Сказка о городе Горечанске - Ольга Фикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Костя! Вот кстати! – обрадовалась Яга, вынимая из печи теплый еще каравай и резво, не смотря на деревянную ногу, подскакивая к дверям. – На ловца, стало быть, и зверь бежит! Вот Костя-то тебя и проводит. Он как раз в Учгородке и живет!
И, уже открывая дверь крикнула кому-то невидимому для Ани:
– Здравствуй, сынок! На вот тебе хлеб, держи! Свеженький, только что из печки. Да погоди еще, не скачи. Тут вот надо девочку одну проводить. Из ваших абитурьентов. Нездешняя она, дороги не знает. Из самой Москвы учиться приехала. Ты уж доведи ее до Учгородка, сделай милость. А то не ровен час вдруг чего.
С двора что-то недовольно пробурчали.
Аня, понимая так, что гость спешит, и оттого не заходит в дом, встала из-за стола и потянулась за рюкзаком. За ней вскочил Бумс, высунул нос за дверь, шарахнулся назад, и громко, отчаянно заскулил.
Он так себя вел, когда был чем-то потрясен или сильно напуган.
– Бутс, фу! Как не стыдно! – прикрикнула Аня, гадая, что могло испугать спокойную, в общем-то, собаку. Вышла на крыльцо, глянула, и сама чуть кубарем не скатилась со ступенек.
Костя удержал ее за плечо, и помог спуститься на землю.
– Ну-ну, не надо так нервничать, – усмехнулся он.– Я, конечно, понимаю, что произвожу сильное впечатление, – Костя расправил плечи, и слегка поиграл бицепсами. – Врать не стану, я даже этим слегка горжусь. Но уж падать-то с крыльца при виде меня совершенно незачем. Так ведь и шею можно сломать.
– В-вы..– чуть заикаясь проговорила Аня, – в-вы настоящий?
– В смысле? – Костя даже слегка обиделся. – Вот он я, держу тебя за руку. Отпустить?
– Да, если можно. Тут же земля, так что падать уже вроде некуда..
– Кто тебя знает? – он усмехнулся. – Бывает, люди и на ровном месте спотыкаются. Тем более, говорят, что ты из Москвы.
– И что? – Аня уже немного пришла в себя. Стараясь не пялиться чересчур на нижнюю половину Кости, а смотреть исключительно ему в лицо, Аня убеждала себя что, в конце концов, он простой, обыкновенный мальчишка. Ну да, немножечко на четырех ногах, с копытами и с хвостом, но судя по тому, как он разговаривает…
Во всяком случае, обращаться к нему на «Вы» было просто глупо. Наверняка они с этим Костей ровесники.
– И что? – повторила она немного вызывающе.– В чем проблема-то, что я из Москвы? Город как город. Ну, наверное, немножко побольше вашего Горечанска… А так никакой разницы. Такие же люди живут, как везде.
– Ты ж еще не видела Горечанска, – усмехнулся Костя.
– А что в нем такого особенного? Там что, все такие как ты? – от такой перспективы Аню бросило в дрожь, но она постаралась ничем этого не выдать.
Костины глаза потемнели. Он сразу перестал улыбаться, и вполне серьезно, с оттенком горечи произнес.
– Насчет этого можешь не беспокоиться. Таких, как я, больше нет. Думаю, что нигде.
– Ну и слава Б-гу! – вырвалось у Ани. Закинув за плечи рюкзак, она стояла с независимым видом, запрокинув голову, и глядя Косте прямо в глаза. – Одного тебя мне вполне достаточно.
– Достаточно для чего?
– Чтоб дойти со мной до Учгородка. Ты ведь туда идешь?
– Ну, допустим.
– Значит, нам с тобой по пути, и тебе ничего не стоит взять меня с собой.
– Это еще как сказать – стоит или не стоит. Без тебя б я рысью погнал, а с тобой придется шагом идти. Есть разница или нет?
– Ну, допустим. – Аня уже начинала злиться. Она изо всех сил старалась забыть, что имеет дело с кентавром, но Костя явно не собирался предоставлять ей такую возможность. – Так мы идем вместе или нет?
– Хм. Не знаю еще. А ты меня попроси.
Но Аня скорей бы язык себе откусила, чем стала его о чем-то просить. Ни за что! Подумаешь, кентавр! Да у них в кинологическом клубе…
– Не хочешь – не надо! Сама как-нибудь дойду!
– Ну, вот что, петухи, – свесилась с крылечка баба Яга. – Вы уж там как-нибудь норов свой укоротите. Делить вам нечего, лес большой. Костя, ну ты уж взрослый совсем! Соображать должен! Как она одна по нашему лесу пойдет? И ты, Анна, помни себя. Ты ж девушка! Вам положено скромными да кроткими быть. Попроси Костю вежливо, с тебя не убудет. Он и в самом деле одолжение тебе делает. Галопом бы он в двадцать минут доскакал, а с тобой больше часа протопает.
– Не нужно мне ничьих одолжений! – Аня резко передернула плечом, и смело зашагала в сторону леса. Бумс радостно рванул за ней следом.
– Да куда ты! Постой! Сумасшедшая! – догнал ее Костя. – Нам же совсем не туда!
– Да? – Аня приостановилась. – А куда? Ну, ты хоть направленье мне укажи… по-жа-луй-ста. А потом можешь себе галопировать куда хочешь.
– Туда! – махнул рукой Костя.
Они зашагали рядом. Аня шла быстро, Костя приноравливал свой шаг к ее.
– Да пойми ты, дойти до нас вовсе не так просто, как кажется! Ладно уж, пошли вместе. Раз уж ты такая невежливая.
– А может, я не хочу с тобою вместе идти?
– Почему? Боишься идти рядом с кентавром? Ну, скажи честно: боишься, да?
– Да ничего я не боюсь! Просто ты меня достал, ясно? Подумаешь, кентавр. Да в Древней Греции их вообще полно было на каждом шагу. Как-то же люди жили….
*
Какое-то время они просто молча шагали рядом. Лес вокруг них нисколько не редел, наоборот, становился гуще. В зеленом коридоре, по которому они шли, казалось, с каждым шагом становилось темнее. Деревья шелестели все громче, и щебет птиц в ветвях, вместо того чтобы сделаться постепенно привычным, становился, наоборот, все назойливее и громче. Лес оглушал и подавлял Аню, да и Бумса тоже. Вместо того, чтобы стрелою мчаться вперед, пес вышагивал, точно по команде «рядом», плотно прижимаясь к колену хозяйки.
В этом огромном зеленом царстве Аня отчетливо ощущала себя чужой. Ее синие джинсы и яркая, в кислотных разводах майка так явно диссонировали с окружающим миром! И зачем она только позволила подружке отвести ее вперед отъездом в модный салон и заплести волосы в 250 африканских, перевитых разноцветными ленточками косичек! В Москве это казалось прикольным, а здесь Аня прямо-таки кожей чувствовала неуместность своей пестроты на фоне окружающей изумрудной зелени.
Точно, как попугай в тайгу залетел.
А вот гнедой Костя в камуфляжной майке, передвигавшийся мягкой и плавной рысью, абсолютно органично вписывался в пространство. Удары его копыт о примятый, истоптанный дерн тропинки напоминали стук сердца – немного чем-то взволнованного, и оттого колотящегося чуть скорее обычного.
Они шли, и шли, и шли, и постепенно Аня совсем уже ошалела от леса. У нее, похоже, начались галлюцинации.
Сквозь шелест веток и щебет птиц ей послышался чей-то смех. Один смешок, другой, и третий. А потом кто-то дернул ее за косичку.
– Ай! – вскрикнула Аня, и встала как вкопанная, озираясь в поисках ветки, за которую косичка могла зацепиться.
Хихиканье вокруг зазвучало громче. Зазвенело сразу со всех сторон, как будто весь лес смеялся над Аней.
Костя, хоть и не сразу, но все же заметил, что Аня не идет больше за ним, и нетерпеливо обернулся.
– Ты что там стоишь? Устала? Пошли уже, и так сколько времени потеряли!
– Костя, – продолжая оглядываться по сторонам, неуверенно произнесла Аня. – Мне, наверное, нехорошо. У меня отчего-то ужасно звенит в ушах.
– Звенит? Ах, это! Да это ж мавки! А ну, прекращайте, бесстыжие! Чего пристали к человеку?
Смех и звон разом стихли. Теперь со всех сторон слышался только испуганный шепот. Ну да, точно шепот. Как Аня раньше могла принимать его за шелест ветвей?
– А чего она сама? – звонко спросил высоко в ветвях невидимый голос.
– Что «она сама»? – поднял голову Костя.
– Ну, чего она вся такая?
– Да какая «такая»?
– А не такая! Пестрая вся! И поет не по-нашему!
Аня и вправду всю дорогу бормотала себе под нос «Let it be». Звук собственного голоса ее успокаивал. Она уверена была, что поет так тихо, что даже Костя ее не слышит.
– Глупости вы говорите! Впрочем, как и всегда. Просто Аня не местная. Приехала издалека, из большого города. Там все так одеваются. А поет по-английски, язык такой. Имеет полное право.
– А по-людски она может?
– Чего ты все за нее говоришь?
– И правда, пусть скажет за себя!
– Ишь стоит, пялится во все стороны! Коза!
– Да, небось, она язык проглотила!
– Надо было ей совсем косу оторвать! А что такого, у нее же их много?
– Да чтоб вас всех! Совсем обнаглели! – всерьез рассердился Костя. Он подошел к ближайшей осине, и резко пригнул ствол к земле, почти сломав деревце пополам. – Бандерлоги северных лесов, понимаешь! Вот начнет Михеич в том месяце санитарную вырубку, узнаете, почем фунт лиха.
Голоса опять приумолкли. Потом – Ане показалось, что говорит само деревце – один жалобно-плаксивый голосок протянул:
– Костя, отпусти, больно же!
– А будете еще к человеку приставать?