Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра - Наталья Аверкиева

— Да, — хищно улыбнулась она. — Я не отдам на растерзание этой суке моего Тома. Костьми лягу, но докажу его невиновность. Всё, Йоахим, работаем. Ночь у нас будет зажигательной.

К утру в участке собрались все сотрудники студии, два охранника, которые видели, во сколько герр Каулитц покинул офис. Йоахим ходатайствовал об изъятии записей с камер наружного наблюдения, в которые его клиент мог попасть на пути от офиса к квартире своей гражданской жены. Сама гражданская жена привезла распечатку своих разговоров с незаконно задержанным мужем, статистику заторов на дороге в то время, когда он ехал от офиса домой, записи с камер, которые были установлены в их дворе, видеозапись рассказа няни, распечатки времени, когда пресса получила рассылку, что жена Токио-Билла попала в больницу, время вызова скорой и время получения телефонограммы. А дальше работал адвокат, она лишь сидела тихо в уголке и смотрела на дверь в конце коридора. Любимый должен приехать. О том, что его брат в тюрьме кричат все газеты. Тина постаралась на славу. Он должен приехать и защитить его. Он обязан приехать. Она так по нему соскучилась…

Весь месяц он был слишком занят, совсем не звонил и не заезжал. Она скучала. Ждала его вечерами, специально для него готовила ужин. Он не приезжал. Она хмурилась, а если представляла его с другой, то настроение портилось окончательно. Из-за этого они даже поругались. Впрочем, он, наверное, не понял, с чего она на него взъелась. Она старалась не думать о том, как он приходит вечером домой, целует на ночь другую, обнимает ее… трахает… В голове все время вспыхивало красным — табу, табу, нельзя. Он брат отца ее детей, им нельзя быть вместе, ее все осудят, от нее все отвернутся. Он — табу. Ей даже думать о нем нельзя. Это все от отсутствия секса. У нее больше года никого не было. Совсем. Зато у других все замечательно — один женат, второй при бабе. И только она больше года без мужчины, а если смотреть еще дальше, то несколько лет без нормальной половой жизни — любимый нечасто баловал ее своим вниманием, весьма активно изменял, но при этом не менее активно контролировал всех мужчин, посмевших глянуть на нее хоть мельком. Надо срочно заняться личной жизнью, пока не случилось ужасного. А пока она общалась с его матерью, выведывая, как и что у сыновей. Старший занят не только для нее, матери он тоже не звонит. Младший… Младший с семьей не общается. Женщина плакалась, что сын несчастлив в браке, но гордость не позволяет ему признать это. Она вздыхала, кивала и ловила себя на том, что в тайне радуется неудачам любимого. Надо только грамотно направить свекровь, чтобы в тот момент, когда ее сын решит поставить точку в сомнительных отношениях с секретаршей, оказаться рядом и утешить его. У нее есть шанс. Она не упустит его.

— Фрау Ефимова? — подошел к ней человек, когда она поднималась по ступенькам к дверям офиса.

Она улыбнулась и кивнула.

— Пройдемте, — взял ее под локоток.

— Куда? — смутилась.

— У нас к вам есть несколько вопросов.

— А вы кто?

— Лейтенант Лигель, уголовная полиция.

— Мне надо позвонить моему адвокату.

До Йоахима она сразу не дозвонилась. Ее привезли в участок, проводили в кабинет к уже знакомому следователю. Она держалась просто, в позу не вставала, понимая, что от этого зависит очень многое. Ее обвинили в покушении на Тину Каулитц, предъявили доказательства. Она отказалась говорить без адвоката. Лучше лишние пару часов провести в камере, чем потом несколько лет просидеть в тюрьме из-за собственной глупости. Ей категорически нельзя в тюрьму. Однажды Югендамт уже вцепился в нее, если об аресте кто-то узнает, они больше не смогут вернуть детей. Нет-нет, Йоахим сейчас приедет и решит все ее проблемы. Он хорошо знаком с этим делом, он сможет. Ей никак нельзя в тюрьму. Узнать бы, кто заказал фрау Каулитц, она бы лично этому человеку руку пожала.

После обеда ее снова позвали к следователю. Она уже знала, что Йоахим в пути, а, значит, надолго она тут не задержится. Ее посадили за стол, объяснили, что сейчас проведут очную ставку с потерпевшей. Какой смысл в этой ставке — она не понимала, потому что избегала потерпевшую всеми возможными способами с самого разрыва их с любимым отношений. Первое время та круглосуточно названивала, оскорбляла и угрожала, обещала убить, если она посмеет сунуться к отцу своих детей. Она сменила телефон и местожительство, но в душе поселился страх, что эта сумасшедшая может причинить вред малышам. Она аккуратно переходила дорогу во время прогулок, ни на минуту не оставляла детей без присмотра и старалась не выходить из дома вечерами, а еще лучше гулять с кем-то, желательно с мужчиной. Потом секретарша натравила на нее Югендамт. Когда все было позади, она села, подумала и решила, что не будет ей мстить. Если поступить благородно, то это выбесит соперницу гораздо сильнее, и увеличит ее очки в глазах любимого. Потом история с избиением. Нет, тут надо действовать с умом. Только так можно доказать любимому, что он выбрал не ту женщину, а когда он это поймет, то обязательно вернется, и все будет как прежде.

Его появление стало для нее полной неожиданностью. Сердечко застучало быстро-быстро, в душе затеплилась надежда. Она мягко смотрела на него и едва заметно улыбалась, мысленно похвалив себя, что утром не зря провела перед зеркалом едва ли не час и сейчас выглядела очень достойно. Теперь ее никто не обидит. Он не позволит. Чтобы он ни говорил, она знает, что он любит ее и не даст в обиду. Однажды он поклялся, что будет защищать ее до последнего вздоха. Он защитит. Он не допустит, чтобы его дети остались сиротами.

— Мне все равно, кто это сделал. Моя жена была жестоко избита. Я хочу, чтобы виновный был наказал. Наказан со всей строгостью, на которое только способно наше правосудие. — Он говорил жестко и отрывисто, как будто специально стрелял по ее сознанию словами, крошил его, уничтожал. Ей казалось, что она спит и видит кошмар. Очень хотелось проснуться.

— Вина моей подзащитной не доказана, — не менее жестко возражал Йоахим. — У вас нет ничего на нее. Все обвинения, которые вы выдвигаете, — это ваши домыслы, основанные на фантазиях вашей жены. Ваша супруга питает явную неприязнь к моей подзащитной и вашему брату, против которого она так же выдвигала подобные обвинения. Не кажется ли вам это странным, герр Каулитц?

— Факт остается фактом — моя жена была избита. И я сделаю все возможное, чтобы тот, кто это сделал, надолго сел!

— Отлично! Мы выдвигаем встречный иск, ход которому фрау Ефимова любезно не дала в прошлый раз, — за клевету, подлог, угрозы и оскорбление чести и достоинства.

Она пришибленно смотрела перед собой, щипала себя за запястье, но кошмар все не кончался. Сознание отказывалось воспринимать то, что слышали уши. Ее мозг хаотично бегал в голове, как в тумане, отчего ей казалось, что она уже спятила, и сейчас ее отвезут в психиатрическую клинику. Так не бывает. Это не он. Это какая-то голограмма. Злая, жестокая голограмма и ее надо немедленно выключить. Это не он. Он не может быть таким. Он не смотрел на нее. Совсем. А когда их взгляды случайно пересекались — ее испуганно-ошарашенный и его равнодушно-холодный, — ей становилось страшно и нестерпимо больно.

— Мари, следователь подписал постановление о твоем освобождении под мою ответственность, только не покидай пределов города, пожалуйста, — прозвучало гулко. — Идем, ты свободна.

Адвокат потянул ее за руку на выход. Она на автомате начала переставлять ноги. Это не он. Он не мог. Нет, не мог. Это не он!!!

— Я все равно посажу тебя, сука, — донеслось ей в спину.

Она подняла руку и через плечо показала ей средний палец. Он не защитил, не помог, не одернул. Она чувствовала его равнодушный взгляд, и чтобы не упасть, взяла адвоката под руку. Тот наклонился к ней, улыбнулся и что-то сказал. Она не поняла что, но кивнула и громко засмеялась. Чтобы он слышал. А когда они сели в машину, она расслабленно выдохнула и разрыдалась. Йоахим обнял ее, прижал к себе и начал гладить по голове, приговаривая, что все это закончилось, она большая девочка, отлично держалась, сейчас он отвезет ее домой, она поспит, а завтра будет смеяться над этим глупым и досадным происшествием.

Весь следующий день она ходила по квартире как тень, боясь выйти на улицу. Казалось, что все знают о ее позоре, все осуждают. Она прислушивалась к шуму на улице, выглядывала в окно, ожидая снова увидеть у себя на пороге бераторов из Югендамта или офицеров из уголовной полиции. Она несколько раз звонила адвокату, просто чтобы убедиться, что он на связи и сможет быстро приехать. Она решила никому ничего не говорить. Ей было невыносимо стыдно. Как можно было так размечтаться? С чего она взяла, что человек, который столько месяцев не интересовался ее судьбой, вдруг бросит все и кинется ей на помощь? Он даже собственному брату не помог, что уж говорить о ней? Кто она ему? Тварь, которая всегда его использовала? Проститутка, нагулявшая детей? К вечеру она поняла: нельзя расстраиваться из-за придурков. Ее словно озарила эта гениальная мысль. Она подошла к зеркалу, посмотрела себе в глаза и очень четко произнесла: