Сказка о городе Горечанске - Ольга Фикс

Аня, вконец растерявшись, стояла, покусывая кончик одной из бесчисленных косичек.

Что ему про себя рассказывать? Что по утрам предпочитает оладушки с яблоками? Да, она давненько уже их не пробовала. С тех самых пор, как бабушка умерла. Что-нибудь про маму? А что про маму? Мама как мама, нечего и рассказывать.

Голубые незабудки смотрели выжидательно, и даже сорока перестала трясти хвостом, и тоже уставилась на Аню черными глазками-бусинками. Снаружи из окна в кабинет доносились обрывки болтовни и веселый смех: «– Я значит, ему говорю.. А он, такой, мне тогда.. – Да ты че?! Правда, что ли?» Пауза грозила затянуться.

– Ну, что же ты? Я думал, вы там, в Москве более разговорчивые.

Далась им всем тут эта Москва!

– Я, я, – выпалила, наконец, совсем сбитая с толку Аня – я… пока еще не замужем.

Директор слегка поперхнулся, и оглушительно захохотал. Вслед за ним и сорока запрокинула головку назад, отчаянно тряся крыльями и хвостом, словно тоже покатываясь со смеху.

– Да? Не замужем, значит? Ну, это дело поправимое, – сказал Виктор Васильевич, отсмеявшись. – Такая красивая девушка, да еще с такой кучей косичек, без жениха у нас точно не останется. Главное, чтобы это не мешало учебному процессу. Скажи лучше, ты кого больше любишь – собак или кошек? И кто это там сидит у тебя за пазухой?

– Собак, – ответила Аня. – Но и кошек я тоже люблю. И лошадей, и коров, и вообще всякое зверье, и пресмыкающихся, и рыб тоже, и птиц, конечно! – она покосилась на сороку, которая, казалась, слушала ее с неослабным вниманием и вникала в каждое слово. – А за пазухой у меня… вот!

Аня вытащила на свет Б-жий упирающего Арчи, и поставила его на директорский стол.

Сорока широко распахнула клюв и разразилась стрекочущей возмущенной тирадой. Отпущенный на свободу Арчи немедленно вскарабкался обратно на Анино плечо, и оттуда опасливо поглядывал на нее.

– Славно, славно, – директор перегнулся через стол и нежно погладил Арчи по голове кончиком указательного пальца.

– А в банке у тебя в рюкзаке кто плещется?

Пришлось доставать и показывать Копушу. Заодно Аня отметила, что баллончик с воздухом, припаянный к крышке банки, почти уже на нуле. Ох, и натерпелась же черепаха в своей переноске! Пора, пора было пересаживать Копушу в человеческие условия.

Виктор Васильевич похоже, подумал, о том же. Гладить черепаху он не стал, а велел Ане отнести ее в лаборантскую при кабинете зоологии, – тут, прямо напротив кабинета дверь – и подыскать там для нее подходящий пустой террариум.

– Что ж, добро пожаловать, Тихонова Аня! Думаю, ты нам подойдешь. Беги-ка в столовую, а то обед там уже закачивается. Голодная? Ну, ясно, ясно, после такой-то дороги. Потом возвращайся сюда, и сразу иди в третий кабинет, к коменданту Зое Геннадьевне, пусть она тебя поселит куда-нибудь. Занятия завтра с восьми тридцати, в Главном корпусе. Смотри, не опаздывай! – Виктор Васильевич поднял указательный палец, и строго помахал им перед Аниным носом.

Вслед за ним сорока тоже громко протрещала что-то явно предупреждающее.

*

Оставив Копушу обживаться на новом месте, Аня с Арчи на плече вышла из корпуса. Знакомая рыжая девочка как раз домывала крыльцо. Она выжала тряпку, выпрямилась, и поинтересовалась:

– Ну как? Все в порядке?

– В полном, – заверила ее Аня.

– Ну, видишь! Я ж тебе говорила, не ссы! Не, Вик Вас – нормальный мужик. С ним что главное – границ не переходить. А то он сам всех вечно подзуживает, и сам же потом смеется. Но ты, главное, не поддавайся. Да и потом, он же это не со зла, а так, для смеху. А вообще-то он вполне себе классный чувак.

Из форточки над их головами высунулась и что-то сердитое прострекотала сорока. Не оборачиваясь, из-за спины, девочка показала ей кулак.

– Экий у тебя славный крысак! Можно его погладить?

– Пожалуйста, – Аня повернулась, и слегка даже наклонилась, чтобы девочке было удобней. – А где у вас тут столовая?

– А во-он, видишь красный кирпичный домина? Дым над которым столбом стоит? Ты, что ли, еще не обедала? Чеши тогда скорее, а то они через пять минут закрываются.

Свистнув Бумсу, Аня бегом понеслась в указанном направлении.

Мрачное двухэтажное здание из красного кирпича, дымящее во все стороны трубами высилось на небольшом холмике. В столовую, расположенную на втором этаже, вела снаружи здания отдельная лестница. Когда Аня, слегка запыхавшись, взлетела на верхнюю ступеньку, повариха уже готовилась закрывать дверь.

– Ну, сколько можно? Написано же – обед до двух! Или ты неграмотная?

– Извините, пожалуйста, – пролепетала Аня, виновато опуская глаза. – Я, видите ли, только что приехала…

– И чего это такое, я по-твоему, должна видеть? Башку твою, пеструю, как у клоуна? Ладно уж, иди! Пользуйся, пока теть Тамара добрая! Совсем вы мне скоро на голову сядете! Псину только снаружи оставь. Ща я ему на площадку остатков каких-нибудь вынесу.

Аня пригнула голову и, стараясь быть понезаметней, бочком-бочком протиснунулась в дверь.

Зря старалась! Стоило ей войти, как все сразу перестали есть, и уставились на нее.

А она уставилась на них.

В углу у окна сидели две явные мавки, с полупрозрачными лицами и зеленоватыми волосами. В стоящих перед ними тарелках плескалось что-то сине-зеленое, цвета моря. Парень с квадратными плечами за первым столиком, прямо перед ней, в одиночестве глодал явно не человеческими зубами огромную кость с остатками мяса.

За двумя сдвинутыми столами сидела большая компания обычных на вид ребят и девчонок в линялых джинсах и комуфляжных майках. На головах у всех красовались защитного цвета банданы. Разило от них, как от козлов. Ели они, впрочем, обычный зеленый салат. Двое парней в замасленных штормовках и кирзачах уплетали за крайним столом отбивные.

– Ну, ты есть-то чего будешь? – вывела Аню из оцепенения тетя Тамара. – Борщ? Котлету с горошком? Эх, и не разберешь тебя, какой ты породы! Хлорофилл, впрочем, все равно уже кончился, да и меду гречишного разве вот на донышке только осталось. Могу тебе еще капусты морской положить. Что молчишь, язык проглотила?

– Я, – выдохнула Аня (глаза всех по-прежнему были устремлены на нее, и все явно навострили уши, в ожидании ее ответа) – Я буду борщ. И котлету. А горошку не надо.

– У-у! – присвистнул кто-то из компании за сдвинутыми столами. – а я уж думал!

– Чего думал-то? Нюх надо иметь! – заметил, на секундочку оторвавшись от кости, хищный парень.– Тогда и думалка не понадобиться. Впрочем, у вас, козлов, ее отродясь и не было.

– Серый, ты фильтруй базар! Люди же вокруг. А то пойдем, выйдем?

– С тобой один на один? Да без проблем! А со всем стадом вашим – нет уж, спасибо! Ищите уж других дураков.

– А, ну мы так и поняли, что ты только тявкать умеешь.

– А ну, тихо там! Чтоб когда я ем, я глух и нем, ясно? – прикрикнула тетя Тамара, наливая Ане полную тарелку борща и накладывая в плоскую тарелку котлеты.

С борщом в руках Аня осторожно присела к столу у окна. Мавка чуть повыше передернула плечом, и вызывающе отвернулась. Мавка пониже демонстративно зажала рукою нос и отодвинулась на стуле подальше.

– Эй, чувиха, ты давай лучше, к своим выруливай! – окликнул Аню один из парней в кирзачах.

– Ты че, какая она нам своя?! – возмутился другой. – Не видишь что ли, что за фря? Тамбовский волк ей товарищ.

– Вот чуть чего, так сразу волки! – парень с квадратными плечами, шумно, с хлюпаньем втянул в рот жижу из-под кости, и встал из-за стола. – Прям, будто хуже зверя нет. На себя б самих посмотрели.

– Тебя кто трогал?! – возмутился парень. Его товарищ, перегнувшись через стол, что-то быстро зашептал ему на ухо. Что-то, явно поразившее парня до глубины души. – Да ну? Да ты че? Да правда что ли? А на вид ведь и не скажешь!

– Правда-правда, – заверил его дружок. – Ты уж, Митяй, тут поосторожней. А то что я тетке Ленке потом скажу, если тебя тут кто слопает ненароком? Ты меня слушай. Небось, я тут с рожденья живу. Всех их уж по сто раз в гробу перевидал, все ихние повадки изучил. Меня уж не проведешь! Я раз, малой был, с ребятами по грибы потащился. В Трегорский лес. Ну, и отстал. Стою как дурак, аукаюсь. И смотрю, пацан какой-то ко мне из кустов вылазит. Голый весь, и с рогами. – Не плачь, грит, я тебя доведу. Ты из какой деревни? А я, как рога эти увидал – как дунул от него во всю прыть! Часа два, наверное, без оглядки пробёг. Бёг, пока силов больше не осталось. Стою, глаза протираю – бля, а передо мной Третьи Мычки! Прикинь, во, блин, марафон!

– Да врешь ты, Колян! От Горюнова до Горемычек даже и до Вторых, не то что до Третьих, и за три часа ни в жисть не добежать! А уж за два! Совсем ты меня, гляжу, за лоха держишь.

– Дак со страху чего только не сделашь.

– А чего ты так испугался-то? Сам же говоришь – с рогами. Не с зубами же.