Рассказы о Розе. Side A - Никки Каллен

– Милый, – сказал Ричи, стукнул сигарету о бортик пепельницы, – это от тебя им нужно одно… а от прыщавого карлика в отделе доставки – совсем другое.

Все завыли от смеха; Тео подумал, что Артур точно встанет и, как Зак пару дней назад, выплеснет Ричи в лицо содержимое своей чашки, но Артур закричал сквозь общий смех:

– Эй, ну ладно… это правда… вы же сказали, говорить свое, я и сказал…

– Не обижайся, – попросил Дэмьен; все умерили свое радостное хлюпанье. – Твоя история – это как «Парфюмер» или «Дориан Грей» – что-то фантастическое…

– Я предлагал ему как-то облиться кислотой – на семинаре по химии. Он зассал. Да еще деду моему пожаловался на меня. Не жалей его, Дэмьен, и не анализируй, его всё устраивает. Это он среди вас, таких чистых, целеустремленных, Люков Скайукеров, такой стал правильный; отливает белизной, – сказал Ричи. – Он хамелеон. Однажды он обосрется, и я буду счастлив первым кинуть в него камень.

– Ты так веришь в себя, Визано? – Артур даже не дрогнул. – Я, по крайней мере, не мню себя ангелом. Однажды и ты упадешь с такой высоты, что не соберешь костей.

Изерли встал перед разговором, чтобы поставить разогреть чай; услышал слова Артура и побледнел; обернулся; и губы у него задрожали; он шагнул и сжал плечо Артура; так больно, как мог.

– Перестаньте, пожалуйста. Сейчас вы оба как последнее дерьмо…

Артур и Ричи молчали.

– А у меня расцвела первая роза, – сказал Тео.

– Какая? – спросил Изерли и отпустил Артура, и тот опять сгорбился, сжался, сложился, будто тряпичная кукла; Тео стало так жаль его.

– Белая.

– Наверное… это очень красиво, – Дэмьен; его голос как пломбир с сиропом и разноцветной присыпкой – самое вкусное на свете.

– Очень, – ответил страстно Тео.

– Жаль, нельзя выпить, – улыбнулся Ричи; и улыбнулся так хорошо, что Тео отпустило – нет, никогда Ричи не отступит, не упадет; он же белое золото; самый чистый снег; никто из них; все они проживут свою жизнь долго и счастливо, как короли в старину.

Больше никаких ссор не было; за ужином говорили об играх: шахматах, Золушке, стимпанке, Эрике Берне, масках, манчкине; пришли отец Дерек и ван Хельсинг; отец Дерек быстро ухватил суть развлечения, ответил что-то, получил массу удовольствия от чужих ответов; а ван Хельсинг уже всё знал, сказал, что они тоже так развлекались, когда чего-то ждали, и было совсем нечем заняться; Тео представил почему-то заметенный снегом домик в горах, как в рассказе Кайла Маклахлана; и подумал о Грине и Йорике, как ему их не хватает; после мессы пошел сразу в свою комнату и стал слушать их альбомы, потом залез в интернет, посмотрел записи с концерта; L&M опять выступали сегодня вечером в Лондоне, пока они в Рози Кин ели поленту с моцареллой, валяными помидорами и пряными травами; Грин на концерте был в зеленом свитере и килте; а Йорик в смокинге, черный бант вместо бабочки, и танцевал степ – эдакий Фред Астор; такой красивый он был, легкий, сказочный; и все шоу было построено на свете – то они казались совсем черно-белыми, то вдруг всё сверкало – полная сцена диско-шаров из зеркальных кусочков. Тео увидел, что в расписании турне есть Гель-Грин; вспомнил, как слушал этот альбом, «Снег и книги», пока ехал сюда, в Братство; так я их и не увижу вживую, а там – страдания по прежнему Тео превратились в абстрактное «там» – купил бы билет, надел бы классный узкий розовый галстук, белую рубашку, синий вельветовый пиджак, узкие джинсы, кеды, и пошел бы на концерт с Матильдой; а потом бы попили горячего шоколаду со сливками и малиновым сиропом; поцеловались, взяли бы «феррари» и кружили бы по городу всю ночь; и внезапно Тео затосковал; вот только не это; и пошел к Дэмьену; и они послушали альбом вместе; Дэмьен читал, а Тео просто лежал на кровати Дэмьена и смотрел в потолок: Дэмьен наклеил на него звездочки и луну, которые за день набирали свет и потом сияли в темноте; потом мальчики помолились вместе на ночь; и Тео пошел спать; но не спал всю ночь, потому что думал, а всё ли правильно он делает; отказывается от славы, денег, Матильды, безумия, суеты; вот Йорик и Грин выбрали совсем другое, смертное; и сомнение отпустило его только когда он на рассвете, не выдержав, пришел в свой садик; был туман, прохладный, замедляющий звуки и движение; Тео нашел свою розу – она действительно была; сонная совсем, как маленькая девочка; опять хотелось взять её на руки; закутать в плед; и Тео сел на стул и прочитал весь Розарий; замерз, промок весь от росы, сжал зубы и попросил у Бога сил; как человек, который повис на страховке или собирается пригласить девушку на танец.

Дилану игра в тему для разговора тоже понравилась; он, правда, всё равно сидел с книгой; но просто так, «подержаться» – Изерли разрешил. За тридцать восемь дней в Братстве поговорили о: женщинах, играх, черно-белом кино, носках, сериале «Настоящая кровь», Мартине Скорсезе, гангстерах, оружии, Средних веках, Мэрилин Монро, как и обещалось, самоубийствах, Первой мировой войне, Америке, тамплиерах, немом кино, итальянской опере, табаке, детективах, детских книгах, поэзии, бессоннице, голоде, спиртном, путешествиях, велосипедах, зиме, лете, счастье, горе, любви, кошках, собаках, Умберто Эко, современном искусстве, Вермеере, аквариумах, пазлах, Джеке-Потрошителе, Диккенсе, Кристиане Бейле, Диснее, Фрейде, Африке, импрессионистах, Джейн Остин, Чарли Чаплине, охоте, «Алисе в стране чудес», пиратах, фантастике, готике, Леонардо да Винчи, манге, обуви, «Титанике», супергероях, суевериях, фольклоре, мужчинах, математике, сказках, Борхесе, «Властелине Колец», панке, Битлз, смерти, Древнем Риме, Нобелевской премии, «Назад в будущее», Вагнере, походах, деньгах, власти, страхе, Жанне Д`Арк, Гарри Поттере… и все, наконец, узнавали друг о друге – кто чем занят в своих кельях: кто что читает, о чем думает в дождь и полнолуние, у кого какие увлечения и наваждения. Визано, например, иногда расследует старые дела; как Ниро Вульф, не поднимаясь из кресла; такое упражнение для пальцев ног, как он сам его назвал, насмешливо дернув верхней губой и обнажив острые зубы; собирает все куски пазла, мелкие детали, отходит, чтобы посмотреть на картину издалека – вдруг это и вправду нечто импрессионистское – и пытается найти свою разгадку; когда он думал про Джека-Потрошителя, отверг всё, что писали ФБР и всякие сочинительницы романтичные; составил его портрет: «никаких сексуальных извращений, сифилиса и комплекса по поводу отсутствия одного яичка; все это уже позже наслоилось – после Первой Мировой, Фрейда; это был очень образованный, сильный физически, привлекательный человек лет двадцати пяти; уверенный в себе, никаких внешних душевных заболеваний на почве низкой самооценки, злобной мамаши и финансового неблагополучия; жестокий; но тогда рамки жестокости были несколько иные; Англия была просто одержима насилием; не думаю, что он как-то выделялся среди своего класса; а принадлежал он явно к высшему, – и тут Визано вновь улыбнулся жуткой красной улыбкой, – я бы мог быть чисто теоретически Джеком по всем параметрам… – и прыгнул на Дэмьена с криком. – Отдай мне свою матку!» – Дэмьен завизжал, как в хорошем фильме ужасов; и все вместе с ним, и стулья опять попадали, и прибежали на вопли отец Дерек и ван Хельсинг; и всем чуть не влетело; в общем, Визано рассказал, как не выдержал и пошел с бутылочкой к Грину – и выяснились рамки дара Грина: он мог видеть только в пределах своего времени и своего «поля» – то есть людей, которых он знает, о которых имеет представление; паписать ему письма об абстрактном: «найдите мою брошь» или «кто убил Наполеона» – бесполезно…

В последнюю субботу они собирались поговорить о Леонардо ДиКаприо и бойз-бэндах, поразить своим умением вести светские беседы вернувшихся – Роба и Женю, Йорика и Грина – они все дружно приезжали в субботу утром; но в четверг, на мессу Воспоминания Тайной вечери – Тео был на ней впервые – когда отец Дерек мыл им ноги, как Христос ученикам – «педикюр все сделали?» пошутил ван Хельсинг – и в пятницу на Поклонение Кресту не пришел Дилан. По обету он должен был приходить в пятницу, на этот «коленостирательный», как его называл Дэмьен, Крестный путь – и в воскресенье – на утреннюю мессу; и оставаться после на воскресный обед; пусть и Пост, но Изерли изощрялся, как мог: паста, паэлья, ризотто, крем-супы, салаты с рукколой и мятой, картофель в фольге с травами и чесноком, хлеб с базиликом и оливками, баклажаны по-болгарски, всевозможные роллы и суши запеченные; «я хочу знать, что хотя бы один раз в неделю ты что-то ешь» сказал сердито ван Хельсинг Дилану в Пепельную среду; Дилан закатил глаза, но пообещал приходить и молиться со всеми и есть; Тео думал тогда, что неряха Дилан должен совсем зарасти к Пасхе; так и происходило – в первую пятницу он выглядел еще ничего – в обычных джинсах, свитере, ногти только грязные, и кеды; будто просто сломалась машина на проселочной дороге, и остаток пути он шел пешком; но уже в воскресенье Изерли погнал его сразу в душ; и выдал чистое – как в приюте для наркоманов; а в прошлое воскресенье – предпоследнее перед Пасхой – Дилан был похож на Маугли, или сбежавшего с каторжных работ из Кайенны, – весь расцарапанный, облупившийся, волосы ниже плеч, растрескавшиеся губы и руки; Зак, с которым рядом он сел за обедом, по возможности вежливо отодвинулся, испугался даже; а потом Тео пошел в сад, через задний двор, а там стоял Изерли и озадаченно рассматривал одежду Дилана – синий растянутый свитер, выгоревшие порванные джинсы, красные кеды, огромную клетчатую рубашку; «может, сжечь? а то стиральная машинка не даст нам больше, сбежит, расскажет всё про нас другим, и мы обречены на тазики и доски» пошутил Тео; он, заваленный, загруженный своими занятиями, почти уже не помогал Изерли в управлении Рози Кин; «я тоже подумал про сжечь, но она пахнет потом и порохом, – сказал Изерли, – пот… понятно почему, но порох-то откуда, черт возьми… он же не брал с собой ружья» «отобрал, может, у кого, спас оленя… или всё-таки взял… или нашел…» – Тео пожал плечами; ему не казалось это важным; такой странный был Дилан; с него станется фейерверки старинные китайские в лесу запускать; охотиться на вампиров с дробовиком; есть жуков живьем, сбивая с деревьев гранатами; но вот он не пришел на Поклонение Кресту; это последняя пятница, и Дилан должен был остаться, отмыться; и опять же – завтра утром приезжают Йорик и Грин, и Роб и Женя, и это здорово – все наобнимаются, расскажут друг другу массу вещей; потом дружно отдраят Рози Кин; и отсидят ночную мессу – самую шикарную, самую длинную в году – когда случится чудо, и Иисус воскреснет; и можно будет пить вино, пахнущее яблоками и корицей, и есть бутерброды с салями; но Дилан не пришел, и у ван Хельсинга напряженное выражение лица; будто у него болит зуб; и он уже выпил три таблетки, но всё равно болит; и все цвета начинают быть громкими, а люди ненавистными; «где же Дилан?» спросил шепотом Дэмьен, Тео пожал плечами; он не чувствует тревоги; завтра же приедет Грин, и если что, найдет Дилана – просто, как в книге с оглавлением главу: «Дилан тем временем…», или с закладкой на месте приключений Дилана – такой ручной работы, расшитой бисером; по мотивам «Ворона» Эдгара По: черное окно, пустая клетка, луна огромная в разорванных тучах, и ворон огромный блестит глазом на столе, разбросанных рукописях.