Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Тэлботт знал, что часть вины лежала на нем, потому что в силу своих особых отношений с заместителем министра иностранных дел Мамедовым должен был не допустить незапланированной конфронтации между Клинтоном и Ельциным. Такие отношения между Тэлботтом и Мамедовым сложились благодаря главному советнику Бейкера — Дэннису Россу еще до прихода Тэлботта в администрацию. Вскоре после того, как Клинтон одержал победу на выборах в ноябре 1992 года, Росс позвонил Тэлботту, чтобы рассказать о своем друге Мамедове. Росс вспоминает: «Я опасался, что отношения могут прерваться. У меня с Мамедовым сложились такие же отношения, как с ключевым помощником советского министра иностранных дел Шеварднадзе Сергеем Тарасенко. Я знал, что с такими связями дело будет продолжаться… Я сказал Тэлботту, что если надо будет решить какой-то вопрос, то это именно тот человек, который решает проблемы»{603}.[125]

В первом разговоре с Россом Тэлботт был сдержан в отношении продолжения контакта с Мамедовым, поскольку он сам еще не имел поста в новой администрации. Но как только он вошел в команду Клинтона, то сразу же пошел на установление особых отношений с Мамедовым. Мамедов попросил Тэлботта создать межведомственную группу с представителями Пентагона и ЦРУ, что позволяло Мамедову сделать то же в России. Так возникла Группа по стратегической стабильности. По словам Виктории Нуланд, ее ценность для США заключалась в том, что она создавала некоторую стабильность на российской стороне. А при этих условиях Тэлботт мог услышать от Мамедова: «Вы хотите добиться того-то и того-то. Для этого вам нужно сделать следующее: вот кто и кому должен направить письма; вот кто должен кому позвонить; вот тут мои проблемы или я могу привлечь на свою сторону то или другое ведомство»{604}.

До осени 1994 года Мамедов четко выполнял все просьбы. А потом было неожиданное поведение Ельцина на встрече в Будапеште и война в Чечне. Ни о том, ни о другом Мамедов не предупредил американцев. Учитывая неожиданную реакцию русских в НАТО, а затем в Будапеште, причем по вопросам, над которыми обе стороны работали на протяжении всей осени, некоторые стали задаваться вопросом, не слишком ли Тэлботт полагался на Мамедова. В ретроспективе Тэлботт на это отвечал: «Полагаю, что в каком-то смысле вполне очевидно, что это действительно так. Поэтому nolo contendere[126]. Но, с другой стороны, это не имеет значения. Нет вопроса, я действительно полагался… на канал Мамедова. Это уникальный, почти уникальный случай в истории американо-российской дипломатии… Он был исключительно честен и эффективен в решении внутрироссийских проблем. Учитывая, какой там творился хаос, сколько было споров и непредсказуемости, и если оценивать его деятельность, то ему надо поставить «пять с плюсом». У нас были некоторые сбои, этот [Будапешт, декабрь 1994] был наихудшим. Но он никогда сознательно не вводил нас в заблуждение и не преувеличивал. А какие еще каналы мы могли использовать? Часть проблемы заключалась в том, что Ельцин был так непоследователен. Он был непоследователен в отношениях с Клинтоном… так же непоследователен в своем правительстве»{605}.

Будапештский взрыв нельзя целиком относить на счет Тэлботта или Мамедова. Более важным для американо-российских отношений было то, что осенью 1994 года американская сторона все еще посылала нечеткие сигналы относительно позиции США в вопросе расширения НАТО. Это объяснялось отсутствием единой позиции в администрации. В Госдепартаменте проблемой расширения занимался Ричард Холбрук, и он добивался форсирования этого процесса. Холбрук требовал от чиновников ответа на вопрос, как НАТО будет принимать новых членов. И под этим давлением США и их союзники в декабре решили объявить, что в 1995 году они будут изучать, «как и когда» можно расширить НАТО. Но министр обороны после встречи в конце декабря 1994 года с президентом Клинтоном и его высшими советниками, то есть после того, как было объявлено, что НАТО будет изучать этот вопрос, не считал, что расширение является целью политики администрации{606}.

На протяжении следующих двух лет администрация пыталась одновременно и параллельно преследовать две трудные политические цели. С одной стороны, команда Клинтона старалась заверить центрально- и восточноевропейские страны (и их сторонников в США, особенно польскую общину), что процесс расширения НАТО устойчиво продвигается вперед. Так преследовалась цель помочь этим странам в их собственных посткоммунистических преобразованиях и интеграции с Западом; членство в НАТО окончательно закрепит отношения с западным сообществом тех стран, которые проведут необходимые политические, военные и экономические реформы, являющиеся условием членства в альянсе[127]. В то же самое время внешнеполитическая команда Клинтона старалась убедить Ельцина, что до российских президентских выборов лета 1996 года никакого расширения НАТО не будет. Ельцин все еще надеялся, что ему удастся отложить расширение на неопределенное время или как минимум отчаянно пытался «заморозить» этот процесс до выборов в июле 1996 года. Клинтон как самый влиятельный сторонник Ельцина, разумеется, не стремился проводить политику, которая осложнила бы избирательную кампанию «его человека в Москве». Представители Пентагона опасались, что расширение может подорвать усилия США по сокращению ядерного арсенала России. К концу 1994 года администрация оказалась в парадоксальном положении: центральноевропейцы не были убеждены, что процесс расширения НАТО идет, а русские были уверены в обратном. Эта неразбериха усугублялась тем, что многие западные союзники еще не поддержали идею расширения. Некоторые из них расценили инициативу Клинтона в части расширения как политический шаг, предпринятый в ответ на результаты ноябрьских выборов 1994 года (так же это расценили и в Пентагоне){607}.

Менее чем через две недели после встречи в Будапеште вице-президент Гор, министр обороны Уильям Перри и заместитель госсекретаря Тэлботт прибыли в Москву на очередное заседание двусторонней комиссии с премьер-министром Виктором Черномырдиным. Как утверждает Тэлботт, «приезд Гора спас наши отношения»{608}. Вне зависимости от первоначальной цели поездки теперь задача Гора заключалась в том, чтобы восстановить отношения после Будапешта. Вице-президент встретился с Ельциным в санатории, где российский лидер отдыхал после операции на носовой перегородке. Гор предложил Ельцину новую идею, которая явно понравилась российскому президенту. Вспоминает советник по национальной безопасности, вице-президент Леон Фёрт: «Гор предложил метафору в виде стыковки основных компонентов космической программы для работы со станцией «Мир». Жестикулируя, Гор демонстрировал, как два массивных объекта могут сблизиться в космосе, скорректировать свои скорость и траекторию так, чтобы стыковка была мягкой. Он сказал: мы хотим, чтобы сближение России с НАТО произошло так же, чтобы это была стыковка, а не столкновение»{609}.

Подтверждая сентябрьское заявление Клинтона, Гор подчеркнул, что процесс расширения будет постепенным. Ельцин потребовал заверений, что в 1995 году будет проводиться только изучение проблемы расширения. «Я еще раз подтверждаю наши твердые заверения, — заявил вице-президент, — что в 1995 году будет только изучаться концепция возможного расширения НАТО». Ельцин выразил надежду, что постепенность будет означать 10-15 лет. Гор еще раз напомнил Ельцину, что процесс расширения в конечном счете может позволить и России стать членом НАТО. На это российский президент ответил: «Нет, нет, в этом нет смысла. Россия очень, очень большая страна, а НАТО довольно невелика». В итоге Гор мог публично заявить: «Мое впечатление заключается в том, что холодного мира нет, а есть теплые отношения, которые идут в нужном русле»{610}.

Желая получить подтверждение достигнутой в сентябре договоренности, Ельцин 29 декабря направил Клинтону послание, в котором напомнил, что, прежде чем пойдет процесс расширения, должны быть урегулированы отношения между Россией и НАТО. Несмотря на то что беседа с Гором несколько успокоила Ельцина, он все еще проявлял нервозность в отношении намерений американцев и темпов их действий{611}. Ельцин был не один, кто опасался, что процесс расширения идет слишком быстро. Министр обороны Уильям Перри говорил в Москве Гору, Тэлботту и Ферту, что коммюнике министров иностранных дел стран — членов НАТО стало для него полным сюрпризом. Перри хотел отложить вопрос о расширении на более поздний период текущего десятилетия. С точки зрения Пентагона, «Партнерство ради мира» было идеальной программой, позволявшей НАТО развивать отношения со всеми странами региона, в то время как альянс пытался урегулировать две большие проблемы: найти решение конфликта в Боснии и наладить отношения с Россией. Вернувшись из Москвы, Перри добился встречи с президентом 21 декабря, чтобы получить разъяснения политики США{612}.