Руководство джентльмена по пороку и добродетели - Маккензи Ли

команда сразу же прикипает к Перси. Юнга, которого все зовут Король Георг, молча таскается за ним повсюду, как привязанный, пялясь на него огромными глазищами, будто Перси – редкий цветок.

– Он правда лорд? – спрашивает меня этот самый Король Георг как-то вечером, когда мы втроем с Ибрагимом сидим на палубе и вяжем «обезьяньи кулаки».

– Перси-то? Не, не лорд, но тоже из знатной семьи.

– И его растили как родного? – удивляется Ибрагим. – Хоть он и темнокожий?

– По-моему, когда у них бывали гости, Перси не сажали с ними за один стол, но, если не считать таких мелочей, с ним прекрасно обращались.

Ибрагим перекидывает свой узел из одной огромной ладони в другую и хмурится.

– Значит, совсем не как родного.

Я кошусь туда, где сидит со скрипкой Перси, а два пирата напевают ему какой-то мотив, чтобы он его подобрал, и вдруг понимаю, что он, выходит, впервые в жизни оказался среди себе подобных. Среди тех, кто не посчитает его ниже себя из-за цвета кожи. Среди пиратов ему не нужно никому ничего доказывать.

– Может, я тоже лорд, – заявляет Король Георг.

– Может, и так, – вяло отвечает Ибрагим.

Наконец мы огибаем выступающий край Италии – Сципион называет его каблуком сапога – и входим в узкий пролив между Неаполитанским королевством и островом Корфу. На утесах бастионами высятся античные храмы. Вода на свету переливается аквамарином и изумрудом. Мы с Перси теперь подолгу стоим вместе на носу: дивимся на мир, будто сделанный из чистой лазури, и молча, до потери рассудка соревнуемся, кто ближе поднесет руку к руке другого, при этом ее не касаясь.

С тех пор как нас бесцеремонно прервали в трюме шебеки, нам с ним еще ни разу не удавалось уединиться. Зато мы здорово поднаторели в том, чтобы изобретать поводы незаметно друг друга касаться. Я уже готов пожаловать себе медаль за выдержку, которую проявляю с тех пор, как мы с Перси выяснили, что у наших романтических чувств много общего… Но вечером за ужином Фелисити шепчет:

– А еще заметнее нельзя? Вдруг кто-то не поймет?

Справедливости ради, в этот раз я всего лишь оплел ступней щиколотку Перси, а он чуть не подавился свиной солониной.

Неполнота происходящего сводит меня с ума почти так же сильно, как пальцы Перси, легко касающиеся моих, и невозможность касаться не только пальцев, и граничащее с ужасом отчаяние: если у нас ничего не выйдет, в конце путешествия нас разлучат навеки. Я годы жизни потерял, пока безнадежно сох по нему, и черта с два я его лишусь сразу же, едва мы оба поняли, что сохли друг по другу. Да я саму смерть одной левой уделаю, лишь бы добыть ему панацею.

Сципион ни разу не спросил, какие у нас дела в Венеции. Думаю, он просто хорошо помнит нашу беседу с французским офицером и не хочет ничего знать. Иногда лучше оставаться в неведении, чем сгибаться под тяжестью чужой тайны. Однако как-то раз, когда мы вместе красим выцветшие на солнце перила, я все рассказываю сам. Отчасти потому, что без пиратов нам не добраться до тонущего острова, но вообще я просто извелся от волнения: герцог наверняка поджидает нас в Венеции.

Я не жду, что он мне поверит: все это нагромождение алхимии, тонущих островов и шкатулок с секретом звучит довольно завирально. Но Сципион говорит только:

– А ты далеко пойдешь.

– Я? – переспрашиваю со смешком. – Я просто мертвый груз. Если бы не Перси и Фелисити, нас и в живых бы уже не было.

– Ты правда не замечаешь?

– Чего?

Сципион проводит кисточкой вдоль перил.

– Ты стόишь куда дороже, чем, похоже, сам считаешь. Ты на многое способен.

– Ни на что я не способен. Совсем ни на что. Лучше всего я умею встревать в неприятности и ждать, пока меня спасут. – Будто в подтверждение этих слов с моей кисти срывается длинная нить краски и разливается по расстеленной парусине. – А еще я обворожительно улыбаюсь.

– Не будь к себе так строг. Ты спас нас от королевского флота. И своих спутников тоже спас. И, похоже, уже за них дрался. – Он показывает кистью на мою скулу. – Даже след остался.

Я потираю большим пальцем место, куда пришелся кулак ловца воров. До сих пор больно трогать.

– Просто подумал чуть расцветить щеку.

– Что, и сдачи не дал?

– Я не вполне освоил искусство давать сдачи. Вы, думается, считаете меня куда доблестнее, чем я есть. – Я от души шмякаю кистью по перилам. Вверх взметается облачко брызг краски, будто порох над пушкой после выстрела. – Как ее зовут, кстати?

– Кого – ее?

– Вашу шхуну. – Я постукиваю по перилам кулаком.

На босую ступню Сципиона падает капля краски, он растирает ее по ноге.

– «Элефтерия».

– А почему так?

– Это греческое слово, – отвечает он. – Значит «свобода».

– Вы сами ее назвали?

– Да, когда украли. Основные покупатели нашей добычи живут в городе Ия, он как раз греческий. Нам нужно было начать с чистого листа, мы и выбрали судну подходящее имя.

– Давно вы на нем ходите?

– Ваше лордское высочество, не уходите от темы.

Наклонившись, я окунаю кисть в краску и стряхиваю несколько капель на Сципиона. Едва я выпрямляюсь, Сципион в шутку дает сдачи – хлопает меня по щеке тыльной стороной ладони. Мне совсем не больно, он просто дурачится – но я отшатываюсь и роняю кисть. Она стучит о палубу, и на доске остается белое пятно.

– Вот черт. Простите. – Я подбираю кисть и пытаюсь ногой стереть с палубы краску, но только размазываю ее. Я все жду, что Сципион меня отругает, но он мрачно за мной наблюдает.

Потом кладет свою кисть на перила и поднимается на ноги.

– Вставай.

Я не шевелюсь:

– Зачем? Что вы задумали?

– Кое-чему тебя научу. Вставай.

Я кидаю кисть в лохань с краской, вытираю руки о штаны и встаю к нему лицом.

– Подними руки, – командует Сципион, вытягивая свои ладонями вперед.

Я не спешу повиноваться.

– Зачем?

– Буду учить тебя давать сдачи. Надо же врезать следующему, кто посмеет тебя ударить. – Он закатывает рукава и нетерпеливо вздергивает бровь. – Давай, подними руки.

– Сомневаюсь…

– Руки вверх, господин. Даже джентльмен должен уметь за себя постоять. Джентльменам оно, пожалуй, и нужнее.

Это кажется бессмысленной тратой времени, но я расправляю плечи и поднимаю кулаки к груди. Чувствую я себя при этом так глупо, что тут же их опускаю.

– Не могу.

– Можешь, можешь. Поднимай руки.

– Сначала же надо как-то по-особому встать?

– В настоящей драке тебе повезет, если ты будешь стоять хоть как-то. Если хочешь, выставь одну ногу вперед. Правую, если ты правша. Давай, выпрямись. Не настолько же ты коротышка.

– Нет, настолько.

– Руку чуть назад. И колено согни, вот так. – Он цепляет ступней мою левую ногу и давит вниз, пока я не переношу на нее вес. – Следи за коленями. И вторую руку не опускай, закрывай лицо. А теперь замахнись на меня.

Я вяло стукаю ему по ладони,