Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

качестве фьефа, с сохранением за собой и юрисдикции и суверенитета. Ибо он ни в коем случае не хотел отчуждать то, что приумножили его предшественники. Но король зашел дальше своих предшественников и приемников поскольку подобные формулировки не применялась во время заключения мира в Кале в 1360 году и не будут применены во время заключения мира в Камбре в 1529 году, который должен был подтвердить отказ Франции от суверенитета над Фландрией и Артуа. Король полагал, что принцы будут придерживаться одной с ним линии, "учитывая превосходство" короны и Дома Франции, к которому они принадлежали. Это был ответ, который Карл VII приказал занести в реестр Счетной палаты, игравшей, в большей степени, чем Сокровищница хартий, роль хранилища государственных актов.

Ассамблея, подобная той, что состоялось в Невере, не была ни разумной, ни целесообразной затеей: ведь королевский план действительно состоял в том, чтобы собрать сильную армию и вторгнуться в Нормандию, чтобы ее отвоевать и получить сильную позицию на переговорах.

В полной мере осознавая несчастья своего народа и разорение, от которого он страдал, Карл VII предпринял все необходимое, чтобы подавить эксцессы живодеров.

Кроме того, существовала проблема налогов, особенно тальи. В своем ответе король указал, что налог взимается как с жителей его домена, так и с тех кто проживает в сеньориях и по его словам, жители последних облагаются налогом в два раза меньшим, чем жители королевского домен, и все же все сеньоры имеют свою долю. Другими словами, для примера, подданные графа Вандомского или герцога Орлеанского действительно платили королевский налог, но по сниженной ставке в 50% (Конечно, в Бретани, во владениях герцога Бургундского или в княжествах Юга королевского налога не было вовсе). Позиция короля по этому вопросу была следующей: в королевстве ни одного налога не должно взиматься без его одобрения (похоже, что он оставлял за собой монополию на право взимания налогов); для взимания налога, предназначенного для свершения его великих дел, ему не нужно согласие Генеральных Штатов, сессии которых в любом случае обходятся недешево.

Требование принцев крови предоставить им возможность принимать более активного участия в управлении королевством, поскольку они должны это делать, в соответствии с традицией и в силу своих прерогатив и происхождения, король одобрил, но осторожно добавил, что они должны так же уважать его прерогативы и власть.

Оставался еще вопрос о королевском Совете: принцы хотели, чтобы он состоял из большого числа знатных, умеренных советников, свободных от прошлых разногласий, и сожалели, что ведение главных дел королевства было доверено всего двум-трем людям. И в этом случае король довольствовался успокаивающим или уклончивым ответом.

Жалобы послов касались и личных амбиций, поскольку, естественно, принцы ожидали или надеялись на доходные места, пенсии и власть. Примечательно, что король был резок в отношении герцога Алансонского, графа Вандомского и сеньора Ла Тремуя, но гораздо более сдержан к Филиппу Доброму, который, в конце концов, имел некоторые основания для жалоб, особенно из-за недавнего вторжения отрядов, действовавших от имени коннетабля Франции, в его герцогство Бургундское. Герцогу Орлеанскому, который по этому случаю лично явился в Лимож со своей женой для примирительной встречи, Карл VII выделил 160.000 франков для оплаты выкупа, плюс ежегодную пенсию в размере 10.000 франков.

Очевидно, что Карл VII был недоволен такими ассамблеями принцев, даже если они, в отличие от Прагерии, были чисто формальными. Тем более, что как ему говорили, принцы и сеньоры, пользуясь этим, пытаются сплотить дворян, Церковь и простой народ, чтобы "добиться от правительства посредством издания ордонансов новых уступок" и привлечь к управлению королевством Генеральные Штаты. Король, конечно, не может поверить в такое посягательство на его суверенитет, но если бы поверил, то действовал бы против этих заговорщиков с той же энергией, что и против своих злейших врагов — англичан[413].

Путешествие в Тарта

"Путешествие в Тарта", совершенное в компании Дофина, было как политическим, так и военным демаршем в сторону Англии. Оно было отмечено, в частности, торжественным въездом "Его Величества" (как выразился Герольд Берри) в Тулузу[414]. По этому случаю графы де Фуа, д'Арманьяк и де Комменж поклялись верно служить королю в войне против англичан. После личного участия в снятии осады с Тарта, 24 июня, Карл VII, отказавшись от идеи атаковать Байонну, как опасались его противники, успешно приступил к осаде Дакса. Хроника говорит, что король лично командовал захватом этого места, а королевская артиллерия не преминула произвести неизгладимое впечатление на защитников[415]. Далее Карл VII последовательно посетил Ажен, Марманд, Ла-Реоль, где чуть не погиб из-за пожара, вспыхнувшего в его доме, Монтобан и снова Тулузу. После года, проведенного на Юге, в мае 1443 года король вернулся в Пуату. Успех был очевиден. Но Карл VII также убедился, насколько прочными оставались позиции англичан в Гиени, хотя бы благодаря упорной поддержке населения, как дворян, так и недворян, и особенно архиепископа Бордо Пеи Берлана[416]. Еще одним результатом "путешествия в Тарта" стало то, что с этого момента правительство Генриха VI ясно осознавало, что ему нужно защищать не одну, а две территории — Гиень и Нормандию. Но могло ли оно это осуществить или ему пришлось бы сделать нелегкий выбор?

Французская сторона широко освещала одно по сути второстепенное событие: захват Дофином действовавшим под чутким руководством Жана де Дюнуа (Орлеанского бастарда) английской бастиды, которая в течение нескольких месяцев блокировала Дьепп. Будущий Людовик XI добирался до Дьеппа через находившиеся в бургундском владении Амьен и Абвиль, где был очень хорошо принят горожанами, что, должно быть, насторожило и даже обеспокоило Филиппа Доброго. Взятие бастиды (14 августа 1443 года) сопровождалось казнью четырнадцати так называемых французов-отщепенцев, в том числе восьми латников, четырех лучников и двух канониров. Не исключено, что эта карательная мера ярко показала характер молодого Людовика. Впрочем это не помешало ему воздать благодарность за победу Богородице в базилике Нотр-Дам де Клери[417].

В то же время или несколькими днями ранее герцог Сомерсет высадился возле Шербура с армией в 8.000 человек, артиллерией и целым обозам военных припасов. Цель английского командующего, который уже видел себя герцогом Анжуйским не только по титулу (он уже был им, по милости Генриха VI), но и фактически, заключалась в том, чтобы направиться на юг к Мэну и Анжу, вступить в сражение с армией Карла VII и, одержав победу, пересечь Луару и добраться до Гиени. На самом деле ни одна из этих целей не была достигнута, а единственным "великим подвигом" Сомерсета стал захват Ла-Герш в Бретани, что заставило нового герцога Франциска I, который сменил годом ранее на престоле своего отца, 29 августа 1442 года, искать сближения с Карлом VII. Английские историки уделяют большое внимание плохому военному послужному списку Сомерсета, человека, измученного долгим пленом (с битвы при Боже в 1421 по 1438 год) и болезнями, а также его неудачному соперничеству с Ричардом, герцогом Йорком. Разве первый не был "генерал-лейтенантом и капитаном во Франции и Гиени", а второй — "генерал-лейтенантом во Франции и Нормандии"? Эти же историки считают, что