Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

состоянии платить); население не испытывает большой привязанности к королю, поскольку чувствует, что его противники не являются для народа врагами, а лишь выполняют свой долг, даже если это приносит лишь тяготы; вражеские капитаны проявляют инициативы и добиваются успеха, наши же "небрежны, пренебрежительны, трусливы и плохо управляемы"; многие замки и крепости находятся в плохом состоянии; Нормандия окружена сильными вражескими гарнизонами; король еще слишком молод; точная позиция лордов и рыцарства Англии неизвестна; что касается торговли, то она находится в сильном упадке. Но были и противоположные аргументы, которые в итоге возобладали и привели к отказу от бургундского предложения: отказаться от короны Франции было бы бесчестно; нынешний король, наследник своего отца, был коронован в столице своего королевства, и долгое время ему как королю Франции подчинялись "величайшие и могущественнейшие сеньоры, города и народ всего королевства, как клирики, так и миряне"; временный мир создаст у общественности впечатление, что король Англии не дорожит своим титулом короля Франции, что он был коронован без законных оснований и что его единственная цель — жить "в мире и в свое удовольствие"; освобождение герцога Орлеанского, второго в очереди наследования Карлу Валуа, должно быть компенсировано[388]; возвращение церковных бенефиций и сеньорий означало бы предоставление их людям, которые никогда в душе королю не покорятся; клирики, которые обычно являются людьми авторитетными благодаря своим знаниям, так что народ оказывает им большое доверие, будут подстрекать людей к мятежам и неповиновению; то же самое будет и со светскими сеньорами (то есть с семью графами и множеством баронов, рыцарей и оруженосцев, владевших в Нормандии не менее чем 4.000 фьефами с несколькими городами, замками и крепостями); слишком много пришлось бы заплатить, чтобы получить обратно Арфлёр, Монтивилье и Дьепп (два последних места принадлежали Церкви), чтобы отдать взамен город Мо (в то время он ещё не был отвоеван французами) и несколько других крепостей в районе Парижа; при таких условиях англичане и люди других наций вряд ли согласятся вести войну за короля и защищать его светлость, подвергая себя "опасности гибели, ранения, плена и большого выкупа". Таким образом английская дипломатия показала себя во всех отношениях рациональной и реалистичной. Что касается страданий людей, вызванных продолжением войны, то они вряд ли учитывались[389].

Карла VII, конечно же, постоянно информировали о ходе переговоров. В письме городу Реймс от 25 августа 1439 года он рассказывает, как его "самый дорогой брат и кузен" герцог Орлеанский и его "самая любимая сестра и кузина" герцогиня Бургундская инициировали встречу с послами его "противника короля Англии", чтобы достичь "хорошего окончательного мирного урегулирования" и избежать "пролития христианской крови". Его ознакомили с несколькими статьями, которые они разработали. Но дело является очень серьезным, поэтому, чтобы обсудить его, он решил созвать в Париж 25 сентября следующего года[390] большое количество принцев крови, прелатов, баронов и представителей добрых городов. Генри Бофорт был предупрежден об этом намечающемся собрании, которое на самом деле так и не состоялось, но видел в этом только уловку. 15 сентября состоялась заключительная встреча между двумя посредниками. В какой-то момент кардинал Бофорт пожаловался, что предложение 1439 года было менее щедрым в плане уступки территорий, чем предложение 1435 года. Но герцогиня ответила, что между этими двумя датами король Англии потерял большую часть своих владений во Франции, и, что необходимо учитывать существующий на данный момент баланс сил[391].

Перед расставанием была запланирована новая встреча, между 15 апреля и 1 мая 1440 года.

Изабелла все-таки кое чего добилась, поскольку 15 сентября 1439 года был заключен договор о "товарном обмене", восстановивший свободу торговли между Англией и Фландрией, а также другими бургундскими владениями. Еще одним бенефициаром встречи стал Карл Орлеанский, который теперь мог рассчитывать на помощь Бургундского дома в вопросе своего освобождения.

Тем не менее, перспектива мира, "столь святого, столь угодного и приятного Богу и столь необходимого для двух королевств и всех добрых христиан", опять отдалялась.

С французской стороны, учитывая состояние общественного мнения, недовольство было более ощутимым. Отсюда и созыв торжественной ассамблеи под председательством короля состоявшейся в Орлеане, на которой присутствовали принцы крови, великие сеньоры, прелаты и представители добрых городов. На повестке дня стояли три вопроса: мир с Англией (но какой мир?), проблема гарнизонов, которые должны быть созданы на границах, и охота на "разбойников". По первому пункту требования обеих сторон были представлены участникам собрания в письменном виде, чтобы они могли их обсудить. Затем последовали восемь дней дебатов. В принципе, каждый мог выразить свое мнение. Как известно, при французском дворе существовала партия мира, которую представляли Жак Жувенель, будущий епископ Пуатье, и Людовик де Бурбон, граф Вандомский, и партия войны, которую возглавляли Карл, герцог Бурбонский, маршал де Лафайет, Жан, бастард Орлеанский, и магистр Жан Рабато, президент Парламента[392]. Но, похоже, что верх взяла партия мира и король принял решение: "В результате обсуждения я пришел к выводу, что следует потрудиться на благо мира". Заключительная встреча на мирной конференции запланированная на 15 мая 1440 года ожидалась как никогда. Поэтому было необходимо устранить все возможные препятствия на пути к достижению мира. Более того, если верить Жану Жювенелю дез Юрсену, во время ассамблеи в Орлеане король сохраняя хладнокровие, удалился в свои апартаменты, куда почти никому невозможно было попасть, и отказался председательствовать на этом важном заседании. Отсюда следует ли предположить о проявлении у Карла агорафобии, своего рода политической абулии или даже о преднамеренном отказе публично выносить на обсуждение военные и дипломатические вопросы, которые должны были входить в исключительную компетенцию королевской власти?

По окончании ассамблеи трех сословий королевства в Орлеане, призванной в принципе навести порядок в войсках и восстановить справедливость в королевстве, Карл VII, 2 ноября 1439 года, в присутствии королевы Сицилии, которая вновь появилась на политической сцене[393], а также нескольких сеньоров и прелатов, обнародовал  большой ордонанс, состоящий из 47 статей, символически названный Прагматической санкцией (как и акт 1438 года) с целью усилить свою позицию на переговорах во время следующей встречи с английскими представителями. Затем эта новая Прагматическая санкция была зачитана в Парижском Парламенте и разослана в бальяжи и сенешальства королевства для обнародования. Так в Труа, 29 января 1440 года, она была зачитана в присутствии местного прево и при звуках трубы, оглашена на перекрестках улиц и в других общественных местах города. Цель заключалась в том, чтобы никто не мог утверждать, что не знает об этом. Ордонанс предусматривал, что король с помощью мудрых советников назначит определенное количество капитанов командовать отрядами с определенным количеством латников. Все остальные уже не могли называться капитанами. Капитаны, отобранные таким образом, должны были отобрать самых опытных и лучше всего оснащенных воинов, каждый из которых будет прикреплен к роте своего капитана без возможности ее смены. Любой грабеж и вымогательство под предлогом ведения военных действий были запрещены. Речь также шла о борьбе с тиранией местных сеньоров, которые в дополнение к королевским налогам взимали произвольные сборы с людей, живущих вблизи их замков, что сильно затрудняло пополнение государственной казны.