Рассказы о Розе. Side A - Никки Каллен

– Что не помешало Робу оставаться самим собой – красивым и богатым засранцем, заносчивым, ворчливым, антисемитом, еще одним мистером Дарси.

Они уже почти дошли до сада.

– Подожди-подожди, – заволновался Тео.

– Закрыть глаза?

– Ну… сейчас, – Тео вздохнул и шагнул, и раскрыл руки, будто открывая двери.

Грин увидел развалины, оплетенные розами – трепещущими, сладкими – будто лентами; будто этот кусок Рози Кин вот-вот взлетит – как сказочная земля из сказки Дианы Уинн Джонс; и вздохнул.

– Это очень красиво.

– Правда?

– Ты будешь это показывать на Пасху?

– Нет. «Святой Каролюс» еще не распустился, – и он показал куст в центре – будто прима-балерина; замершая перед падением занавеса; вообще, сад Тео напоминал сцену – многоярусную – такое модерновое решение классической постановки: «Спящей Красавицы» или «Ромео и Джульетты» – действие будет происходить сразу на нескольких уровнях; но все актеры будут в привычных костюмах – шелка, бархат, шнуры, шпаги; просто можно выбрать свою историю.

– А когда распустится?

– В июне, начале июля. Это как роды или гороскоп – я могу предположить…

– Класс. Двадцать девятого июня день рождения святого Каролюса как раз…

– Я знаю. Я с этим расчетом и высаживал. Еще нужно будет натянуть гирлянды, елочные новогодние, среди деревьев – у меня целый склад под кроватью.

– Ты волшебник, Тео.

– Как все мы… – и они взялись за руки; как малыши на пороге гостиной, в которой полно взрослых – сейчас начнут спрашивать, кем ты хочешь стать, кого больше любишь – папу или маму, и что больше любишь – шоколад или мороженое; ответы придуманы – космонавтом, бабушку, винегрет; локоны уложены, воротники кружевные по плечам…

– Дилан.

– Без понятия, где он.

– Зак.

– Ну, расскажи, как он, после драки-то…

– Он придумал игру, – Тео засмеялся, вспомнив особенно удачные ответы, рассказал Грину, пока они проверяли розы на вредителей и рыхлили землю – Тео показал, как; он уже ухаживал за садом, как женщина за своими руками – привычно, механически нежно – крем, маникюр; «а о чем сегодня должны были поговорить?» «о ДиКаприо за обедом, и о бойз-бэндах за ужином» «блин! бойз-бэнд – это же мы…» «да ладно, вы же не танцуете дуэтом в широких джинсах с микрофонами у рта» «что за глупости…» «нет-нет, даже не претендуй на взгляд изнутри» «огромные штаны и групповые танцы – тема бойз-бэндов преступно заужена» «а как иначе? о Битлз мы уже поговорили» «я всё пропустил, я так любил Битлз в детстве» «ну, ладно, давай скажи… про Битлз» «какую-нибудь не банальность?.. восемь рук, чтобы обнять тебя; мне кажется, я родился и сразу знал, кто такие Битлз, будто в человеческом генном банке есть один специальный под Битлз – он активизируется при рождении, как программа, и однажды ты понимаешь, что слышал это – ты можешь даже напеть; ты просто родился с этим в голове; со знанием «Yesterday» или «Help»; мама, правда, сказала, что она слушала Битлз, пока была беременна, а надо было бы Баха или Брамса; вот так вышло… но я уверен – все белые дети с зачатия знают, кто такие Битлз» «ну, про Монро тогда тоже можно так сказать… и Наполеона; может, это всё один ген?» «Битлз, Монро и Наполеон?» «ну да» «да ну, это жесть, Тео; тебе что, жалко отдельного гена для Битлз?» – потом они пошли на обед; и хоть Дилана не было, ван Хельсинг будто записку от него нашел в книге – успокаивающую – почему Дилан так ассоциируется у Тео с книгами – нечто закрытое; лицо его было не темным, будто брошенный дом, а обычным, красивым, отстраненным, с улыбкой в уголках губ – розовой тенью; и за столом, наконец, кто-то поднял тему ДиКаприо; Йорику, Робу и Жене Зак разъяснил правила; Роб поморщился; может, ему просто нечего сказать, подумал Тео, вот и злится; всё какие-то тонкости везде; кружева, батист и поэзия; человек без войны; он скучает. На обед были баклажаны с пастой из грецких орехов, салат из рукколы, белого мягкого творога и помидорок черри, белая фасоль с песто в горшочках и черничный флан; Тео вспомнил «Титаник», который все смотрели, когда он приехал, и Йорик сказал: «ох, я бы пересмотрел…», и все как-то закивали; «Полное затмение», конечно же – это Дэмьен: «он там просто грань переходит, когда он уже не то, что не Ди Каприо некий, играющий Рембо, он даже не Рембо – он просто создает новую жизнь»; «Рыдала розово звезда в твоих ушах, цвета пунцово на груди твоей пучина, покоилась бело бескрайность на плечах, и умирал черно у ног твоих мужчина» – «а я помню про гласные: А – черный, белый – Е, И – красный, У – зеленый; О – синий; их тайну скажу я в свой черед…» «братцы, братцы, это всё-таки Рембо, а не ДиКаприо» ««Дневники баскетболиста», – это Грин – ох, я балдел… от музыки, в основном… такой ритм у этого кино… и тоже стихи… главного героя: «Хороший дом, но слишком много окон – чтобы по утрам наполовину открывать, по вечерам наполовину закрывать»… это тебе не «Реквием по мечте», страшилка про отрезанную руку» «А что, «Остров проклятых» и «Начало» никому не нравятся? «Отступники»? «Кровавый алмаз»?» «»Отступники»!!! Йе!» «Поэзии не хватает… тонкий длинный рыжий мальчик, Ривер Феникс, который не умер» «не, не, «Авиатор» – это супер» «Говард любит цитрусы» «Простите, ребята, но «Волк с Уолл-стрит» – полная лажа» «Да ладно…» «Вообще всё неправда», «А «Великий Гэтсби»?» «Вот уж лажа так лажа» – и такой длинный вьющийся разговор, шутки-самосмейки, дымок от сигарет; «гений» вынес суд присяжных; а потом всё-таки приехала полиция из городка, фермеры в резиновых сапогах, три овчарки, красивые невозможно, древнеримские какие-то; все сразу встали, стол бросили неубранным; Изерли раздал свертки с бутербродами с сыром и термосы с чаем; Тео сбегал, переоделся – теплый свитер коричневый с заплатками вельветовыми на локтях, куртка клетчатая, коричневая с бордовым, и тоже с заплатками на локтях – одна коричневая, другая красная; джинсы, ботинки высокие фирменные, с крестами; хотя с трудом представлял, чем может помочь; прицепится к кому-нибудь из старших, иначе сам потеряется; телефон; и шел-шел по мокрому лесу за кем-то из фермеров; американское кино про Ганса и Гретель; фермер даже спросил его что-то; про то, учится ли он в школе; «я учусь в Братстве» ответил мальчик; ну а школа как же, повторил фермер; «ну, нас учат всему тому же – математике, биологии, литературе – только здесь, в замке»; фермер удивился – разве это считается за школу; Тео вздохнул, понял, что натер ногу и решил вернуться; места казались знакомыми – шли все вдоль побережья; «извините меня»; конечно, ты же еще маленький… маленький, почему бы и нет, Тео повернул назад, шел-шел опять и пожалел, что не раскрошил хлеб или сыр – он заблудился; причем, когда он шел с фермером, всюду по лесу слышались голоса других; лай собак – они пугали птиц; наслаждались, как школьные хулиганы; а теперь будто все потерялись; телефон не ловил; но Тео не испугался – до вечера было далеко; ужина и мессы – до святой весенней ночи; пасмурное небо было совсем рядом – акварельное, мокрое; низкое, как звук контрабаса; пахло хвоей, багульником и вереском; солью, медом и травами; как в раю; Тео сел на заросший серым пень, обхватил себя руками, закрыл глаза, слушая шум моря внизу – казалось, он переместился во времени и теперь где-то в эпоху викингов, древней Галлии, такой красоты лес кругом – огромные сосны, переплетения ветвей, мох под ногами; что-то скрипело и потрескивало, будто кто-то сужал круги вокруг Тео; Тео открыл глаза – а ведь он и не подумал, это же дикие леса, слопает его какой-нибудь вервольф сейчас, в человеческом обличье красивый местный кузнец; «Грин, – позвал он мысленно, – вы где? я сижу среди леса, и, кажется, в другом мире…»; и тут сзади ему глаза кто-то накрыл теплыми маленькими ладонями; совсем как кто-то из сестер. Тео взвизгнул. Дилан засмеялся.

– Ну, знаешь, Томас, это уже слишком… – Тео ударил его по рукам, как женщина поклонника веером за дерзость.

– Что слишком, Тео?

– Ты… сначала я вижу, как бежит в море Изерли, а теперь нахожу среди леса тебя… хорошо, я просто сидел, а пошел бы в кусты по делам… похоже, что Грина с Ричи нужно увольнять.

– А я думал, ты обрадуешься – что ты избранный и незаменимый, как Гарри Поттер… если честно, это случайность: я здесь и ты здесь – а что это у тебя в кармане? Чай и бутерброды от заботливого Изерли?

– Да. Хочешь?

– О, умираю от голода, – Дилан жадно схватил сверток, разодрал промасленную бумагу и стал есть, кроша белый нежный хлеб на себя, и сыр; Тео с любопытством его рассматривал – Дилан был небрит, но не более того, подстрижен ультрамодно, челка разноуровневая, будто недавно был на требовательном торжестве вроде свадьбы; в волосах, правда, торчали мелкие сухие веточки и прошлогодняя листва, будто он бежал, спотыкался, падал; на левой щеке была глубокая старая царапина; какой же он необычный, эльфийский – пепельные волосы, черные тонкие брови, ресницы шелковые, тонкий английский нос, ямочка на подбородке; проводник между мирами, священник в церкви над обрывом; одет он был изысканно для леса – черный бархатный пиджак, толстовка жемчужного цвета, мягкая, тонкая, с капюшоном, шелковым шнуром, черные джинсы, сапоги наподобие ван Хельсинговских – высокие, узкие, под колено, без единой складки, черные.