Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - Наталья Аверкиева

— Маш, ну что ты, в самом деле, как маленькая? Ты расстроилась что ли? Да ну брось!

Фотография Тома и Сью.

Улыбающегося Тома

и прижимающейся к нему Сьюзен!

На пальце кольцо.

— Если мне память не изменяет, Сьюзен — дочь Франка Бригманна, президента Юни? — откуда-то издалека зудело в ухе. — Хороший свадебный подарок, я считаю. Франк по-умному поступил. Все деньги, которые он вложит в группу, останутся в семье.

Стыдно так, что обжигает, выворачивает наизнанку.

Хочется спрятаться в мешок, закрыть двери и окна, выключить телефоны, удалиться из всех сетей.

Ефимова, ты дура, дура, дура.

Нельзя, нельзя!

— Ой, вот только не надо делать такое лицо, словно у тебя конфету отобрали, и ты сейчас зарыдаешь. Слышишь, Маш? Ну очевидно же все было: мужик тебя хотел — мужик тебя получил. Чего ты теперь губы выгибаешь?

— Он… — Голос как-то странно булькнул.

— Тебя развели, детка. Ты хоть раз домой ему звонила, проверяла, живет ли он с ней?

Она качнула головой.

— Зашибись! А ты никогда не задумывалась, по какой причине он бегает к тебе домой на съемную квартиру, а не перевез вас к себе в свою квартиру? А кто из друзей знал, что вы с ним пара? Бьюсь об заклад, что никто. А родители его? Он подлез к тебе через детей, навешал лапши на уши, трахнул и всё, ты больше ему не нужна. Всё, Маша, спектакль окончен, happy end .

Он убил ее. Подстрелил на взлете. Когда казалось, что жизнь обрела краски. Когда начала радоваться каждому дню. Скучать по нему ночами. Ждать его прихода. Мечтать о его поцелуях. Тянуться за лаской. Он убил ее. Всадил топор в спину. Улыбался с фотографии ее агонии. Она нервно хихикнула. Потом громко и истерично захохотала. Ее крутило, ломало, раздавливало. Ее разрывало на части. Она сгорала от стыда, от собственной глупости, от позора, от осознания своей ничтожности, глупейшей, почти детской наивности и доверчивости. Она хохотала, боясь остановиться, всхлипывала, сжималась, прятала лицо от взгляда друга через камеру.

— Ну не плачь, Маш, не плачь, — утешал он, который все эти месяцы был незримо рядом, помогал, поддерживал, советовал. — Знаешь, почему твой Билл на тебе не женился? Нет, не потому, что ты плохая, отнюдь. Весь шоу-бизнес — это фабрика грез. Тут не женятся на простых смертных. Здесь выживают только люди-фантазии и люди-рвачи. Задача Каулитцей или урвать кусок пожирнее, или быть фантазией, дарить свои фантазии молоденьким цыпочкам. Билл предпочел быть фантазией, ему не нужны рядом люди, которые знают его таким, каков он есть, он должен быть сказочным принцем, мечтой, радугой, воздушным замком. Ты перестала видеть в нем сказочного принца, и он тут же от тебя избавился. А вот Тому выпал шанс урвать кусок пожирнее — попасть непосредственно к кормушке. Таких, как Сьюзен Бригманн, на свете очень мало, и это тот самый шанс прорваться к кормушке и самому кидать кости со стола, это все равно, что тебе сейчас выйти за старого и облезлого принца Чарльза. Да, урод и страшный, но принц, твой шанс войти в высшее общество, стать избранной. Вот и Том словил свой шанс стать избранным, и он не упустит его даже ради тебя. От таких, как Сьюзен, не уходят, за таких держатся всеми четырьмя конечностями и зубами в придачу.

— Том не такой…

— Нет, он не такой! Он утром трахает тебя, а вечером объявляет о свадьбе с другой. Он совершенно не такой! Дура! Ты действительно думала, что он бросит ради тебя дело всей своей жизни? Для мужика всегда в первую очередь была, есть и будет работа и бабло — всё! Остальных в сад! Окей, предположим, что он рвет отношения с дочерью президента Юниверсала. Знаешь, каким будет его следующий шаг? Завернуться в простыню и ползти на кладбище! Маша, любой отец за обиженную дочь сгноит. А если в силах отца слить несостоявшегося зятя, то он его сольет с превеликим удовольствием. Каулитцы твои без трусов останутся, их разорят, растопчут. Их уничтожат, понимаешь? У них не будет ни работы, ни денег, ничего. От них отвернутся все — начиная от друзей, заканчивая деловыми партнерами! Их еще и по судам затаскают, последние деньги отберут. Они даже на паперти не смогут бесплатно выступать. Максимум, что тебе светило, — быть его любовницей. Поверь мне на слово, он сейчас тебя поматросит, чтобы ты на него получше подсела, а потом или бросит, или предложит роль второго плана, будешь ты у него содержанкой, а он тебе будет рыдать перед сексом, какая Сьюзен сука, не дает жить счастливо, угрожает, запугивает, папой стращает.

Кое-как успокоившись, она прислонилась лбом к столешнице и закрыла глаза. Слез не было. Отрывистый вздох, как всхлип, такой же выдох. Дышит быстро и тяжело, словно загнанная собака, крепко зажмурив глаза, не позволяя слезам пролиться. С каждым разом становится все легче расставаться. Чем сильнее разочарование, тем шире улыбка, чем больнее — тем громче смех. Чувства и эмоции притупляются. Вот и его очередь пришла.

— Забери меня отсюда, — простонала глухо.

— У тебя дети на кого оформлены? Документы на них есть?

— Все есть. В свидетельстве о рождении стоит прочерк. Я официальная мать-одиночка.

Больше никаких мужчин. Она выживет. Она сможет. Она сильная. Выкарабкается. Ради детей. Ради себя. Ради него.

— Отлично. Я завтра поговорю кое с кем. Заберу тебя по дипломатической линии. Пришлю тебе список документов для посольства. Визу надо будет проставить, но это уже формальность и не твоя забота. Увольняйся с работы, закрывай все дела и лети ко мне, моя Дюймовочка, твой милый принц тебя заждался.

— Родя, а что мне делать эти дни? Если Том почувствует, что я хочу уехать, он прикует меня наручниками к батарее и проглотит ключ. Он не даст мне уехать, а я… Я не хочу его больше видеть.

— Оооо, — мурлыкнул он хищно. — Я могу прилететь первым же рейсом и забрать вас. Но будь я женщиной, то серьезно наказал бы обидчика. Хочешь, расскажу, как? Улыбайся. Светись от счастья, как будто ничего не произошло. Делай вид, что ничего не знаешь. Будь с ним ласкова, нежна, поддерживай все его фантазии, пробуди в нем секс, море желания и секса. Можешь даже еще раз с ним переспать, покажи всё, на что ты способна. Дай ему почувствовать себя счастливым, погрузи в нирвану, покажи ему рай. Будь так близко, как только сможешь. Стань сама его фантазией. Построй с ним розовый замок. И пусть в нем бегают розовые пони на розовой лужайке. И розовые птички прыгают на розовой радуге. Чем больше он будет фантазировать, чем активнее будет строить планы, тем сильнее будет облом, тем обиднее и больнее ему будет. Дай ему надежду. А потом исчезни из его жизни.

Догоняй…

Утро и вечер — самые нелюбимые временные отрезки суток. Утро — оттого, что оно редко бывает добрым, вечер — оттого, что пустота и одиночество ощущаются особенно остро. Она не любила возвращаться домой. Нет, ее ждали дети, которых она в принципе любила, няня, которая к ее приходу всегда готовила вкусный ужин. Да даже если ужин бывал так себе, подгоревший или пересоленный, она не обращала на это внимания, все равно у пищи давно не было вкуса. Она жила на автомате последние несколько недель, общалась на автомате, улыбалась на автомате. Окружающие казались ей искусственными, как дешевые цветы для могилок перед Пасхой — яркие, цветные, но мертвые. Они улыбались, смеялись, хлопали ей по плечу, но в них не было ни грамма жизни. Она показывала зубы, осаживала, когда кто-то пытался самоутвердиться за ее счет, была резкой, язвительной и колючей. Даже друг, единственно живой человек на этом складе мертвых душ, однажды заметил, что она сильно изменилась с тех пор, когда они еще общались, что больше нет той девочки с большими невинными глазами, зато есть жесткая стерва с клыкастой пастью. Она так и не поняла, то ли это был комплимент, то ли недоумение. Зато, возвращаясь домой, можно было не улыбаться. Это все пройдет. Она знала. Сначала будет острая боль, выворачивающая наизнанку. Потом душа будет просто ныть, страдать и портить настроение. Затем она начнет забывать. А однажды поймает себя на мысли, что больше не думает ни о ком. Так уже было. Она улыбнулась солнечному лучу, прорвавшемуся к ней через громады небоскребов. Все будет хорошо. Глупо грустить по прошлому, мечтать, что было бы, если бы она поступила так, а не иначе. Какие у нее перспективы на ближайшее будущее? Работа, работа, работа. Работа — это то, что спасет ее, вытянет, вытащит. Вот и будем работать, а выходные проводить с детьми. Так и выживем.