Второй сын - Эми Хармон

могла поверить, что это действительно так. Хёд бы ей рассказал. Не стал бы скрывать от нее. Она бы сама заметила.

– Я не говорил, что это правда. Не говорил, что верю в это. – Айво нахмурился и, щелкнув крошечными клинками ногтей, сложил вместе ладони.

Дездемона считала, что Байр – единственный сын Банрууда. Но Гисла не должна была знать об этом, а Айво явно не собирался об этом рассказывать. Интересно, обсуждал ли верховный хранитель с Дагмаром бредни Арвина. Она решила, что нет. Вместо этого все они переваривали их, каждый в своем углу, и толковали знаки, и хранили свои секреты. Как же ей все это опротивело.

– Хёд не бог. Он лишь человек, – сказала она. – И он ушел.

– А ты скорбишь по нему.

– Я по многому скорблю.

Он строго взглянул на нее, но подбородок у него задрожал – словно он сам не знал, бранить ее или жалеть.

– Я начерчу руну, и ты его забудешь.

– Нет. – Она замотала головой. – Я не хочу его забыть.

Он со вздохом воздел руки к небу.

– Я боюсь за него. Я ничего о нем не знаю с того самого дня. А он не поймет, почему я его не зову. – И она вновь перевернула руку ладонью кверху, чтобы Айво увидел ее жуткий шрам.

– Так лучше, дочь, – предупредил он.

– Лучше? Но для кого, мастер?

– Лучше для Сейлока!

– Я лишь хочу знать, что с ним все в порядке. А потом… я постараюсь забыть о нем. – Пока что забыть. – Ты можешь помочь мне, верховный хранитель?

Он что‐то буркнул и снова вздохнул.

– Сядь и закрой глаза, – велел он. – И вытяни руки перед собой.

Она повиновалась, чувствуя, что он ей поможет. Она услышала, как он поднялся с кресла, а в следующий миг ощутила его кровь на своих ладонях. Он чертил руны, но не хотел, чтобы она это видела.

– Прижми руны к глазам, дочь, – объяснил он. – А потом попроси норн показать тебе то, что хочешь. Каждая начертанная кровью руна оживет всего один раз – если вообще оживет. Это решат норны.

Она колебалась, не зная, радоваться ли ей или бояться.

– Не дай им высохнуть и не отнимай ладоней от глаз. Как только отнимешь руки, все кончится, – отрывисто продолжал Айво.

Она подняла ладони и прижала их к векам.

– Покажите мне Хёди, – сказала она.

Она почувствовала, что падает – словно спрыгнула с обрыва, но все никак не могла долететь до земли. А потом она лишилась тела и формы, и святилище, в котором она сидела, исчезло. Помня слова Айво, она с трудом подавила желание отнять руки – она все еще чувствовала, как прижимает их к глазам.

Он стоял спиной к ней в море, обнаженный по пояс, держа руки по сторонам и касаясь ладонями волн, что катились мимо него. Она огорчилась, что не видит его лица, но уже в следующий миг смотрела на него с другой стороны. Она оглядела его мускулистые плечи и грудь, четко очерченные мышцы живота, отметила, как сильно выпирают под кожей ключицы и ребра. Он отпустил волосы и бороду, и ей показалось, будто он недавно очнулся от долгой спячки. Теперь он походил на Банрууда. Она увидела это и чуть не отдернула ладони от глаз.

Он вздрогнул и весь напрягся, словно на него внезапно повеяло холодом. Задрал подбородок, как всегда делал, когда прислушивался. По его светлым глазам пробежали тени – так же, как той ночью, на склоне горы.

– Гисла?

– Я здесь, – сказала она, но слова не достигли его, а руны мгновенно перестали работать.

Вокруг нее снова показалось святилище, шум прибоя и запах соленой воды сменились запахом благовоний и старости.

Ее ладони были все в крови, а верховный хранитель стоял над ней, сложив руки на посохе.

– Он меня не слышал.

– Нет.

– Но он выглядел хорошо, – прошептала она. Она не станет плакать в присутствии мастера Айво.

– Так лучше, – повторил он, едва ли не скорбя вместе с ней. Она отерла кровь с лица и рук. Для нее так точно было не лучше.

* * *

Позже в ту ночь, когда всё в храме погрузилось в сон, она вернулась в святилище. Она собиралась провести свое собственное таинство, но не хотела делать этого, скорчившись на полу в подвале или в одном из темных и мрачных туннелей. Она наточила свой маленький ножик, чтобы он легко, без особых усилий прорезал кожу. Прикусив губу, она аккуратно начертила на левой ладони руну, которой ее только что научил мастер Айво, – руну слепого бога. Слева направо и сверху вниз, один полукруг, затем второй и стрела, что пронзает их насквозь. Лезвие ножичка блестело от крови, но Гисла осталась довольна своей работой. Руна вышла аккуратной, четкой и симметричной, прямо как Хёд.

Отложив нож, она глубоко вдохнула и произнесла его имя. Она не знала, чего ждать, не знала, стоило ли ей вообще на что‐то надеяться. Но если на правой ладони она теперь носила звезду короля, то на левой ладони она хотела носить знак Хёда.

Мир почернел – полная, кромешная тьма накрыла ее так внезапно, что она ахнула от ужаса и восторга.

– Хёд? – прошептала она. Руна работала.

Она ждала в темноте, подавляя желание за что‐нибудь ухватиться. Правда, она и не падала. Запах благовоний по‐прежнему согревал воздух. Она по‐прежнему сидела на той же крепкой каменной скамье. Она не летела, не падала. Она ослепла.

Гисла сжала кровоточившую ладонь в кулак, а правой рукой принялась ощупывать все вокруг. Она по‐прежнему сидела в святилище. Она моргнула, пытаясь вернуть себе зрение, но перед глазами по‐прежнему разливалась чернильная тьма. Она отдала зрение слепому богу.

– Хёди. Хёди. Помоги мне, – простонала она.

Но Хёд был далеко. Ладонь все кровоточила, и она принялась исступленно промакивать кровь, пытаясь стереть действие руны. Но эта руна не просто была начертана кровью. Гисла сама вырезала ее у себя на коже.

Она поднялась и на ощупь двинулась вперед. Добравшись до алтаря, она нечаянно толкнула чашу, в которой омывал руки верховный хранитель, и та накренилась, так что вода залила ей ладони, обрызгала ступни. Она удержала чашу правой рукой и осторожно погрузила левую ладонь в воду, чтобы смыть кровь, сочившуюся из неглубоких порезов. Но это не помогло.

Она отошла от алтаря, чтобы неловким движением не уронить чашу или что‐то еще, неуклюже стянула свой тканевый пояс и, обернув тканью ладонь, туго затянула ее, соорудив подобие повязки. Нужно было остановить кровь.

Она прождала час,