Я спереди! - Мари Секстон

У Дома перехватило дыхание, и он откинул голову на спинку сиденья. Он раздвинул ноги шире, а Ламар скользил рукой все выше и выше, пока не начал ласкать выпуклость Дома тонкими пальцами сквозь джинсы.

— Это было приятно, — сказал Ламар мягким и застенчивым голосом. — То, что ты сделал для меня в парке. Боже, это было так приятно.

Дом открыл глаза и встретился взглядом с Ламаром в темноте машины.

— Хочешь почувствовать, насколько это хорошо?

Дом едва мог дышать. Он едва смог кивнуть. А потом Ламар расстегнул штаны, вытащил член, опустил голову, и Дом провалился в самый теплый, влажный и сладкий рай, о котором когда-либо мечтал.

Они двигались медленно, по очереди, каждый из них посасывал и пробовал на вкус, каждый гладил и целовал. Даже после того, как Дом кончил во второй раз, они продолжили. Он нежно поцеловал Ламара, покусывал его шею и погладил бледную плоть, не торопясь исследовать ее, желая найти каждое местечко, которое заставляло паренька вздыхать и постанывать. Наконец, он вернулся к паху Ламара и сосал его до тех пор, пока его собственная страсть, наконец, не разгорелась с новой силой, и они начали еще один раунд. Казалось, наслаждению не будет конца, не будет предела тому, как высоко они могли подняться.

Но даже в такую ночь, как эта, необходимо было соблюдать комендантский час.

К тому времени, как Дом подъехал к дому Джинни Джонсон, его боксеры были настолько покрыты коркой засохшей спермы, что он решил, что лучше выбросит их, чем рискнет тем, что их найдет его мама. Он был измучен и выжат как лимон, в паху слегка саднило, яйца были пустыми и ныли. Но, Боже, как же это было приятно. Он чувствовал удовлетворение. Блаженство. Уставший и измученный, но готовый проделать все это снова, если бы только у них было время.

Ламар смотрел на него широко раскрытыми глазами. Впервые с тех пор, как они познакомились, он выглядел испуганным. Даже сейчас Дом снова хотел его. Он хотел еще больше радости, которую они испытали этой ночью. Но он был уверен, что у них будут и другие вечера. Больше возможностей целоваться и исследовать друг друга. В следующий раз он мог бы принести одеяло. Они могли бы вернуться на поляну и лечь на землю. Раздеваться. Прикасаться друг к другу везде.

— Завтра... - начал он, но Ламар оборвал его, покачав головой.

— Я уезжаю завтра, — сказал он. — Я возвращаюсь домой.

— Нет! — Дом протестовал, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног, но он знал, что это напрасно. Никто из них ничего не мог сделать, чтобы изменить это. — Когда?

— Мы уезжаем в девять. Мой дядя отвезет меня в аэропорт, чтобы я мог улететь домой в Аризону.

— Но... — Доминик не стал возражать. Какое это имело значение? Они не могли ничего изменить. Они были из разных городов, разных школ, разных миров. Они были всего лишь детьми во вселенной, управляемой взрослыми. Но это казалось таким несправедливым. Они только что нашли друг друга.

Ламар глубоко вздохнул, нервно прикусив губу. Он перегнулся через сиденье и поцеловал Дома в последний раз, мягко и нежно. На этот раз без языка. Без страсти или настойчивости. Этот поцелуй был сладким, целомудренным и невинным, и в нем было столько завершенности, что у Дома защемило в груди.

— Спасибо тебе. — Прошептал два простых слова Ламар.

“Как, скажите на милость, вы можете объяснить с точки зрения химии и физики такой важный биологический феномен, как первая любовь?”

— Альберт Эйнштейн

Глава 1

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

ЛАМАР

Просыпаться никогда не было легко. Каждый новый день был для меня новым знакомством с тихой пустотой, в которую превратилась моя жизнь. Меня заставило съежится не будильник по радио и не осознание того, что вот-вот наступит новый учебный день. Не голые белые стены моей новой спальни, напоминающие о моей первой квартире в колледже, когда я беспокоился о том, чтобы проделать отверстия в гипсокартоне. В эти дни мне казалось, что меня бесконечно преследуют не дождь, бьющий в окно, не ветви, гонимые ветром, царапающие крышу, и не серое небо, как реальное, так и воображаемое. Хуже всего было просыпаться каждое утро, вспоминая, что я здесь, в Коде, штат Колорадо, а Джонас остался в Далласе и, несомненно, просыпается рядом со своей женой.

Я пришел к выводу, что самое тяжелое в депрессии — то, что мир продолжает вращаться, как бы мне ни хотелось, чтобы этого не происходило. Один чертов день сменял другой.

Я нажал на будильник, чтобы отключить его. Мне очень хотелось накрыться одеялом с головой и проспать весь день, но это был не выход. Только не в школьный день.

Я сбросил одеяло и опустил босые ноги на холодные доски деревянного пола. Мне нужен коврик, подумал я, как делал каждое утро. Что-нибудь, что могло бы прикрыть пальцы ног, прежде чем они коснутся холодных досок. Но эта мысль не продлилась и минуты. Покупка коврика означала бы, что я планирую остаться. И, несмотря на то, что я переехал сюда, я не был готов к такого рода обязательствам.

Я, спотыкаясь, побрел на кухню и поставил чайник. Раньше для меня это было чем-то вроде ритуала. Включил чайник. Рассыпной чай, возможно, улун, ройбуш или белый чай, насыпал в заварочный чайник. Давал ему настояться ровно столько, сколько нужно. Можно с молоком, а можно и без. Возможно, с капелькой меда. Но в эти дни, пакетик дешевого «Эрл Грея», все, на что я был способен.

За окном лил нескончаемый дождь. Все жители Коды смеялись над тем, как необычно было получить его так много. Они подумали, что это забавная случайность, но я не нашел в этом ничего смешного.

Тебе там не понравится, Ламар, сказал мне Джонас, когда я сказал ему, что собираюсь переехать. Ты же знаешь, как на тебя влияют времена года.

Тогда попроси меня остаться, возразил я. Расскажи Оливии о нас. Переезжай ко мне, как ты всегда обещал.

Но после двух лет, в течение которых я верил его обещаниям, я, наконец, понял, что они были не чем иным, как ложью. Джонас никогда не собирался бросать свою жену. Он никогда не будет моим, независимо от того, сколько раз он говорил мне, что сделает это.

И вот я в Колорадо. Осень выдалась довольно суровой, а зима не за горами. Возможно, я мог бы уехать куда-нибудь еще. Куда-нибудь, где тепло круглый