Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Донцов, не обратив ни малейшего внимания на этот вопль, ровным голосом продолжал:
– В освободившуюся комнату мы временно поселим моего телохранителя Вову, которому официально разрешено ношение огнестрельного оружия. – На миг повернулся к Простову. – Кому-то может понадобиться не психиатр, а патологоанатом.
А вы, дорогие женщины, в санаторном режиме кормите телохранителя Вову завтраками, обедами и ужинами. Денег подброшу таровато, чтоб на себе не экономили. Он здесь будет неотлучно в качестве охраны. Телевизором его обеспечьте. С этого мы начнём.
Стремясь разрядить общую напряжённость, неудачно, грубовато, забористо пошутил:
– Эх, катай-валяй! Под дулом пистолета заставим эту гопоту изящные развлечения исполнять, от лёгкого порно до эротического шоу.
Ни смешков, ни улыбок не последовало, и Донцов вернулся к делу.
– А мы, Пётр Демидович, уже вдвоём, без женщин все детали довообразим.
Вера как заворожённая глядела на него и впервые по-настоящему осознавала, что она теперь не одна, а под крылом надёжного любимого человека. Изначальный страх проходил, на пару с Донцовым она тоже была готова к бою с внезапными порчаками. В голове мелькнуло: «Нет, просто так нас не возьмёшь, если опасность, мы смыкаем ряды».
Когда мужчины ушли, мать объяснила ей, что Донцов, вероятно, всё узнал от Нины Ряжской – ведь бандиты девяностых годов поживились Нинкиной квартирой. «Ряжская наверняка знает больше, чем рассказала мне», – заключила Катерина Сергеевна.
Потом добавила:
– А нам с тобой, Верка, надо готовиться к испытаниям, сохранять силу духа. Стихи недавно прочитала: «Был барак, стал бардак». Несуразные времена, всех колбасит. Когда уже схлынет эта пена переломной эпохи, эта плесень русской жизни?
Вера, поглощённая мыслями о происшедшем, грустно, задумчиво произнесла:
– Вот они и вылезли наружу, эти «темпи пассати», дела давно минувших дней.
Свой разговор шёл и на восьмом этаже, в квартире Простова.
– Не могу избавиться от подозрений, что за этой аферой стоит тот хлюст Подлевский, – говорил Пётр Демидович.
– Незачем вдаваться в детали, наверняка знаю, что он, – ответил Донцов. – А что толку от моего знания? За руку не схватишь, этот диспетчер лжи сам не полезет, бандитов наймёт – плётку при большом кнуте.
Простов горько вздохнул:
– Серёга Богодухов собой пожертвовал, чтобы семью спасти, а теперь и на неё наезжают. Виктор, ты должен Веру отстоять во что бы то ни стало. Я таскаюсь уже помаленьку, от погоды колено мозжит, но тоже в стороне не останусь. А главная сила – ты, Вера для тебя уже родной человек. Ты должен, обязан!
На лице Донцова появилось такое возмущённое выражение, что Простов заткнулся, поняв, что калякает глупости, ибо «должен», «обязан» были совсем уж некстати, понукания выглядели грубой бестактностью. Евнух брался учить Потёмкина. Однако и на молчание у Простова не было сил.
– Верушка на моих глазах росла, без отца сама на ноги вставала. Я тебя неспроста с ней познакомил: бриллиант чистой воды. И знаешь, Витя, что я тебе скажу. За свою долгую жизнь, – а она вся состояла из общений, – я людей повидал очень много, в личностях разбираюсь, вот тебя разглядел. И могу точно сказать: всё, что есть чистого, русского, всё это, как по воле Божьей, в Верушке собрано. Она для меня, словно образ России. Да ты глянь на её осанку, на поступь – идёт, будто на голове корону несёт. Её не защитить – что родину продать. Думай, Чапай, думай. Кстати – нотабене! – дров не наломай, не накосолапь. Ты телохранителя – как его? Вова? – через неделю к Богодуховым хошь заселить, да не рановато ли? Хотя говорят, что лучше на год раньше, чем на час позже, всё же горячку пороть незачем. События галопом не поскачут. Сразу видно: ведьмаки эти, блудодеи – не лапотники, не кромешные идиоты, «Капитал» от «Майн кампф» отличают, за ними серьёзные люди стоят. Сперва давление начнётся, угрозы телефонные, подтанцовку применят вроде бы случайную, чтобы запугать, по ошибке в дверь начнут ломиться. Мы в полицию постучимся, из Думы нажмём, дабы внимание проявили. Хотя я сыскным на грош не верю, они норовят штрафами вразумлять, а в дела не лезут, являются всегда после беды, для расследований. Сигналы профилактики игнорируют – обычно за мзду. Но так или иначе, а река эта с перехватами, с узиной, времени на подготовку решительных действий этим меринам, боевым унитазникам понадобится немало, похоже, через толпу напродёр рваться не станут. Но телохранитель Вова с оружием для них сюрпризом должен оказаться. Тут конспирация нужна.
Глаза у Донцова стали жёсткими, внимательными. Перебил:
– Тут, Пётр Демидыч, ты прав стопроцентно. Вовремя Господь вразумление послал. Поторопился я, хотел Веру и Катерину Сергеевну успокоить. А по сути-то, полезно выждать – пусть начнут чудить. Понять надо их логику. В таких делах бывают важны случайные указания текущей минуты. И по ходу биттедритте – сплошного «выканья» тайком поселить к Богодуховым телохранителя Вову в самый нужный момент, когда жареным запахнет. Ну и нам с тобой в горячку придётся подежурить. Для меня раскладушечку найдёшь? А вообще за этот разговор спасибо. Сдаётся мне, Подлевский часы для своей авантюры уже завёл, да время не сверил. Другие мы сегодня. Не те, что в девяностые, когда папаша его в малиновое безвременье крысятничал.
– Значит, фамильный промысел?
– Это люди тёмной судьбы, как-нибудь в другой раз скажу.
А вот за Веру спасибо сто крат. С первого взгляда её обожаю.
Для меня она – именно то, что ты сказал. Я не мог сформулировать, робел, а ты ясно объяснил её притягательность. Без неё мне жизни нет. И вправду – словно образ самой России. – По-дружески обнял старика за плечи. – Разве мы, Пётр Демидыч, силы свои ради России пожалеем? Сломим этому Подлевскому хребет. Веришь?
Простов расчувствовался и тоже полез обниматься, приговаривая:
– Утверди нас, Господи, в решимости!
Когда Подлевский позвонил Суховею для повторной встречи, тот радостно отозвался:
– Замечательно! Бывают же, Аркадий Михайлович, совпадения! Завтра утром я по делам мчусь в столицу, освобождаюсь к трём часам. Как раз сиеста. Было бы неплохо где-нибудь отобедать.
Подлевский ликовал, его предположения подтвердились. И решил принять Суховея по первому разряду, как когда-то потчевал его Хитрук – в ресторане «Пушкин», на втором этаже, в «Библиотеке», заказав стерлядь. Грёзы гурмана!
По косвенным признакам Аркадий понял, что Суховей в этом шикарном ресторане бывал, а значит, человек свой, «правильного» круга, и после краткой дежурной разминки относительно особых гастрономических достоинств здешних стерляжьих деликатесов – хотя стерлядь, увы, уже
