Метаморфозы - Публий Назон

        Видит свершенье надежд и, зажженный желанием славы,

        Стену один среди тысяч мужей наконец занимает, —

        Так о крутые бока ударяли жестокие волны;

530 Все же могучее всех был приступ девятого вала!

        Он лишь тогда перестал штурмовать корабль истомленный,

        Как запрокинулся внутрь, за борт плененного судна.

        Все же часть моря еще кораблем овладеть устремлялась,

        Часть наполняла корабль. И не менее все трепетали,

535 Нежели в граде, когда пробивают одни крепостную

        Стену, другие меж тем ее изнутри занимают.

        Слабо искусство. Дух пал. И сколько валов ни нахлынет, —

        Кажется, — что ни волна, то мчатся и рушатся смерти!

        Этот расплакался, тот отупел, другой называет

540 Счастьем обряд похорон иль богов почитает обетом, —

        Руки напрасно воздев к небесам, невидимым взору,

        Молит о помощи; тот — отца вспоминает и братьев;

        Этот — с имуществом дом, — что каждый на бреге оставил.

        Но к Алкионе Кеик устремлен. На устах у Кеика

545 Лишь Алкиона одна. Ее хоть одной он желает, —

        Рад, что не с ними она. Он жаждет родные пределы

        Вновь увидать, обратить на дом свой последние взоры.

        Только не знает, где он, столь сильным море вскипает

        Водоворотом, а тень, наведенная черною тучей,

550 Небо окутала все и образ удвоила ночи.

        Сломлена мачта, сразил ее вихрь, из туч налетевший,

        Сломлен и руль, и, добычей гордясь, высоко подымаясь,

        Как победитель волна на согбенные воды взирает

        И тяжело, как будто весь Пинд с Афоном с их места

555 Кто-то спихнул и стремглав опрокинул в открытое море,

        Рушится в бездну сама и силой удара и веса

        Вглубь погружает корабль. Немалая часть мореходов

        Тяжкой пучиной взята, на воздух уже не вернувшись,

        В бездне погибель нашла; другие схватились за части

560 Судна разбитого; сам рукою, державшею скипетр,

        Стиснул Кеик обломок весла. К отцу он и к тестю

        Тщетно взывает, увы! Но жена Алкиона не сходит

        С уст пловца. Он ее вспоминает, о ней говорит он.

        Чтобы пред очи ее был мертвый он выброшен морем,

565 Молит, чтоб руки друзей возвели ему холм надмогильный.

        Только позволит волна уста разомкнуть, он далекой

        Имя супруги твердит, под водою — и то его шепчет.

        Но над волнами меж тем вдруг черная водная арка

        Рушится, пеною вод погруженную голову кроя.

570 И Светоносец в ту ночь был темен, его невозможно

        Было признать, поскольку с высот отлучиться Олимпа

        Не дозволялось, свой лик он густыми закрыл облаками,

        Дочь Эола меж тем, о стольких не зная несчастьях,

        Ночи считает; уже разбирает поспешно, какие

575 Платья наденет Кеик; в какие, когда он вернется,

        Ей нарядиться самой: о возврате мечтает напрасно!

        Всем между тем божествам приносила она воскуренья,

        Боле, однако же, всех почитала святыню Юноны;

        Ради супруга, — уже неживого! — алтарь посещала.

580 Чтобы супруг ее был невредим, чтобы он возвратился,

        В сердце молила, чтоб ей предпочесть не подумал другую, —

        Этого лишь одного из стольких достигла желаний!

        Дольше богиня терпеть не могла, что за мертвого мужа

        Просит она; чтоб алтарь оградить от молений зловещих,

585 Молвит: «Ирида, моей вернейшая вестница воли!

        Быстро отправься ко Сну в наводящую дрему обитель

        И прикажи, чтобы он Алкионе послал в сновиденье

        Мужа покойного тень, подобие подлинной смерти!»

        Молвила так, — и в покров облекается тысячецветный

590 Вестница и, небеса обозначив округлой дугою,

        В скрытый под скалами дом отлетела царя сновидений.

        Близ Киммерийской земли,[487] в отдаленье немалом, пещера

        Есть, углубленье в горе, — неподвижного Сна там покои.

        Не достигает туда, ни всходя, ни взойдя, ни спускаясь,

595 Солнце от века лучом: облака и туманы в смешенье

        Там испаряет земля, там смутные сумерки вечно.

        Песней своей никогда там птица дозорная с гребнем

        Не вызывает Зарю; тишину голоса не смущают

        Там ни собак, ни гусей, умом собак превзошедших.

600 Там ни скотина, ни зверь, ни под ветреным веяньем ветви

        Звука не могут издать, людских там не слышится споров.

        Полный покой там царит. Лишь внизу из скалы вытекает

        Влаги летейской родник; спадает он с рокотом тихим,

        И приглашают ко сну журчащие в камешках струи.

605 Возле дверей у пещеры цветут в изобилии маки;

        Травы растут без числа, в молоке у которых сбирает

        Дрему росистая ночь и кропит потемневшие земли.

        Двери, которая скрип издавала б, на петлях вращаясь,

        В доме во всем не найти; и сторожа нет у порога.

610 Посередине кровать на эбеновых ножках с пуховым

        Ложем, — неявственен цвет у него и покров его темен.

        Там почивает сам бог, распростертый в томлении тела.

        И, окружив божество, подражая обличиям разным,

        Всё сновиденья лежат, и столько их, сколько колосьев

615 На поле, листьев в лесу иль песка, нанесенного морем.

        Дева едва лишь вошла, сновиденья раздвинув руками,

        Ей преграждавшие путь, — засиял от сверканья одежды

        Дом священный. Тут бог, с трудом отягченные дремой

        Очи подъемля едва и вновь их и вновь опуская

620 И упадающим вновь подбородком о грудь ударяясь,

        Все же встряхнулся от сна и, на ложе привстав, вопрошает, —

        Ибо ее он признал, — для чего появилась. Та молвит:

        «Сон, всех сущих покой! Сон между бессмертных тишайший!

        Мир души, где не стало забот! Сердец усладитель

625 После дневной суеты, возрождающий их для работы!

        Ты сновиденьям вели, что всему подражают живому,

        В город Геракла пойти, в Трахины, и там Алкионе

        В виде Кеика предстать, и знаки явить ей крушенья.

        Это — Юноны приказ». Передав порученье, Ирида

630 Вышла. Дольше терпеть не в силах была испарений;

        Сон стал в теле ее разливаться, — она убежала

        И возвратилась к себе на той же дуге семицветной.

        Сон же из сонма своих сыновей вызывает Морфея, —

        Был он искусник, горазд подражать человечьим обличьям, —

635 Лучше его не сумел бы никто, как повелено было,

        Выразить поступь, черты человека и звук его речи.

        Перенимал и наряд и любую особенность речи,

        Но подражал лишь людям одним. Другой становился

        Птицей, иль зверем лесным, или длинною телом змеею.

640 Боги «Подобным» его именуют, молва же людская

        Чаще «Страшилом» зовет. От этих отличен искусством

        Третий — Фантаз: землей, и водой, и поленом, и камнем, —

        Всем, что души лишено, он становится с вящим успехом.

        Эти царям и вождям среди ночи являют обычно

645 Лики свои; народ же и чернь посещают другие.

        Ими старик пренебрег; из братьев всех он Морфея,

        Чтоб в исполненье привесть повеления Таумантиды,

        Выбрал; и снова уже, обессилен усталостью томной,

        Голову Сон преклонил и на ложе простерся высоком.

650 Вот Морфей полетел, на крыльях рея бесшумных,

        Сквозь темноту, и спустя недолгое время явился

        В град гемонийский, и там отложил свои крылья и принял

        Облик Кеика-царя, и отправился, в облике новом,

        Иссиня-желт, без кровинки в лице, без всякой одежды,

655 К ложу несчастной жены и стал там; мокры казались

        И борода, и волос обильно струящихся пряди.

        Так, над постелью склонясь и лицо заливая слезами,

        Молвил: «Несчастная, ты узнаешь ли Кеика, супруга?

        Или мне смерть изменила лицо? Вглядись: ты узнаешь;

660 Но не супруга уже обретешь, а призрак супруга.