Я спереди! - Мари Секстон

год. Но здесь у меня была семья, хотя я редко их видел. И у меня были воспоминания. И хотел я признавать это вслух или нет, но именно это повлияло на мое решение переехать сюда. Узнать, что в средней школе есть вакансия, было для меня как провидение. Это было то место, где я нашел себя, когда мне было всего семнадцать. Именно тут я впервые открыл для себя свою сексуальность. Это было место, которое в моем сознании ассоциировалось с любовью, сексуальной свободой и трепетом открытий.

Это было место возрождения.

Я усмехнулся про себя. Сколько раз на уроках английского в средней школе я говорил, что вода часто символизирует новое, чистое начало? Я выглянул в окно, за которым моросил унылый дождь.

— Ну что ж, — сказал я себе, глядя на плачущее небо, — вот и ты.

И все же я не почувствовал себя обновленным, когда, наконец, вышел под дождь и побежал к своей машине. Я не чувствовал себя освобожденным, когда парковался на учительской стоянке. Я не чувствовал себя сильным или гордым, когда занял свое место перед классом, полным тринадцатилетних подростков, которым было наплевать на «Алую букву».

Единственное, что я чувствовал, как всегда, была глубокая пустота, но не потому, что я решил уйти от мужчины, которого любил, а потому, что он отпустил меня.

Три часа спустя я потащился в учительскую. Мой полуденный перерыв продолжал выводить меня из равновесия. Для обеда было еще слишком рано, а до ужина оставалось слишком много времени. Это было неудачное время, но так бывает, когда ты стоишь в списке ниже всех. Только старшеклассники могли есть в обычное время.

Я уставился на продукты в торговом автомате, как будто не смотрел на них каждый день с начала семестра.

— Я бы не стала, — сказала Лейла Пруитт у меня за спиной. — Он украл мой доллар. Снова.

Лейла была примерно моего возраста, темноволосая, спортивного телосложения, с растрепанными волосами, уложенными короной вокруг головы. Она преподавала математику и была одной из немногих, кто разделял со мной обед на третьем уроке.

— Типично, — сказал я, усаживаясь напротив нее за маленький столик. — У меня все равно нет четвертаков.

Она пододвинула ко мне пластиковый контейнер.

— Возьми. Пожалуйста.

Я приоткрыл один уголок крышки и заглянул внутрь. На вид это была овсянка, только почти черная и без сладкого запаха.

— Осмелюсь спросить?

— Это не я. — Джоан, партнерша Лейлы, недавно начала экспериментировать с какой-то модной диетой, которая, казалось, включала в себя много кашеобразных блюд. Я был почти уверен, что те, что она готовила Лейле на ланч, чаще всего отправлялись в мусорную корзину, в то время как Лейла обходилась батончиком мюсли и диетической колой. — Я знаю, что должна быть рада, что она готовит для меня ланч, но было бы неплохо, если бы это была настоящая еда, хотя бы раз, — сказала она. — Боб на этой неделе что-нибудь кидал в твою сторону?

Боб был учителем физкультуры и давним другом Троя Фаулера, человека, которого я заменил на кафедре английского языка.

— Не на этой неделе. Но сегодня только вторник.

— Трудно поверить, что наши ученики более зрелые, чем некоторые преподаватели.

Этот разговор мы обсуждали уже десятки раз. Мы оба были новичками, сменившими старых сотрудников. Мы оба были нетрадиционной ориентации. К тому же Лейла была чернокожей. Из-за всего этого, некоторые из наших более узколобых коллег прозвали нас Клубом позитивной дискриминации. Лейла переносила это с большим достоинством, чем я. С другой стороны, ей не нужно было жить в Коде. Она каждый день ездила на работу из Эстес-парка.

— Все говорят, что Трой был не в себе, — заверила она меня, хотя мне было все равно, так это или иначе. — Это не твоя вина, что его уволили.

— Я знаю. Только смотри, чтобы Боб не услышал, как ты это говоришь.

— Еще розыгрыши посреди ночи?

— Несколько раз, но пока я не забываю выключать звонок перед сном, это не имеет значения. — Звонки начались четырьмя неделями ранее, вскоре после того, как я переехал в Коду. Определитель номера показывал только неопознанный номер. Звонивший так ничего и не сказал. Лейла думала, что это Том. Я решил, что это ученики издеваются над новым учителем. Ничего страшного, ничего предосудительного. Проблема была только в те ночи, когда я забывал отключить звук на телефоне.

— У тебя есть какие-нибудь планы на выходные? — спросила она.

— А были когда-нибудь?

— В субботу в баре в Лонгмонте играет группа Джоан. Тебе стоит прийти.

Я колебался. С одной стороны, Лейла была для меня почти другом. Я знал, что мне пойдет на пользу выбраться из дома, и никто другой не собирался меня никуда приглашать. Но я не хотел идти. От одной мысли о том, что нужно стараться быть общительным, счастливым и жизнерадостным, мне хотелось плакать.

Это было еще одно открытие, которое я сделал в отношении депрессии: знать, что поможет мне почувствовать себя лучше, и действительно иметь силы сделать это — две разные вещи.

Хорошо это или плохо, но от ответа меня спас мой мобильный телефон. От одного взгляда на экран мое сердце подпрыгнуло к горлу.

Джонас Мартин.

За те недели, что я провел в Коде, я разговаривал с Джонасом всего несколько раз. Однажды, на следующий день после моего отъезда из Далласа, он позвонил мне в слезах. Не могу поверить, что тебя больше нет, сказал он. Я не думал, что ты решишься на это. В то время мне было легко оставаться твердым в своих убеждениях, будучи уверенным, что переезд был правильным решением. Либо это заставит его действовать, и он бросит свою жену, либо я найду способ жить без него. И то, и другое сделало бы меня счастливым.

Во второй раз он был пьян. Он сказал мне, что любит меня. Он повторил все свои старые обещания — он бросит Оливию, и мы можем стать настоящей парой, если только я вернусь. Я почти купился на это. К этому времени началась депрессия. Я чувствовал себя таким потерянным без него, один в этом крошечном горном городке. Я не выдержал и рассказал ему о своей работе, о том, что я слишком рано прихожу на обед, о своей неспособности заставить себя заботиться о том, выживу я или умру.

Возвращайся домой, сказал он. Мы будем счастливы вместе, как раньше.

Но я не был счастлив. Долгое-долгое время. Может быть, в самом начале, когда мы только познакомились. Когда мы впервые полюбили друг друга, еще до того,