Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний» - Виолетта Гудкова

Леля. Что?

Орловский. Тут предлагают… и т. д.

Леля. Вот, я уже не знаю, что делать.

Орловский. Сыграйте.

Тимофеева. А где Ильин?

Леля (радостно). Что Ильин? Не разгримировался еще?

Гильденштерн. Я здесь.

Вход Ильина с Цыплухиным. Мимический разговор их.

Ну, что ж, сыграем по желанию публики.

Леля. Давай!

Гильденштерн (бежит). Ну, я готов.

Музыка 60–70 sec.

4 /инструмента/— фл/ейта/ 2 кл/арнета/, фагот.

Бодр/о/, увер/енно/, задорн/о/, злобно — вес/ело/.

Sckerzino 60 sec. guart.

Пение флейты — solo (10 sec.).

Леля. «Эй, флейтщик, дай мне свою дудку. Послушайте, господа, что это вы все вертитесь возле меня, словно соломинки, брошенные в воздух, чтобы узнать, откуда дует ветер, и как будто хотите опутать меня сетями?

Гильденштерн. Если, принц, я слишком смел в усердии, то в любви я слишком надоедлив.

Леля. Я что-то не совсем понимаю. Поиграй-ка на этой флейте.

Гильденштерн (берет). Я не умею, принц.

Леля. Пожалуйста.

Гильденштерн. Поверьте, не умею.

Леля. Очень тебя прошу.

Гильденштерн. Я не могу взять ни одной ноты.

Леля (берет флейту). Это так же легко, как и лгать. Положи сюда большой палец, поставь на эти отверстия, дуй сюда, и флейта издаст самые прелестные звуки. Видишь, вот здесь.

Гильденштерн (берет). Но я не могу извлечь из них ни одного звука: у меня нет умения.

Леля (переход).

В/асильев/ сел у ног.

Ну, так видишь, каким вы меня считаете ничтожеством. Вы хотели бы показать, что умеете за меня взяться, хотели бы вырвать у меня самую душу моей тайны; хотели бы извлечь из меня звуки — от самого низкого до самого высокого. А вот в этом маленьком инструменте много нот, у него прелестный звук — и все же вы не заставите его звучать. Черт возьми! Или вы думаете, что на мне легче играть, чем на дудке? Назовите меня каким угодно инструментом. Хоть вы и можете меня расстроить, но не можете играть на мне»[343].

В/асильев/ убежал. Пауза.

Ну, вот и все. Никто не аплодирует. Ну, что ж, кончайте диспут, товарищ Орловский.

Падает к ее ногам записка.

Орловский (поднимает, читает). «Что было написано в записке, которую вы порвали?»

Леля. В этой записке был задан мне вопрос, вернусь ли я из-за границы. Отвечаю честно — вернусь.

Конец пролога.

1-й эпизод

В комнате Лели Гончаровой. Вечером состоится прощальный прием друзей. Подруга Лели Катерина Семенова (актриса того же театра, старше Лели лет на десять) принесла закупленное. Режет яблоки. Обе хлопочут, приготовляя угощение.

Идет уборка комнаты, настройщик настраивает рояль.

Леля не одета, она только приготовляется.

Семенова принаряженная. Леля убирает комнату, К/атерина / И/вановна/ сервирует стол.

Работа настройщика: чистить.

Леля (развязала пакет яблок, высыпала). Я уезжаю завтра. Ключ от комнаты передается вам, Катерина Ивановна. Заходите иногда снять паутину.

Переход к чемодану. Высыпалось море фото.

Берет фото Чаплина.

Семенова. Лампочку не забудьте.

Леля. Ах, да! (К портрету.) Чаплин, Чаплин! Маленький человечек в штанах с бахромой. Я увижу твои знаменитые фильмы! Катерина Ивановна!

Катерина Ивановна. Да!

Леля. Я увижу «Цирк», я увижу «Золотую лихорадку», весь мир восторгался ими. Прошли годы, а мы до сих пор не видели их.

Семенова (пафосно, предвкушая). Торопитесь. Крюшон пора делать.

Леля (к настройщику). Вы скоро кончите?

Настройщик. Скоро.

Леля (переход к бра. Мягко, лирично). Я приеду в Париж… Дождь… Я знаю: будет дождь: сверкающий вечер… Слякоть… Мопассановская слякоть! Вы представляете себе? Блестят тротуары, зонты, плащи. Париж! Париж! Великая литература! (Кончила работу с бра, сходит со стола. У выключателя. Романтически, по-детски.) И я пойду себе, одинокая, никому не известная, под стеночкой, под окнами, счастливая, свободная… (села около чемодана) и где-нибудь на окраине, в осенний вечер, в маленьком кинотеатрике я буду смотреть тебя, Чаплин (восторженно), и плакать. (Пауза.) Это путешествие в юность, Катерина Ивановна, слышите? Да. Что я возьму с собой? Этот чемодан. (Убирает карточки. Любовно.) И этот маленький чемоданчик (Села на кресло. Деловито.) Вот тут тетрадка, о которой я вам говорила.

Семенова. Дневник?

Леля. Надо ее спрятать подальше. (Встала к чемодану.) Или, может быть, взять с собой за границу?

Семенова. Зачем таскать?

Леля (идет к креслу). А я продам ее.

Семенова. Дневник актрисы? Ха-ха-ха!!!

Леля (значительно, 29.III). Нет, это не дневник актрисы. Это тайна русской интеллигенции.

Семенова (чуть иронически). Какая тайна? Анекдоты?

Леля. Вся правда о советском мире.

Семенова. Про очереди?

Леля. Смотрите, тетрадка разделена пополам. Два списка. Вот первая половина: список преступлений революции.

Семенова (испугалась, шепотом). Ах, тогда лучше спрятать.

Леля. Вы думаете, это грубые жалобы на отсутствие продуктов? Это другое. Я говорю о преступлениях против личности. Есть многое в политике нашей власти, с чем я не могу примириться. Смотрите. А здесь, в другой половине, список благодеяний. Выдумаете, я не вижу и не понимаю благодеяний советской власти? Теперь сложим обе половины вместе. Это я. Это моя тревога, мой бред. Две половины одной совести, путаница, от которой я схожу с ума. Этого нельзя оставить здесь. Кто-нибудь найдет. Истолкуют вульгарно, скажут: контрреволюционерка. (Прячет тетрадку в чемоданчик.) Вот и все.

Юноша с вином. Плям, плям, плям, плям.

Семенова. А, наконец-то! Вино, вино! Кто не любит вина, тот недобрый человек, так сказала Элеонора Дузе[344].

Входит Никитин. Мальцева за стол.

Райх за Никитиным, потом посылает его за хлебом.

Никитин пьет воду, Райх ему не дает пить воду и гонит его.

Никитин. [Без карточек не дают ничего!]

Леля (берет кошелек, вынимает карточки и деньги, передает юноше). Хлеб.

Юноша уходит.

Семенова. А в самом деле, продайте дневник за границей. (Взяла тетрадку.)

Леля. Что? Оторвать половину? (Быстро, страстно.) Катерина Ивановна, почему оторвать? Только преступления? Показать только пункты злобы, а про пункты восторга умолчать? За список благодеяний советской власти за границей не дадут ни копейки. Нет. Эта тетрадка не разрывается. (Переносит чемодан с тетрадкой на столик.)

Я не контрреволюционерка. Я человек старого мира, который спорит сам с собой.

[Переход за кресло — нож и яблоко в руки.

К/атерина/ И/вановна/ переходит на край стола и готовит.

Сцена с мальчиком.[345]

Выглядывает мальчик.

Леля. Кто?

Гертруда. Это ваш друг, ваш маленький сосед. Алеша, [иди, иди!

Леля. А! Мой маленький сосед! Алеша! Здравствуй, Алеша. (Ведет к ящику и дает яблоко.) Хочешь, заведу? Этот ящик я оставлю ему.] (Положила тетрадь на чемоданчик, подходит к патефону, заводит его.)

Патефон играет вальс.

Теперь ваша любимая.

Играет «Кармен».[346]

Семенова. В результате всего я думаю, что вы останетесь за границей навсегда.

Леля (закрывает патефон). Я вернусь очень скоро и привезу вам подарок.

Семенова. А вдруг кто-нибудь влюбится в вас и вы замуж выйдете?

Леля. Ерунда.

Семенова (торжественно, 28.III). У вас нож для консервов есть?

Леля. Да. Там, на столе. Ужасное у меня хозяйство.

Семенова (резонерски, громко). Никто вам не мешает жить по-человечески.

Леля (складывает платья в чемодан). У меня ничего нет. Платьев нет. Мебели нет.