Я спереди! - Мари Секстон

как я узнал о его браке. Но мне было трудно вспомнить, что я тогда чувствовал. Позже, когда он рассказал мне правду, я почувствовал себя обманутым, но он клялся, что они были на грани развода. Какое-то время мы были в восторге от того, что вместе храним тайну. Тайны друг от друга. Отговорки. Тихие ночные звонки, полные тоски и обещаний, ожидание того дня, когда он оставит ее навсегда. Но возбуждение быстро наскучило. В тех редких случаях, когда мы вместе проводили выходные за городом, пока его жена думала, что он уехал по делам, он старался, чтобы нас никто не увидел. Он отвечал на ее звонки, а я тихо сидел на заднем плане. Да, когда-то я думал, что счастлив. Но на самом деле я всего лишь надеялся. Сначала это переросло в замешательство, затем в недоверие, затем в тревогу. За два года, проведенных с Джонасом, я перевидал многое.

Но редко бывал счастлив.

Когда он позвонил в третий раз, я не ответил.

— Я должен ответить, — сказала я Лейле.

Она с явным недоверием приподняла бровь.

— Это он, да? — Мне не нужно было отвечать. Она закатила глаза. — Скажи ему, чтобы он убирался к черту.

Я нажал кнопку ответа.

— Алло?

— Нам нужно поговорить, Ламар. Пожалуйста.

— Дай мне минутку. Я в комнате отдыха. — Была еще середина урока, поэтому в коридорах было почти пусто. Я поспешил к задней двери рядом с учительской. На улице было приятно прохладно. Дождь перешел в мелкую морось. Я встал в нише у двери, где мог оставаться сухим. Я прислонился к кирпичному зданию, надеясь, что это придаст мне сил.

— Ты здесь? — спросил он.

Мои руки дрожали, и я постарался, чтобы мой голос звучал ровно, когда ответил:

— Да. Ладно. Теперь я могу говорить.

— Я рад, что ты ответил. Так приятно слышать твой голос.

— Да, — слабо ответил я. — И твой тоже. — Потому что, черт возьми, это было правдой. Как бы я ни злился на него, слышать его голос было как бальзам на мои раны. В горле начал образовываться предательский комок.

— Как у тебя дела? — спросил он. — Я волновался. У вас все время идет дождь...

— Откуда ты знаешь о дожде?

— Я каждый день проверяю прогноз погоды. Я продолжаю надеяться, что ради тебя я увижу немного солнца.

— Я в порядке, — солгал я, хотя дрожь в голосе выдала меня. — Что тебе нужно, Джонас?

— Мне нужно тебя увидеть. Боже, милый, я так по тебе скучаю. Ты нужен мне здесь. Ты нужен мне дома. Я не думаю, что смогу прожить без тебя еще один день.

Я вздохнул. Джонас был просто великолепен. Я часто говорил ему, что если он решит отказаться от коммерческой недвижимости, то его ждет будущее в театре.

— Ты разговаривал с Оливией?

— Нет, но…

— Ты собираешься?

— Черт возьми, Ламар, я не знаю. Вот что я пытаюсь сказать.

— Но ты еще не сделал этого.

— Зачем мне это делать, если ты за восемьсот миль отсюда и даже не отвечаешь на мои звонки?

— Я был там два года, ожидая тебя. Какое у тебя тогда было оправдание?

— Это не так просто, как ты, кажется, думаешь. У нас с Оливией совместная жизнь. У нас есть сын…

— Значит, ничего не изменилось, — сказал я.

— Все изменилось. Если бы ты только дал мне шанс.

Я опустил голову. Я прикусил губу, пытаясь проглотить слезы, подступающие к горлу.

— Ламар, — сказал он уже тише. — Я скучаю по тебе так сильно, что не могу выразить словами. Неужели ты совсем не скучаешь по мне? Хотя бы чуть-чуть?

— Да. — Более чем. Я скучал по нему так сильно, что мне было больно. Так сильно, что я изо всех сил старался не сесть в свою машину каждый день после работы и не отправиться в долгий обратный путь в Техас. Потому что, как бы я ни ненавидел быть тайным любовником, по крайней мере, мне было чего ждать. У меня были те украденные моменты, к которым я мог подготовиться. Что же у меня было теперь? Голые стены, холодные полы и дождь, который не прекращался. Бывали вечера, когда я заставлял себя пить чай вместо бурбона, потому что, по крайней мере, потеря сознания дала бы некоторую передышку, но утреннее похмелье того не стоило.

Я ненавидел себя за то, что скучал по нему. Но я скучал. Боже, помоги мне, я действительно скучал.

— Да, — повторил я. — Я скучаю по тебе.

— Тогда, ради бога, возвращайся домой.

Я не мог сдержать слез. Я сердито вытер их.

— Может быть, — сказал я. От одного только произнесения этих слов, от признания того, что это возможно, у меня внутри все сжалось в комок. Рыдания подступили к горлу. Мне хотелось свернуться в клубок и плакать, пока я не выбьюсь из сил. Я страстно желал, чтобы дождь смыл меня с лица земли. Но, исключая такую возможность, я мог придумать только одну вещь, которая заставила бы меня почувствовать себя лучше.

Я хотел Джонаса.

Я хотел почувствовать, как его руки обнимают меня. Я хотел почувствовать, как его губы касаются моего уха, когда он успокаивает меня. Все не было идеально, нет. Но разве быть частью его — не лучше, чем то, что у меня есть сейчас? По крайней мере, тогда с зияющей пустотой внутри меня можно было справиться. Она не угрожала поглотить меня целиком.

— Я подумаю об этом.

— Это все, о чем я прошу. У нас все получится. Я знаю, у нас получится.

В школе прозвенел звонок, возвещая об окончании третьего урока. У меня оставалось пять минут до начала следующего.

— Мне нужно идти.

— Но ты, правда, подумаешь об этом? Ты подумаешь о нас?

— Да.

— Хорошо. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Когда я повесил трубку, в груди у меня все сжалось, и я почувствовал тяжесть, полную чего-то, что могло быть отчаянием, но могло быть и надеждой.

Осмелюсь ли я вернуться?

Мои щеки все еще были мокрыми от слез, но все остальное во мне было сухим. Я высунул руку из-за укрытия в своей нише, чувствуя прохладу дождя, падающего на ладонь. Это заставило меня вздрогнуть, но это было по-настоящему. Это заставило меня почувствовать. Я шагнул в него, желая большего. Я запрокинул голову, позволяя каплям омыть мое лицо, умоляя их пролиться сквозь меня. Чтобы облегчить мою пустоту и душевную боль. Чтобы избавиться от депрессии, которая угрожала мне каждый день.

Ничего из этого не произошло. Когда начался четвертый урок,