Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

Алансонским, Бретонским, Бурбонским и графом Арманьяком был организован заговор, получивший поддержку от неуправляемого Родриго де Вильяндрандо, с целью сместить ставших слишком влиятельными Кристофа д'Аркура и Мартина Гужа в пользу сеньора д'Альбре. В ответ на это последние с войсками двинулись на Сен-Флур, что привело заговорщиков в замешательство[400].

Был ли новый мятеж направлен на замену одной правительственной команды на другую? Возможно. Но все же участники Прагерии сочли необходимым создать некое подобие позитивной программы, и эта программа, судя по всему, заключалась в возобновлении войны против англичан и созыве Генеральных Штатов, например, в Лионе. Мятежники нашли грозного лидера для своего движения в лице Дофина Людовика, который в свои шестнадцать лет был на удивление умен, "подростком с проницательным умом" (acris ingeniis adolescens)[401]. Он уже считал себя способным управлять страной с гораздо большей энергией и возможностями, чем его отец. Не исключено, что Людовик с детства презирал Карла VII. Так почему бы ему не взять этого некомпетентного короля под свою опеку и перехватить бразды правления королевством? Видимо, наследный принц уже некоторое время думал об этом, или скорее, его понуждали об этом думать[402].

Мятеж, продолжавшийся с середины февраля до середины июля 1440 года и происходивший в Пуату и Оверни, был отмечен вооруженными стычками и демонстрациями силы, но к счастью обошлось без серьезного кровопролития. Состоялся обмен манифестами. Карл VII, пораженный до глубины души, отреагировал неожиданно быстро и энергично. Он мог рассчитывать на 800 латников и 2.000 стрелков. В письме от 24 апреля из аббатства Сен-Мешен он заявил, что взял в руки оружие, что вымпелы его роты были украшены золотой короной, что он получил помощь от аббата, и что за это дарует аббатству герб в виде "золотого щита с золотой геральдической лилией и такой же короной на красном поле".

Королю удалось подчинить мятежников одного за другим, в том числе своего сына, самого из них упорного, который в итоге получил номинальное управление Дофине и, вернув себе место при дворе. В како-то момент Людовик хотел попросить помощи и поддержки у герцога Бургундского, но тот согласился только принять его в качестве гостя, но в поддержке отказал. Эти контакты принца с герцогом стали предвестием того, что произойдет в 1456 году.

Карлу VII удалось победить, потому что участники Прагерии не озаботились поддержкой добрых городов. Постоянно информируемые письменными и устными сообщениями, города, хоть и упрекали короля в инертности, но любой ценой хотели избежать повторения мучительных лет прежних "раздоров". Они полностью и непреклонно придержали идею легитимности, которая могла быть воплощена только в лице короля.

В своем трактате Liber de atemptato transportu persone Dalphini Бернар дю Розье, в то время декан капитула Тулузской Церкви и советник короля, считал, что те, кто хотел разлучить отца и сына, совершили преступление подпадающее под определение "оскорбление величества", а война, которая велась против них была справедливой и необходимой.

Актом от 3 июля 1440 года Карл VII поручил парижскому прево обнародовать мир, заключенный с Дофином и герцогом Бурбонским, так как, было необходимо, чтобы все узнали о победе короля. Ведь опасность, которой он подвергся, была вполне реальной: что бы случилось, если бы его сын был на несколько лет старше? Рассказывали об угрожающих словах короля в адрес своего сына, когда тот счел нужным ходатайствовать за Жоржа де Ла Тремуя: "Людовик, ворота открыты, и если они недостаточно широки для тебя, я прикажу снести шестнадцать или двадцать туазов стены, чтобы ты мог пройти. Но ты мой сын, и ты не можешь брать обязательства за кого бы то ни было без моего разрешения. Но если тебе угодно действовать так а не иначе, то по Божьему благоволению, мы найдем кого-нибудь из своей крови, кто поможет нам лучше сохранить нашу честь и королевство, чем мы это делали до сих пор"[403]. Упрек был серьезным, а угроза отстранения от наследования вполне реальной. Очевидно, что на протяжении всех этих месяцев Карл VII проявлял завидную энергию и незаурядное мастерство политика. Среди прочего, в историю вошла и такие его слова: "В королевстве Франция право на ведение войны принадлежит только королю и его офицерам, и не кому больше"[404].

Учитывая существовавшую обстановку, довольно удивительным явлением,  стало то, что во время сессии Генеральных Штатов (следующая состоялась только в 1468 году, при Людовике XI, и при совершенно иных обстоятельствах), имевших право согласиться или отказать в введение налогов, по словам Филиппа де Коммина, Карл VII стал первым, кто ввел их "по своему усмотрению, без согласия сословий своего королевства"[405]. В результате король рискнул вообще отказаться от созывов этого представительского собрания[406]. Мирные переговоры с Англией также потерпели крах. Надо сказать, что если бы они и состоялись, то снова закончились бы неудачей, так как противник в 1440 году не был готов пойти на более широкие уступки, чем в 1439 году.

Герцог Орлеанский был освобожден решением Генриха VI и его Совета 2 июля 1440 года, но из-за посредничества в этом деле герцога Бургундского, Карл VII был не так рад этому событию, как можно было бы ожидать. В результате в английскую казну потекли огромные суммы, которые были совсем не лишними. В начале ноября герцоги Бургундский и Орлеанский встретились и одарили друг друга прощением. В церкви аббатства Сен-Васт в Аррасе в их присутствии состоялось торжественное чтение договора 1435 года на латинском и французском языках. Карл Орлеанский, согласился жениться на Марии Клевской, племяннице Филиппа Доброго, был возведен в рыцари Ордена Золотого руна, дал клятву почитать герцога, добавив, что ему не в чем извиняться за смерть Иоанна Бесстрашного, поскольку он не имел к ней никакого отношения, а когда узнал о случившемся, то сразу подумал, что это подвергло королевство Франция "большей опасности, чем прежде". Затем Карл Орлеанский вернулся во Францию, охваченный нескрываемым энтузиазмом. 14 ноября он был в Париже. Однако король согласился принять кузена только "частным образом", что герцог посчитал недостойным своего статуса и чести.

Как же должен был поступить Карл VII, теперь когда он если и не восстановил, то, по крайней мере, прочно утвердил свою власть? По сути, он переместился ближе к театру военных действий. Пожив в Шартре в октябре-декабре 1440 года, он переехал в Шампань, для того, чтобы навести порядок в районах опустошенных рутьерами. Далее он посетил Труа, Лангр и Вокулёр, таким образом, побывав на родине Жанны д'Арк. Вспоминал ли он о ней? Затем он отправился в Реймс и Лаон. В последнем городе король встретился с герцогиней Бургундской, с которой долго беседовал о "нуждах и делах этого королевства"[407]. На самом деле, Изабелла Португальская сделала королю от имени своего мужа несколько предложений, но почти все они были отклонены, что сильно ее разочаровало. Очевидно, что недоверие между Карлом и Филиппом сохранялось и было весьма нешуточным.

Далее король присоединился к армии осаждавшей Крей. Под угрозой обстрела королевской артиллерией город, "одно из примечательных мест и приходов Франции"[408], сдался 25 мая 1441 года. Настала очередь английского Совета во Франции встревожиться: "Мы подобны