Метаморфозы - Публий Назон

        Видная издалека, — маяк для судов утомленных.

        Вот туда поднялись и на бреге простертое стадо

395 Видят с печалью они, и с устами кровавыми зверя —

        Опустошителя зрят, с окровавленной длинною шерстью.

        Руки тогда протянув к побережью открытого моря,

        Начал Пелей умолять Псамафу[482] лазурную, чтобы,

        Гнев позабыв, на помощь пришла. Но мольбы Эакида

400 Тронуть ее не могли. За супруга взмолилась Фетида

        И получила ему отпущенье. Из бойни отозван,

        Все же упорствует волк, разъярившись от сладости крови.

        Но между тем как повис он на шее растерзанной телки,

        В мрамор был сам обращен; все тело осталось, как было,

405 Кроме окраски его; цвет камня напоминает,

        Что уж теперь он не волк, что его опасаться не должно.

        В этой, однако, земле беглецу оставаться Пелею

        Рок не позволил. Пришел к Магнетам изгнанник и там лишь

        От преступления был гемонийцем очищен Акастом.

410 Чудом с братом своим и вторично свершившимся чудом

        В сердце смущен и встревожен Кеик и готовится, с целью

        Божьи вещанья узнать — утешенье всегдашнее смертных, —

        В Клар к Аполлону идти. Форбант в то время безбожный

        С шайкой флегийцев пути заступал к святыням дельфийским.[483]

415 И о решенье тебя, Алкиона вернейшая, нежный

        Предупреждает супруг. Но ее, лишь об этом узнала,

        Холод пронзил до костей. Лицо ее стало бледнее

        Бледного букса, и слез струи увлажнили ей щеки.

        Трижды хотела сказать, и трижды струилися слезы.

420 И, прерывая свои задушевные жалобы всхлипом,

        Молвит: «Какую вину допустила я, милый, что мыслью

        Ты отвратился? Куда твоя прежняя делась забота?

        Ныне ты можешь уйти, Алкиону спокойно покинув,

        Люб тебе длительный путь, — я издали стала милее!

425 Лишь бы по суше ты шел, — печалиться буду я так же, —

        Страха не будет зато; тосковать мне тогда без боязни:

        Сердце страшит мне вода, унылое зрелище моря.

        На побережье на днях я разбитые видела доски;

        И на холмах погребальных, без тел, — имена прочитала.

430 Да не обманет души уверенность ложная, друг мой,

        Что Гиппотад[484] тебе тесть, который могучие ветры

        Держит в темнице и зыбь по желанью смиряет морскую.

        Если он выпустит их и они овладеют зыбями,

        Им не запретно ничто, перед ними земля беззащитна

435 Вся, беззащитны моря; они гонят и по небу тучи,

        И вытряхают огонь багряный, сшибаясь жестоко.

        Знала я их хорошо, да, знала; я маленькой часто

        Видела их у отца и тем более знаю опасность.

        Если решенье твое никакими нельзя уж мольбами,

440 Милый супруг, изменить и отправишься ты непременно, —

        В путь возьми и меня. Всему мы подвергнемся вместе.

        Не устрашусь я ничем, все сама испытаю. Снесем мы

        Вместе что ни случись и по морю вместе помчимся!» —

        Молвит Эолова дочь. Словами ее и слезами

445 Тронут был звездный супруг. Он не меньше любовью пылает,

        Но путешествия все ж отложить не желает морского

        И, чтоб опасности с ним Алкиона делила, — не хочет.

        Много он ей говорил в утешение робкому сердцу, —

        Тщетно: ничем убедить не может ее. Добавляет

450 Ей в облегчение так, — лишь этим склонил он супругу:

        «Длительно всякое мне промедленье; тебе обещаю

        Отчим огнем, я вернусь — коль будет судеб изволенье —

        Раньше, чем дважды луна успеет достичь полнолунья».

        При обещанье таком на возврат в ней возникла надежда.

455 Тотчас велит он сосновый корабль из гавани вывесть,

        В море спустить и его оборудовать всем снаряженьем.

        И, увидавши корабль, как будто в грядущем читая,

        В ужас пришла Алкиона, и слез заструились потоки.

        Мужа она обняла и устами печальными, в горе,

460 Молвит «прости» наконец и, промолвив, без чувств упадает.

        Но уж торопит Кеик, и юноши, сдвоенным рядом,

        К груди могучей уже придвигают гребущие весла,

        Ровными волны они разрезают ударами. Очи

        Влажные тут подняла Алкиона и видит супруга,

465 Как он на гнутой корме стоит и машет рукою.

        Знакам его отвечает она. Земля отступает

        Дальше; скоро и лиц различить уже очи не в силах;

        Все ж, пока можно, следит она взором за судном бегущим;

        А как уже и корабль не могла в отдалении видеть,

470 Стала на парус смотреть, высоко трепетавший на мачте.

        А как и парус исчез, ушла, опечалена, в спальню

        И на пустую постель прилегла; вновь вызваны слезы

        Ложем и местом; ей все говорит об утраченном друге!

        Вышли из порта они. Дуновенье гребцов заменило.

475 Боком уже мореход обращает висящие весла;

        Реи на самом верху помещает он мачт и полотна

        Все наставляет и в них принимает поднявшийся ветер.

        Вот полдороги уже — но, конечно, не больше — по водам

        Судно проплыло, и был еще берег противный далёко, —

480 Вдруг перед ночью белеть набухавшими волнами море

        Начало, сразу сильней стал дуть неожиданный ветер.

        «Верхние реи снимать! живей! — восклицает в тревоге

        Кормчий. — Эй! Привязать полотнища к мачтам, не медлить!»

        Так он велит, — но мешает уже налетевшая буря.

485 Голоса слышать уже не дают грохотанием волны;

        Сами спешат моряки тем не менее вытащить весла;

        Те — укрепляют борты, паруса отнимают у ветра;

        Черпает влагу иной, льет воду же в воду морскую;

        Этот схватился за снасть; пока действуют так без приказа,

490 Грозная буря растет; отовсюду жестокие ветры

        В битву идут и крутят зыбей возмущенные глуби.

        Кормчий в ужасе сам, признается себе, что не знает,

        Как поступить, что ему запрещать, что приказывать должно, —

        Тяжесть беды такова, настолько сильнее искусства!

495 Вправду, и крик моряков раздается, и весел скрипенье,

        Воды набегом воды угрожают, и небо громами —

        Волн громады встают с небесами как будто бы вровень,

        Море и брызгами волн окропляет нашедшие тучи;

        То поднимая со дна золотистый песок, принимает

500 Краску его, то черней становится стиксовой влаги;

        То простирается вдруг и шумящею пеной белеет.

        Вслед переменам его и трахинское[485] мечется судно:

        То высоко вознесясь, как будто бы с горной вершины

        Смотрит оно на долины внизу и на глубь Ахеронта[486],

505 То, как обстанут корабль опустившийся волны крутые,

        Будто на небо вверх из аидовой смотрит пучины.

        Борт, то и дело волной ударяем, грохочет ужасно, —

        Он не слабее гремит, чем железный таран иль баллиста,

        Чей потрясает удар крепостную уставшую стену;

510 Или чем дикие львы, что бегут, на ходу удвояя

        Силы, грудью вперед, навстречу протянутым копьям.

        Так устремлялась вода под порывом восставшего ветра

        И подступала к снастям, и намного уж их превышала.

        Клинья расшатаны; вот, воскового лишившись покрова,

515 Щели зияют, пути открывая погибельным водам.

        Вот из разъявшихся туч широко извергаются ливни.

        Можно подумать, что все опускается на море небо

        Или что море само подымается к хлябям небесным.

        Дождь промочил паруса, с небесными водами воды

520 Моря смешались, и нет ни проблеска в черном эфире.

        Вкупе бессветную ночь гнетут ее темень и буря;

        Их разрывают одни, полыханьями мрак озаряя,

        Молнии. Молний огнем загораются бурные воды.

        И уж ввергается внутрь через дыры бортовой обшивки

525 Водный поток; как солдат, из всего превосходнейший строя,

        Что наконец, подскочив к стенам защищенного града,