Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний» - Виолетта Гудкова

Входит Татаров.

Татаров. Если я не ошибаюсь, вы госпожа Гончарова?

Леля. Да, это я.

Татаров. Здравствуйте.

Федотов (задерживаясь). Елена Николаевна. (Подходит к Татарову.) Что вам угодно?

Татаров. Простите, я пришел поговорить с артисткой Гончаровой, бежавшей из Москвы.

Леля. Я вас не знаю.

Татаров. Это ваш муж? Вы бежали вместе?

Леля. Я вовсе не бежала.

Федотов. Кто вы такой?

Татаров. Моя фамилия Татаров.

Федотов. А, это редактор эмигрантской газеты «Россия». Зачем вы пришли сюда?

Татаров. Борьба за душу. Вы ангел, я, конечно, дьявол, а госпожа Гончарова — праведница.

Федотов. Уходите отсюда немедленно.

Татаров. Милостивый государь…

Федотов. Вам хочется спровоцировать нашу артистку?

Татаров. Я пришел разговаривать не с вами.

Федотов (спокойно). Уходите отсюда, или я…

Татаров (постоянно убыстряя). Застрелите? Не думаю. Не рискнете. Здесь не любят убийц. Здесь человеческая жизнь не отвлеченное, а весьма конкретное понятие. Прежде всего явятся полицейские, два полицейских с усиками, в черных пелеринках, они схватят вас за руки, возьмут небольшой разгон и ударят вас спиной о стенку несколько раз, пока не отобьют вам почки. Потом, с отбитыми почками, харкающего кровью, поведут вас…

Федотов. Ей-богу, у меня чешутся руки. (Леле, таинственно, по секрету.) Я когда-то был комбригом, Елена Николаевна.

Леля (женственно, кокетливо). А вы знаете, Федотов, интересно. Живой эмигрант. (Шутя, к Федотову.) Пусть говорит. Я потом буду рассказывать в Москве. Живого эмигранта… видела… Я близорукая, жаль. А ну, повернитесь. Какой вы сзади? Или пройдитесь. Вы карикатура. Я часто видела вас на первой странице «Известий». Вы — нарисованный плоскостной человечек. Как же вы смели протянуть мне руку? Вы — человек двух измерений. Вы тень, я — скульптура. Пожать вам руку — это антифизический акт.

Пауза. Татаров неподвижен.

Федотов. Елена Николаевна!

Леля. Идемте, Федотов. Я провожу вас. Пусть он улетучится, как тень.

Уходят.

Татаров (один). Тень. Хорошо. Но чья тень? Твоя.

Хозяйка. Г/осподи/н Татаров, добрый вечер, г/осподи/н Татаров. (Встревоженно.) Что с вами?

Татаров молчит.

(Улыбаясь.) Ваша подруга, г/оспо/жа Трегубова только что была здесь. Она приносила платья. Вы пришли за ней? Она ушла минут десять тому назад. Вы поссорились с ней?

Татаров молчит.

Вх/одит/ посыльн/ый/.

Посыльный. Г/оспо/жа Гончарова живет у вас?

Хозяйка. Да.

Посыльный. Пакет.

Хозяйка. Международная ложа артистов. Это приглашение на бал. Ах, г/осподи/н Татаров! Русская. Если бы вы видели ее. У меня поселилась приезжая русская. Она в вашем вкусе. Г/оспожа/ Трегубова говорила мне, что вы любите шатенок.

Татаров. Дайте мне конверт, я вручу его русской, и это будет повод познакомиться.

Ушла. Пошел к дивану.

Хозяйка (вернувшись). Бедная мадам Трегубова. (Смеется.) Вы, наверное (смеется), изменяете ей (смеется) на каждом шагу. (Уходит.)

Входит Леля.

Татаров (кладет шляпу на тумбу). Итак, Елена Николаевна, этот юноша помешал мне исполнить поручение, данное мне международной ложей артистов. Я пришел, чтобы передать вам приглашение на бал.

Леля (берет конверт, рвет). И уходите вон.

3-й эпизод

Вечер. Татаров. Трегубова.

Трегубова отступает от манекенши. Пауза.

[Подходит, вырезывает декольте].

Татаров (пальто на руке). Я вошел к ней вскоре после вас (Ремизова пошла), но оказалось, что советское посольство уже приставило к ней чекиста. (Ремизова повернулась.) Я не успел сказать двух слов, как он стал угрожать мне. Выхватил револьвер.

Трегубова всплескивает руками.

Переход Ремизовой. Раздевает Мартинсона.

(Оскорбленный, с возмущением и одновременно с некоторой завистью.) Бандит!

Трегубова. Господи. Вы пугаете меня. (Отходит к работе.)

Татаров (отход вправо и ходит по диагонали. Раздраженно). Я ушел ни с чем. Но если бы при ней не было бы чекиста, я заставил бы ее разговориться.

Трегубова. Она очень горда. (Поворот манекена. 28.III.) Она сказала, что не со всеми русскими в Париже ей хотелось бы разговаривать.

Татаров. С эмигрантами?

Трегубова. Да.

Татаров. Этой гордости хватит на неделю. Видели мы много праведников из советского рая, которые, подышав воздухом Парижа, отказывались, и навсегда, от своей веры.

Трегубова. Мне показалось, что она очень горда.

Татаров. (Ремизова пошла за ним.) Святая в стране соблазнов. Не верю. Не верю. Мы ее скрутим.

Трегубова. Николай Иванович!

Татаров. Что? Вы думаете, не удастся? Или — что? Я не понимаю, не понимаю ваших остановившихся глаз. Почему вы на меня так смотрите? Не удастся? Поверните к черту эту тускнеющую бирюзу!

Трегубова. Я подумала о другом.

Татаров. О чем?

Трегубова. Если вы в состоянии так ненавидеть, это значит, что вы можете очень сильно любить.

Татаров молчит.

Ремизова два шага — руку на Татарова.

Николай Иванович, а меня вы не любите и никогда не любили.

Татаров молчит.

Ну, не надо, не сердитесь. Я не буду говорить об этом.

Татаров (к столу, пересматривает книги). Чтобы читать у нее в душе, к ней приставили ангела с револьвером. (Газету берет, читает.) Приставьте меня к ней, а не чекиста, и тогда обнаружатся все ее тайны.

Трегубова. Она была юной девушкой, когда вы бежали из России. Разве вы ее знали на родине?

Татаров (у стола). Знал!

Трегубова. Все может быть. Ваше прошлое мне неизвестно, Николай Иванович. (К манекенщице.) Вы свободны.

Манекенщица ушла. Рем/изова/ на кресло села.

Ответьте мне, скажите мне: может быть, эта актриса ваша дочь?

Пауза.

Татаров (ходит). Может быть, может быть.

Трегубова (с чувством большого волнения). Это правда?

Татаров. А может быть, племянница.

Трегубова. Ваша племянница?

Татаров. А может быть, и не моя, а другого адвоката, похожего на меня.

Трегубова. Какого адвоката?

Татаров. Или не адвоката. Может быть, директора банка, или члена земской управы, или профессора. Не все ли равно. (Подход/ит/ к ней.) Чего тут не понимать? Русские интеллигенты, мы из одного племени с ней. Но случилось так, что я жалкий изгнанник, а она — высокомерная гостья с моей родины. Я не верю в ее высокомерность. Я знаю, что она несчастна. И пусть она будет немая, как… вот это зеркало, но я все-таки услышу ее голос. Я заставлю ее кричать о своей тоске.

Трегубова. Может оказаться, что ваше подозрение неправильно. (Разрезает.)

Татаров (встал около нее). Вам кажется, что она честна?

Трегубова. Да. Вы сами читали мне статьи о ней. Как ее ценят большевики.

Татаров. И все-таки она лжет им. Я докажу это.

Трегубова. Она была в фаворе.

Татаров. Тем интереснее опыт. [Да, она была в фаворе. Ей разрешалось многое. Она ставила «Гамлета». Подумайте, «Гамлета» — в стране, где искусство низведено до агитации за разведение свиней, за рытье силосных ям… Советская власть избаловала ее. И все-таки я утверждаю, что, несмотря ни на что, самым пылким ее желанием было бежать сюда.] Знаменитая актриса из страны рабов закричит миру: не верьте, не верьте моей славе! Я получила ее за отказ мыслить. Не верьте моей свободе: я была рабом, несмотря ни на что.

Трегубова (переносит материю). Разве рабы такие? Это счастливая женщина по виду.

Татаров. Счастливая? Гордая? Неподкупная?

Трегубова. Да. Мне так кажется.

Татаров. Праведница? Без греха?

Трегубова. Да.