По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

согласился Арсений. – Хотя… он всюду: в Африке, на Тихом океане вместе с японцем, в Греции, в Ираке… Всюду уже. Только еще не на Южном полюсе. Но, может, уже и туда едут Гансы на собачьих упряжках.

– Ой, ребята, – подала голос Аня, – как же я не люблю эти разговоры… Мы-то с вами здесь. Остановились по дороге в Вержавск. Вон гляньте, сколько уже звезд…

И она запрокинула голову к небу. Стали глядеть вверх и Арсений с Ильей. Над макушками елей колыхалось звездное небо. Дышало, смотрело…

– А нам ведь туда? – спросила Аня, взмахивая рукой.

– Ага, – ответил Илья.

– Вдоль по Млечному Пути, – сказала Аня.

– Вверх по Гобзе. Так и ходили в древности воины и купцы на ладьях, – откликнулся Илья. – Варяги…

– Этот лесничий на Варяжинке сам как варяг. Бородища – во! – вспомнила Аня, сверкая глазами. – Только меча на боку не хватает.

– Вы его расспросили про дорогу?

– Да как-то… не до того было, – откликнулась тихо Аня, бросая быстрый взгляд на Арсения.

Тот снова доставал папиросу и закуривал.

– Дай и мне уж, – попросил Илья.

Прикурили от головешки. Костер дымил, постреливал, отгонял комарье, звеневшее всюду вокруг.

– А может, они на Гобзу свернули и ушли по ней вверх, – сказал Арсений. – Никто же не видал… Иногда мне кажется, что в том Вержавске… там они все. И Дюрга с Устиньей, и Евграф, и даже мой батька.

– Евграф же сейчас тоже в Вяземлаге, – заметил Илья.

Арсений молчал.

– Он писал Фофочке, что отправили на лесоповал, в леса на верхнем Днепре, – продолжал Илья.

– Для строительства дороги? – спросила Аня.

– Ну да. Но и в качестве наказания. А за что – не напишешь ведь… – проговорил Илья.

Арсений помалкивал. Он не любил говорить о Евграфе. Это Илья знал. Такое родство могло повредить ему на службе. Хотя какое ж родство? Они с Фофочкой так и не расписались. Евграфа осудили и отправили в Дмитровский лагерь, в Борисоглебский монастырь сначала, потом – на строительство канала Москва – Волга. Когда был организован Вяземлаг и началась прокладка дороги Москва – Минск, его перевели туда. Осудили и остальных по делу землемера, связанного с Трудовой крестьянской партией. Правда, дали мало: оркестру Фейгеля – всем по полгода условно за исполнение враждебной советскому строю музыки; Семену, сыну Дюрги – три года; бабке Алёне год условно за пение гимна прежних времен; больше всех – Евграфу, как руководителю этой контрреволюционной ячейки, – восемь лет, да священнику Евдокиму – пять лет. Но, можно сказать, успели свое отхватить перед тридцать седьмым годом. В тридцать седьмом все получили бы совсем другие сроки, а Евграф, скорее всего – высшую меру.

Впрочем, Илья тоже предпочитал не вступать в переписку с заключенным бывшим учителем и все узнавал у его гражданской жены Фофочки.

– Вот тебе и Оковский лес, – проговорил раздраженно Арсений.

Илья взглянул на него, поправил очки. Арсений молчал. Тогда продолжил его мысль сам Илья:

– Могут не только священный лес рубить заставить. Но… и Дантовы дерева.

– Почему священный? – спросила Аня, передергивая плечами и протягивая ладони к костру, и они стали розово-прозрачными.

«Вот как твои ладони», – хотел сказать Илья, но вместо этого ответил:

– Потому, что в нем начало трех великих рек.

– Ну и что? – возразила Аня. – Реки – это вода, аш-два-о. Лес – это деревья, древесина, по сути, ага?

– А что за Дантовы дерева? – спросил тяжело Арсений.

Илья посмотрел искоса на него и ответил:

– В одном из кругов ада Данте нечаянно отломил веточку у дерева, и оно застонало, из обломанной ветки потекла кровь. В этом круге были люди, превращенные в деревья.

– Брр! – произнесла Аня.

– За что? – спросил Арсений.

– Не помню. Да и какая разница.

– Верно, – поддержала его Аня.

– Почему же, – возразил Арсений. – Может, это был подлец, предатель, заговорщик, отравитель.

– Землемер-вредитель, – тут же подхватил Илья. – Или священник на свадьбе этого землемера.

Арсений повернулся и внимательно посмотрел на друга. Илья выдержал его взгляд и добавил:

– Хотя, оно, конечно, по известной поговорке: лес рубят – щепки летят. Но я не хотел бы оказаться этим лесорубом.

– Это легче всего, – согласился Арсений, – умыть руки. Надеть белые перчатки. Но кто-то же должен исполнять черную работу?.. Да и вообще, Данте… он же кто был?

– А?

– Ну то есть… какой веры? Или атеист?

– Христианин.

– Католик, – уточнила Аня.

Арсений кивнул, мрачно глядя в костер.

– Вот-вот. Значит, в этом аду все было по закону. По заслугам. Или не по заслугам, а?

Он обернулся к Ане. Та взглянула на него и ответила:

– Да.

– Но здесь-то все шиворот-навыворот, – заявил Илья, доставая из-под себя дровины и подкидывая их в костер.

Вверх взлетали красные искры. Аня за ними следила. И глядела снова на звезды.

– То есть? – спросил Арсений с вызовом.

– Наизнанку, – ответил Илья и показал руками эту изнанку. – Там у Данте в конце первой части такой трюк: доходят они до дна ада, до ледяного озера, в которое вморожен по пояс сам Сатана, и вдруг все выворачивается, и они оказываются уже у подножия горы Чистилища. И на этой горе уже, в общем, нормальные люди, ну, там, завистники, ленивцы, гордецы. Они успели что-то понять про себя…

– Покаяться, – подсказала Аня.

– Да… – поддакнул Илья и замолчал.

– Ну и что дальше? – спросил Арсений сурово.

Илья как будто очнулся.

– Дальше?.. А вот сейчас эту гору с нормальными людьми и вывернули наоборот, – сказал он и повел в сторону Арсения стеклами очков, красноватыми от костра.

Он продолжительное время не сводил с Арсения глаз, будто взвешивая, говорить дальше или нет. Арсений ждал. Илья посмотрел на Аню и продолжил:

– У Данте это гора Чистилища, у нас – воронка адская. Вся Россия.

29

– Та-а-а-к, – проговорил Арсений, снова забираясь в свою коробку с папиросами и, не спрашивая, протягивая одну Илье.

Илья взял, подул задумчиво в мундштук, смял его гармошкой, прикурил от веточки, повел ею в сторону Арсения. Но тот уже прикуривал от головешки. Аня встала и сходила за кофтой, надела ее, косынку завязала под подбородком и стала похожа на девочку.

– Может, еще чайничек заварим? – спросила она.

Ей никто не ответил. И она взяла чайник и пошла к реке.

– Значит, ты так считаешь? – спросил Арсений, взглядывая исподлобья на друга.

Тот убрал с толстых губ табачинку, навел красные стекла очков на Арсения.

– А ты по-другому?

– По-другому, – решительно заявил Арсений. – По-другому, – повторил он. – Страна в кольце врагов. Весь мир трещит по швам. Ты хочешь, чтобы и у нас то же самое пошло?