Второй сын - Эми Хармон

Хёд знал, что делал, когда убил Бальдра. Его не обхитрили. Нельзя обхитрить слепого бога, ибо он слышит каждый удар сердца, знает каждый голос.

Хёд почти не слушал. Арвин любил поболтать.

– Но если его не обхитрили, зачем же он это сделал?

– Такова была его судьба.

– Его судьба?

– Да. Он знал, что смерть брата принесет смерть ему самому. Но все равно это сделал. Во многом… то была жертва.

– Жертва? – Вот это новость.

– Смерть Бальдра была нужна. Она стала новым началом… она принесла с собой гибель богов и возвышение человека. Возвышение… женщины.

Вернувшись к учителю, Хёд положил перед ним ягоды. Солнце нежно грело кожу, и Хёд задрал подбородок повыше, подставил его под теплые лучи. Арвин молча ел ягоды и довольно причмокивал.

– Тебе нельзя оставаться здесь, Хёд. Когда меня не станет… ты должен уйти. Чтобы спасти Сейлок.

– Как же я это сделаю, учитель? Куда я пойду? – спросил Хёд, решив не спорить со стариком. Спорить не было смысла.

– Ты Хёд. Брат Бальдра. Если Сейлоку суждено стать свободным и вновь возвыситься, Бальдр должен умереть.

– Но кто такой Бальдр, учитель? И как я его убью?

– Разве ты не знаешь?

Арвин перестал жевать.

– Ты сказал, что мать звала Бальдром меня. Мне что же, убить себя самого?

Арвин шлепнул его по руке и потянул за волосы, зная, что прикосновение липких пальцев здорово его разозлит. Хёд скривился и, мгновенно встав на ноги, пошел к небольшому ручейку, журчавшему среди камней.

После того как его отослали из храма, он отпустил волосы. Они мешали ему, пока не отросли так, что их можно было собрать. Волосы на висках он продолжал стричь очень коротко – они шумели, касаясь его ушей, и искажали звуки, – но макушку больше не брил: раз он не мог стать хранителем, то не собирался выглядеть как хранитель.

– Ты похож на скунса, – причитал Арвин, но Хёд лишь приглаживал его заплетенную в косу бороду да трепал по лысому черепу, напоминая старику, что тот не должен его осуждать.

Хёд ополоснул лицо, руки, туго заплетенную косу на макушке, стряхнул с волос остатки ягод и наполнил флягу водой, чтобы вымыть Арвину руки.

Когда он вернулся обратно к большому камню, Арвин уже поднялся и готов был двинуться в обратный путь. Хёд помог ему вымыть руки и взвалил его себе на спину. Лишь когда они добрались почти до самой пещеры, Арвин заговорил опять, сонным голосом, щекоча бородой щеку Хёда.

– Бальдр – это мальчик из храма. Бальдр – это Байр.

Хёд никогда не делился с Арвином тем, о чем узнавал от Гислы. Раньше он молчал потому, что не смог бы объяснить, откуда обо всем знает. А теперь…

в этом попросту не было смысла. Дорога в храм была для него закрыта, Гислы он лишился, а Арвин завтра даже не вспомнит, о чем сегодня говорил ему Хёд.

– Учитель, Байр – не сын Одина. Он сын лживого, кровожадного короля. И я его никогда не трону.

Арвин, цеплявшийся за его спину, висел как мешок, и Хёд подумал, что тот вряд ли его услышал.

* * *

Он хотел поохотиться, но, пока ждал, забравшись в чащу леса, что ветер переменится и он сумеет незаметно подкрасться к добыче, крепко заснул. Проснувшись как от толчка, он сразу почувствовал, что что‐то не так. Он стал прислушиваться, тщательно исследуя каждый звук. Он так устал и спал так крепко, что не мог даже представить, как долго проспал. Ветер цеплялся за него холодными пальцами, щипал ему щеки, но он решил, что ночь еще не спустилась. В темноте все звучало иначе, на охоту выходили те, кто в дневное время не подавал признаков жизни. К тому же было не слишком холодно: воздух уже не благоухал, как днем, но еще не был морозным.

Он не слышал Арвина. Но это его не смущало. Он ушел довольно далеко от пещеры, каменные стены которой скрадывали доносившиеся изнутри звуки – в особенности те, что долетали из самой глубины.

Он провел в пещере всю жизнь, и потому шум прибоя казался ему привычным, почти незаметным. Прибой походил на шум его собственного дыхания – или на внутренний монолог, не смолкавший никогда, даже во сне.

Волны по‐прежнему вздымались и разбивались о прибрежные камни, но слышался и другой звук… удары воды о палубу. В залив вошли корабли. Длинные суда, как у северян. Он снова прислушался и, убедившись, что близ него ничего опасного нет, поднялся, закинул лук за спину и зашагал через лес, а потом вниз по склону холма, в свою пещеру.

Через каждые несколько футов он останавливался, вслушивался и лишь потом шагал дальше.

Теперь он слышал людей, но вода, ветер и расстояние еще не давали ему оценить, сколько их. Больше дюжины – быть может, пара десятков. Биение их сердец слышалось с берега – значит, они уже причалили. Наверное, их принес столь редкий в этих краях благоприятный прибой. Бухта возле пещеры не привлекала странников. Море у входа в нее обычно несло суда к востоку, в Адьяр, или к западу, на самую оконечность Лиока. Сам вход представлял собой бурливый водоворот на песчаной отмели, вот почему причалить в этих краях было сложно и берега здесь оставались почти неизведанными. За все время, что Хёд жил среди этих утесов, море всего однажды вынесло на берег живое существо – Гислу.

Но сегодня в бухту вошли корабли, а берег заполонили люди. Хёду предстояло узнать, кто они.

Он поспешил к пещере, сбросил лук и без промедления вытащил из ножен клинок. На земле перед входом он начертил руну укрытия и окропил ее центр своей кровью. Ему не хотелось, чтобы пещеру заполонили любопытные северяне.

– Арвин?

Хёд не слышал учителя, но чувствовал, что тот рядом. Он быстро умылся – оттер руки, шею, лицо, намылил короткие волосы по сторонам головы: он был весь в грязи, а кожу покрывал слой засохшего пота. Ему не хотелось, чтобы собственный запах отвлекал его, когда он снова покинет пещеру.

– Арвин?

Вместо ответа он услышал булькавшее дыхание и сбивчивый пульс.

В испуге он рванулся в комнату Арвина. Корабли и люди отвлекли его. Он слишком долго отсутствовал.

Арвин лежал в постели, но не ответил Хёду, когда тот коснулся его лица.

Сердце старика еще билось, но дыхание стало поверхностным. Времени у него почти не осталось.

Откинув полу ночной рубахи Арвина, Хёд начертил на его впалой груди руны – одну для силы, одну для