По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

– На дыбе руки выворачиваются, – уточнил Илья.

– Что в лоб, что по лбу. Ты не увиливай. А отвечай по совести.

– Как на партсобрании? – спросил Илья.

– А разве ты партиец?

– Нет еще. А ты?

– Да!

Наступило молчание, прерываемое лишь потрескиванием дров. Да вскоре задребезжала крышка чайника, вода вскипела. Аня подступилась к костру, Арсений помог ей, взявшись за палку с другого конца. Аня насыпала в булькающий чайник заварки. Арсений снова полез в коробку, вынул папиросу и прикурил.

– Будешь? – спросил, сидя на корточках у Ильи.

Тот отрицательно покачал головой.

– Да, – сказал Арсений, вставая, пуская дым. – Я решил вступить в партию.

– Зачем? – тихо спросил Илья.

– Это дисциплинирует, делает тебя причастным общему делу в большей степени. Вот как раньше говорили какому-нибудь гаду: креста на тебе нет. То есть: будь истинным христианином, ты бы этого не сделал. И точно так же звучит: ты же коммунист! Только за христианством – прошлое, а за коммунизмом – будущее.

– А всегда ли оно лучше, чем прошлое? – спросила Аня.

Арсений отмахнулся.

– Да знаю я!.. Знаю. Бывают моменты… перегибы, провалы, а то и обыкновенное вредительство, чтобы посеять недоверие и все такое. Но ведь главное-то остается чистым. Как срединная струя реки. Стрежень. Да и вспомним то же христианство, вот-вот, ага, кстати. Сколько было вывертов, костров, пыток, мучений. Одни крестовые походы чего стоят. Потом эти все процессы против ведьм в хваленой распрекрасной Европе. Да никакие язычники столько народу ради веры не погубили в своих жертвоприношениях, как эти попики с постными лицами да с умильными всякими словесами. И у нас то же самое: Аввакума сожгли с друзьями, да? И сколько еще пожгли, замучили. Из-за чего, спрашивается? Там, не двумя пальцами надо, а тремя. Цирк! Цирковые обезьяны! Опа! Сделай три скачка. А ежели сделаешь два – а-та-та задаст тебе дрессировщик. Ибо! – воскликнул Арсений, воздевая руку с дымящейся папиросой. – Ибо Главный Дрессировщик в шатре на небесех… иже еси… обидится. Ему хочется, чтобы три раза обезьяны подпрыгивали. Два раза – это для него позор, а три – великое почитание. И чтоб они не ели определенный фрукт. Ананасы, там. А только редьку! – воскликнул он и рассмеялся. – Ну ведь смешно же, ей-богу, как говорится. А?

Невольно улыбались Илья с Аней.

– И что?.. Да ничего, – продолжал он упрямо. – Как верили, так и верили. С боженьки все как с гуся вода. И все так же крестили, махали кадилом, окунались в воду, строили церкви, рисовали иконы, торговали свечками. Да! Вот свечками торговать – это да, прибыльно ведь. Ведьмы ведьмами, три или два перста – это одно, а свечки да индульгенции еще! – вспомнил он. – И всякие иконки, и венчание, и отпевания – это же деньги, злато. Это оставалось неизменным, чистым барышничеством. Святое, не трожь! Это стрежень христианства. Золотой стрежень. И кровь к нему не пристает, так ведь? Ну и вообще, к главным требованиям, конечно, чего уж там: не укради, не лги, почитай старших. Так я вас и спрашиваю, почему же новое учение, коммунизм, вы сразу хороните из-за неверных каких-то шагов, из-за оплошностей? Дело-то неслыханное какое. Этого нигде не было. Власть рабочих и крестьян.

Арсений замолчал, бросая сверкающие взгляды то на Илью, то на Аню. Аня снова стащила косынку и разливала чай по кружкам. Слышно было журчание горячей воды.

– Пейте.

Илья подошел и взял кружку, подул на чай.

– Бери, – сказала Аня, протягивая ему пряник.

Арсений тоже взял кружку и пряник, прихлебнул осторожно, колюче взглянул на Илью. Тот кивнул, хотя смотрел не на него, а на костер. Снова кивнул, отпивая из кружки.

– Почему не было, – сказал он наконец. – Было.

Арсений вскинулся:

– Когда же это? Во Франции, что ли?

– Раньше, – отозвался Илья спокойно. – Раньше на четыре тысячи лет.

– Древний Египет? – догадалась Аня.

Илья кивнул, откусывая пряник.

– Папирус, найденный в восемнадцатом веке в некрополе около Мемфиса. Там некий Ипусер или Ипувер, мудрец или жрец, описывает примерно то же, что и у нас: переворот с ног на голову. Бедняки стали богачами, разрушены святилища, повержены кумиры, богачи в пыли. Все время повторяется: воистину, смотрите, разрушено. Хотя, надо сказать, не все считают, что описываются реальные события. Предполагают, что это просто литература. Жанр пророчества. Но читаешь – и веришь. Благородные женщины стали рабынями своих рабынь. Брат восстал на брата. Отцы бессильны, дети беззащитны… – Илья возвел глаза к звездному небу. – Воистину – лица свирепы… Воистину – кроткие говорят: нет нигде человека вчерашнего дня… Нет, по-другому. Говорят… говорят: человек свирепый лицом стал повсюду. И нет нигде человека вчерашнего дня. Кто не мог изготовить себе даже сандалии, стал обладателем сокровищ. Воистину: многие трупы погребены в Ниле. Нил превратился в гробницу. Люди стали как птицы, ищущие падаль. И да вот, как он точно говорит: воистину: земля перевернулась подобно гончарному кругу. И маленькие дети говорят: о, если бы отец не дал бы мне жизнь! И зерно гибнет на всех путях… – Илья замолчал.

– Что же плохого, – сказал Арсений, – если тот, кто был без сандалий, надел, видно, сапоги?

– А стал босым его господин, такой же, по сути человек, из плоти и крови, – подала голос Аня.

– Советская власть всех обувает. И не в лапти! – воскликнул Арсений.

– В лагерях люди в обмотках, – возразил Илья.

– Это еще не народ, – отрезал Арсений.

Илья взглянул на него сквозь стекла очков. Но промолчал. Ответила Аня:

– А кто же, Сеня? Отбросы? Обезьяны действительно?

Арсений посмотрел в землю, сжав губы. На его кружке играли блики костра.

– Некоторая часть народонаселения, – наконец проговорил Арсений. – И не думайте, что если кто-то… из тех, кого мы знаем, попал туда случайно, по какому-то недоразумению, то и все остальные там паиньки. Преступный элемент был всегда. И после революции он никуда не делся. Царизм передал нам эту эстафету. А откровенных врагов тоже хватает. Откуда взялись Врангель и вся эта белогвардейская сволота с казаками? Или это тоже выдумки? Наговоры? И борьба с ними была перегибом?

– Это была Гражданская война, – сказала Аня. – И она давно закончилась. А людей хватают. За что, Сеня?

– Прошлое живуче, как ящерица, – отвечал Арсений. – Той тоже отрываешь хвост, а она бежит, и хвост отрастает. Так и тут. Побили Корнилова с Врангелем, усекли. А контра снова шевелится, растет по закоулкам страны. Страна-то большая, во-о-н какая… Я летал за Урал, видел сибирские просторы… дух захватывает.

– Адмирал контра? – прямо спросил Илья.

Арсений посмотрел на него. Желваки на его скулах ходуном ходили. Он хотел ответить, но