблем. Во-первых, в Ставрополье было недостаточно своей сахарной свеклы и ее пришлось бы закупать в Краснодарском крае, где собственные заводы стояли не полностью загруженными. Во-вторых, в Ставропольском крае нефть не добывалась, а по указу президента квоты выдавались только регионам-производителям. Да и фирмочка, которой нужно было дать экспортную квоту, к заводу не имела никакого отношения. Вообще, вся бригада, лоббировавшая проект, производила впечатление явных жуликов.

Все это кончилось очень тяжелым разговором с Руцким. Он позвонил мне по правительственной связи и с большим количеством мата потребовал немедленного исполнения его поручения. Я деликатно, но настойчиво объяснял, почему не могу это сделать. Тогда генерал почти истошно заорал, что он «подведет меня под комиссию по коррупции (он тогда ее возглавлял) и лично непременно расстреляет». В конце концов я не выдержал и тоже послал его «по матушке», после чего бросил трубку. Задним числом признаю, что посылать на три буквы второе должностное лицо в государстве неэтично, но, видит Бог, он меня вынудил. Самое забавное, что у меня в кабинете в этот момент шло совещание и на нем присутствовал десяток сотрудников, слышавших весь разговор. Неделю потом в министерстве на меня поглядывали с опаской и с некоторым сочувствием. Старые аппаратные волки явно ждали расплаты за немыслимую для их жизненной школы вольность. Едва ли председатель Госплана, даже сам Байбаков, мог «послать» второго секретаря ЦК КПСС. Кара была бы быстрой и жесткой. На следующий день моя приемная, в которой всегда толпились сотрудники министерства и посетители, была девственно пуста. Ситуация повторилась в столовой для начальников подразделений, куда ходил и я. Обычно у секретаря узнавали, когда я пойду обедать, и старались подсесть за мой стол, чтобы что-то обсудить в неформальной обстановке. А тут прихожу, обеденный зал почти пуст. Аппарат решил, что дни министра сочтены. Однако когда кара так и не наступила, мой авторитет резко вырос. Аппарат однозначно пришел к выводу, что молодой министр сильно укрепился в должности, если может позволить себе такое.

Кстати, впоследствии мы нашли общий язык с губернатором края Кузнецовым, потому что общаться с Руцким у меня уже не было никакого желания. И решение по Кочубеевскому заводу приняли. Я дал Ставрополю квоту на экспорт скандия: редкоземельного металла, который производится в Ставрополье. Да еще мы включили проект во французскую кредитную линию. Завод начали строить. На освящение площадки приезжал патриарх Алексий II. Я не поехал, потому что снова пришлось бы спорить из-за нефтяных квот. Ставропольцы (реально все та же команда, которую лоббировал Руцкой) быстро договорились с тюменцами, что будут поставлять им будущий сахар в обмен на нефть. Причем нефть им должны были дать сразу, а сахар, естественно, мог появиться только когда-то в будущем. Спросили меня, как я отношусь к этой идее. Я ответил: «Замечательная идея. Я двумя руками за!» И у меня тут же попросили дополнительную квоту на экспорт этой нефти, но тут коса опять нашла на камень. Не знаю точно, но, кажется, завод так и не был построен. Слишком темные личности крутились вокруг этого проекта.

В качестве другого примера активной лоббистской деятельности Руцкого упомяну решение по «Сибирской корпорации по агропереработке „АГРОСИБ“». Распоряжением вице-президента в августе 1992 года для нее были созданы особые условия хозяйствования, выражавшиеся в освобождении корпорации от экспортных и импортных пошлин, предоставлении некоторых других льгот во внешнеэкономической деятельности, а также в выделении льготных кредитов и установлении государственных гарантий под