Русская басня - Николай Леонидович Степанов

судьбой

         Мошнин-бедняжка разорился:

         При откупах погорячился

И всех соперников своих он победил,

Да после миллион за это заплатил.

Должник его себя тут объявил банкрутом;

Прикащик сделался из честного вдруг плутом;

         Один сынок деревню промотал;

         Другой сто тысяч проиграл,

А кажется, он их как должно воспитал!

К тому ж за молодой второй своей женою

Заводы укрепил, хоть в ней нашел врага

И получил еще на старости рога.

         Судьба! Судьба всему виною!

Вот так-то в счастии гордимся мы умом;

В несчастии вину всю на судьбу кладем.

СЛЕЗЫ КАЩЕЯ

Не знаю точно кто, а проповедник славный,

Платон, Леванда ли, иль кто-то с ними равный,

     Однажды в пост великий говорил

         О милостыне поученье

И слушателей всех привел во умиленье.

Кащей у кафедры стоял и слезы лил.

         Знакомый у него спросил:

                «Да что за удивленье!

Ты плачешь, кажется?» — «Как слез не проливать!

Я эту проповедь вовек не позабуду».

     «Что ж? Станешь ли убогим подавать?»

«Нет, милостыню сам просить теперь я буду».

КАРЕТА И ЛОШАДИ

Ах! Если бы хотя под старость дал мне бог

         Местечко где-нибудь такое,

Где б мог остаток дней я провести в покое,

     Где б взятки брать иль красть я мог,—

Клянуся честию и совестью моею,

Уж дал бы знать себя! Что? Скажут, не умею?

Пустое! Выучусь, лишь только захочу,

Да многих, может быть, еще и поучу.

Взгляните: грамоте иные не умеют,

         А как живут! Как богатеют!

Вот главное: иметь не надобно стыда.

Отставят? Отставляй, и это не беда:

         Коль наживу полмиллиона,

В отставку сам тогда пойду без пенсиона.

    Рассказывал один знакомый мне купец

(Не здешний и теперь едва ли не покойник),

Что в городе у них советник был делец,

Великий взяточник, невежда и законник:

         Указ прибравши на указ,

Оправит всякого за денежки как раз.

Когда напишет сам экстракт, определенье,

Хоть юрисконсультам отдай на рассмотренье:

В законах пропуска, ей-богу, не найдут,

         А дела не поймут!

    Так спутает, так свяжет

И белым наконец вам черное покажет.

Кто больше даст ему, тот у него и прав;

А там в глаза ругай, он ничего не скажет,

         Такой имел уж нрав!

Проситель подарил советнику карету;

Соперник же, узнав о том через людей,

         Не знаю, по чьему совету,

Прислал к советнику четверку лошадей.

    Он принял их, и я бы сделал то же.

Как четверня была кареты подороже,

То в пользу лошадей и сделан приговор.

Объявлено истцу с ответчиком решенье.

Вот вечером катит к советнику на двор

Бедняк, что потерял с каретою именье.

В сердцах кричит ему: «Бездельник! Шельма! Вор!

Ты обманул меня; отдай мою карету».

    «Да, как не так!» — «И совести-то нету!

Отдай; в присутствии при всех я расскажу».

«Так что ж?» — «Свидетелей представлю, докажу;

         К присяге ведь тебя притянем».

         «Пожалуй, присягать мы станем».

«Ты взял карету, взял?» — «Ну что же, взял так взял!»

«А чалых четверню кто, кто к тебе прислал?»

«Соперник твой, на нем ищи своей потери:

Ведь чалые свезли карету со двора.

     Однако ужинать пора.

         Прощай, вот бог, вот двери!»

ДОГАДЛИВАЯ ЖЕНА

Предвидя свой конец, Петр-лавочник в грехах

          Духовному отцу признался,

                И смерти дожидался.

          Жена стоит пред ним в слезах.

          «Не плачь,— он ей сказал,— Дуняша!

Ты знаешь, сколько нам приносит лавка наша;

Беда, коль отойдет от нас теперь Кузьма;

Выдь замуж за него, людских речей не бойся...»

          «Ох! батюшка, не беспокойся:

Я это думала давно уж и сама».

ПЬЯНИЦА

    Пьянюшкин, отставкой квартальный,

         Советник титулярный,

    Исправно насандалив нос,

В худой шинелишке, зимой, в большой мороз,

    По улицам шел утром и шатался.

Навстречу кум ему, майор Петров, попался.

    «Мое почтение!» — «А! Здравствуй, Емельян

    Архипович! Да ты, брат, видно,

    Уже позавтракал! Ну, как тебе не стыдно?

    Еще обеден нет, а ты как стелька пьян!»

    «Ах! Виноват, мой благодетель!

Ведь с горя, мой отец!» — «Так с горя-то и пить?»

                 «Да как же быть!

Вот бог вам, Алексей Иванович, свидетель:

    Есть нечего; все дети босиком;

Жену оставил я с одним лишь пятаком.

Где взять? Давно уже без места я, несчастный!

    Сгубил меня разбойник пристав частный!

         Я до отставки не пивал:

         Спросите, скажет весь квартал.

Теперь же с горя как напьюся,

         То будто бы развеселюся».

«Не пей, так я тебе охотно помогу».

    «В рот не возьму, ей-богу, не солгу;

Господь порукою!..» — «Ну, полно, не божися.

Вот крестникам снеси полсотенки рублей».

«Отец!.. дай ручку...» — «Ну, поди домой, проспися,

         Да, чур, смотри вперед не пей».

Летит Пьянюшкин наш, отколь взялися ноги,

И чуть-чуть не упал раз пять среди дороги;

Летит... домой? О нет! Неужели в кабак?

                  Да! Как бы вам не так!

В трактир, а не в кабак, зашел, чтобы промена

С бумажки беленькой напрасно не платить;

         Спросил ветчинки там и хрена,

         Немножко так перехватить,

Да рюмку водочки, потом бутылку пива,

         А после пуншику стакан...

         Другой, и наконец, о диво!

Пьянюшкин напился уже мертвецки пьян.