По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

от ужаса предстоящего действа где-то на кручах исчезнувшего града Вержавска.

Еще они не видели и не слышали Илью, сидели, обратив друг к другу лицо, и лица их сияли, да, как будто изнутри исходило золотое свечение. Илье мгновенно все стало ясно… Но он тут же отринул все догадки и озарения. Мало ли что почудится в лесных сумерках!

Арсений уже услышал скрип велосипеда и обернулся, лицо его сразу стало наполовину черным и наполовину багровым. Повернулась и Аня, она заслонилась ладонью от костра, и ее лицо все стало темным.

– Соленый вестник! – воскликнул Арсений.

– Илья, все уже готово! Где ты пропадал? – спросила Аня, указывая на котелок и чайник у костра.

Илья оставил велосипед у березы и нехотя подошел к костру, оглядываясь, на что сесть. Арсений и Аня сидели на чурбаках. А третьего не было.

– Садись, ты же уморился, – предложила Аня, вставая и отходя чуть в сторону.

У Ильи сердце сжалось. Аню отличало от всех известных ему девушек это особенное самоотречение. Наверное, все дело в происхождении все же… Это чистое явление его и влекло с неудержимой силой… Да еще наделенное таким притягательным девством. Глеб Смядынский, однажды ее увидев в Смоленске, сразу схватил: да это Ренуар, Ильюша! «Девушка с веером»! Но Илья не видел этой картины и не мог ни подтвердить, ни опровергнуть замечание товарища. Смядынский обещал достать фотографическую карточку этой картины, купленной Морозовым и виденной смоленским молодым художником в Музее нового западного искусства еще в Москве, а сейчас находившейся в Петербурге, то есть в Ленинграде. Но так пока и не выполнил своего обещания.

«Если Желна еще не уедет в Ленинград к Беляеву, – быстро подумал Илья, – поеду с ним».

Арсений не встал, смотрел снизу.

– Ну что?

Илья вздохнул и развел руками, как провинившийся школьник.

– Не достал.

– Ах! – эхом откликнулась Аня.

И Илья чуть не расхохотался. Ну что за притча такая! Соль как некий кумир. Он снял очки и, достав платок, стал протирать их. Потом он нагреб нарубленных дров поближе, и сел на них, и все рассказал.

– Может, тоже вышел указ, как при царе Горохе, о подорожании соли, пока мы ехали? – предположил Арсений.

– Не знаю, – откликнулся Илья, слепо глядя на огонь и продолжая протирать очки.

– Мистика какая-то, – заметила Аня.

Арсений меланхолично постукивал веточкой по земле.

– Я-то вот отдохнул, – сказал он, глядя в огонь, – возьму и поеду. Там же по карте деревня?

– Ну уж нет! – воскликнула решительно Аня, скрещивая руки на груди. – Никто больше никуда не поедет. А мы просто сядем и умнем наш ужин.

И она принялась доставать миски, ложки, кружки, хлеб. Арсений встал и подал ей котелок.

– Ну странные все-таки люди, – проговорил Илья, рассматривая в свете костра очки, поблескивающие как живые.

– Это лесник, – объяснила Аня.

Илья с удивлением взглянул на нее.

– Лесник, – повторила она, начерпывая из котелка пшенную кашу с мясом и пережаренным луком.

– Да, поступила такая информация от его непосредственного начальника, – промолвил Арсений, забираясь в карман и доставая пачку «Богатырей».

Был он как-то сумрачен, чем-то озабочен.

Но Аня тут же на него прикрикнула, и он послушно спрятал папиросы и взял миску и ложку.

Илья уже догадался.

– К вам подъезжал тот… балетный персонаж?

Аня и Арсений воззрились на него.

– Ну лесничий из «Жизели»? – уточнил Илья, надевая очки.

– А он тебе представился? – спросила Аня.

– Нет, но я увидел кокарду. Действительно лесничий?

– Прокоп Савельевич, – сказала Аня, подавая и ему миску с дымящейся кашей. – Собственной персоной. Житель Демидова. – Аня метнула взгляд на Арсения.

Тот с преувеличенным вниманием смотрел в свою тарелку и старательно зачерпывал ложкой кашу и ел, отламывал хлеб.

– А чеснок будем? – спросила Аня.

– Рокамболь? – переспросил с видом знатока Илья. – Чеснок по-французски.

– Ну раз даже французы его едят… – проговорил Арсений.

– Ой, я страсть, как его люблю! – воскликнула Аня, прихлопывая в ладоши. – И в городе, когда училась, мучилась…

Она тут же отыскала головку чеснока и накрошила несколько зубцов всем в кашу.

– Правда, и здесь не каждый день поешь, – добавила она. – Пациенты нос воротить будут. Так что только в выходные и праздники.

– Скоромная пища советской медсестры, – заключил Илья.

Они некоторое время молчали.

– Кстати, – вспомнил Илья, – никто не знает, что такое… Лимонарь?

– Лимонарь? – переспросил Арсений.

– Да, прицепилось словечко… Откуда-то всплыло…

– Наверное, из твоих исторических снов, Геродот.

– Что-то… – Аня потерла ладошкой лоб. – Что-то припоминается… Вот тетеря… ну, думай, думай, – говорила она себе. – Это что-то греческое. У папы спрошу… – Она осеклась.

Роман Маркович, ее отец, трудился сейчас в Вяземлаге на строительстве дороги Москва – Минск.

– Ладно, Аня… И что этот лесничий? – спросил Илья, поднося ко рту ложку с кашей и посверкивая белками глаз в сумраке.

28

Оказалось, что лесничий тот даже присел у костра и выкурил трубку. И кое-что поведал им, на удивление Илье, посчитавшему его великим молчальником земли Русской. Да, в ответ на замечание Арсения о его лошади, мастью точь-в-точь как у деда, лесничий спросил, кто таков его дед? И услышав ответ, огладил свою медвежью бороду, похмыкал и вдруг величаво спустился на землю, походил немного да и сел, достал кисет и трубку. Окутываясь дымом хорошего табака, – это Арсений враз определил по запаху, – лесничий вдруг молвил, что эта лошадь – прямой потомок дедова Антона, ведь так тот звал своего великолепного рысака? И он указал дымящимся мундштуком на привязанную к березе лошадь в яблоках. Пораженный Арсений подтвердил. Антон был метисом, помесью орловского рысака и лошади горной норвежской породы, лошади фьордов или викингов, как ее называют. Метис – всем на загляденье. С дедом Дюргой лесничий и познакомился ради лошади, приводил свою кобылу орловской же породы на случку. Тут лесничий окинул долгим взглядом Арсения, как бы стараясь припомнить те времена и мальчишку с черными волосами… Арсений этого лесничего не признал, но вспомнил, что дед действительно говорил о лесничем из Поречья, – он упорно называл этот город на старый лад. В Поречье он ездил на осенние ярмарки. И останавливался у меня, подтвердил Прокоп Савельевич, кивая. Пришел к нему дед Дюрга и тем летом, когда он пропал вместе со своей маленькой Устиньей.

Илья перестал есть, глядя во все глаза на друга.

Арсений доел кашу и, привстав, хотел взять чайник, но тут же отдернул руку. Аня стащила косынку и дала ему.

– Испачкаю…

Она махнула рукой. И он взялся за дужку чайника и налил себе чаю.

Попивая чай, он продолжил рассказ.

Дед Дюрга явился однажды