Русская басня - Николай Леонидович Степанов

тобой парламент иль совет».

         «Помилуй! много чести!»

«Нет, нет, что чувствую, то я и говорю.

         Конечно!.. от тебя не скрою,

         И я иного члена стою;

         Но что же я перед тобою?

Советовал бы я Льву, нашему царю,

Чтоб воспитать тебе наследника дал трона:

Ты, без пристрастия, умнее Фенелона.

         Не поленись, любезный брат,

О воспитании нам сочинить трактат».

           «То правда, я имею знанья,

           Пригодные для воспитанья,

           Но не имею остроты

           И красноречия, как ты».

         «Э! шутишь! а твое похвальное-то слово

Ослицам!.. Лучше бы я сам не написал!»

         «Другое у меня еще теперь готово;

Изволь, прочту тебе». О, черт бы их побрал!

         Друг дружку до того хвалили,

Что после и у всех ослов в почтеньи были.

Нет легче ничего, как нравиться глупцам:

Хвали их, и они равно тебя похвалят;

           Притом и в нужде не оставят.

Где много дураков, житье там подлецам.

ПОЕДИНОК

Осла нечаянно толкнул Лошак.

                     «Смотри же ты, дурак! —

Осел мой закричал.— Как смеешь ты толкаться?»

          «Ах, скот! как смеешь ты ругаться?».

                          «Я жив быть не хочу,

                     Когда тебя не проучу».

«Разделайся со мной».— «Изволь... На чем угодно?»

                «Ну на копытах?» — «О! охотно!»

«Мой секундант Баран».— «А у меня Козел».

                     Вот через час, не боле,

                          С Козлом Осел,

С Бараном же Лошак явились в чистом поле;

                   У обоѝх блистает гнев в глазах.

Дрожат от ярости; друг к дружке задом стали,

                   И очень близко: в двух шагах.

Уж кинут жеребий — знак секунданты дали —

Сперва Лошак лягнул — Осел лягнул потом.

Откуда ни возьмись, Хозяин тут с кнутом,

Нет, с плетью, виноват! Не говоря ни слова,

          Давай стегать того он и другого;

          По очереди им всю спину исстегал.

«Проклятые! — из сил он выбившись, вскричал,—

          Да что вам вздумалось лягаться?»

Сквозь слёз Осел на это говорит:

                    «Когда point d'honneur[22] велит,

          Не рад, а должен драться.

          Сам посуди, он стал толкаться...»

                    «А он так стал ругаться...»

«А если станете вы у меня лягаться,—

                               Хозяин подхватил,—

Хоть и не рад, за плеть я должен буду взяться.

Смотрите же!» Тут он им плетью погрозил.

При взгляде на нее герои онемели;

Жест более еще подействовал, чем речь,

И после не было уже у них дуэли.

               Что, если бы велели

Мальчишек розгами за поединки сечь?

МАКАРЬЕВНИНА УХА

           Макарьевна уху сварила.

              Десятка три ершей,

           Налимов двух и двух лещей

Со стерлядью большой в кастрюлю положила,

Да лучку, корешков и соли не забыла.

Кондрата Кузьмича с хозяйкой пригласила

И дорогим гостям ушицу подает.

    Отведали — но в душу им нейдет.

Что ж так? Проклятая, уху пересолила!

    Иной остряк иль баловень-пиит

    Уж так стихи свои пересолит

Или, как говорят поэты-обезьяны,

    Положит густо так румяны,

        Что смысла не видать.

Охота же кому бессмыслицу читать!

БЛИНЫ

    На масленице здесь один

                 Приезжий дворянин

Просил приятеля к себе блинов покушать.

(Не лучше ль есть блины, чем оды, притчи слушать?)

Пришел тот и принес с собою аппетит,

    И водка и икра уж на столе стоит.

Хозяин на людей кричит

    И подавать блины велит.

                 «Скорее ж подавайте!..

Угодно водочки?.. полнее наливайте!»

                 Вот подали блины.

    Чернехоньки все, сожжены!

«Назад, назад! Я этих есть не стану!

                 Скажите Куприяну,

                 Чтобы прислал других,

                             Да не таких.

Получше... слышишь ли? с яичками, с припекой!

Скорее ж!» — «Слушаю-с»,— сказал лакей высокой,

    Ушел и через пять минут

    Блины другие подают.

    Блины уж были не такие —

  С припекою! зато прекислые, сырые.

«И этих есть нельзя! Вот, право, грех каков!

Но делать нечего, быть, видно, без блинов!

    Хоть хлебца нам к икре подайте!

    Селедку, масла, сыру дайте...

Скажу вам, у меня ведь повар золотой!

И предводитель наш такого не имеет;

Готовить кушанья он только не умеет —

    Ну, каши не сварит простой.

    Но, впрочем, я им страх доволен».

«Да чем? желал бы знать».— «Ах! Как он богомолен!»

ЧЕРНЫЙ КОТ

Посв. А. Я. Н.

          Вы любите кота?

       Любите: он ведь сирота!

       Малюткой вам еще достался!

Кто подарил его, тот с жизнию расстался!

Отличен всем ваш кот: умом и красотой!

Пленяет взоры он своею пестротой.

Какая белизна с блестящей чернотой!

          Гордяся быть у вас слугою,

Как важно спину он сгибает вверх дугою,

И, ластяся вкруг вас, мурлычит, и ворчит![23]

          Как мил, когда против дивана,

Свернувшися клубком, он на шкапу лежит

И, шейку приподняв, по временам глядит,

          Как госпожа его сидит

          За нотами у фортепьяна;

          Огонь блестит в его глазах,

          Игрою вашей очарован,

          Лежит, как будто бы прикован,

          Не думает и о мышах.

Да ест ли он мышей? — Он вами избалован,

          Шерсть лоснится — так он жирен!

А нечего сказать, прекрасен и умен!

Коты и все умны; но только