Вендетта, или История одного отверженного - Мария Корелли

Винченцо наклонил голову, взял мою руку в свою и поцеловал, а затем быстро вышел из комнаты, чтобы скрыть слезы, которые выступили у него на глазах от моих слов. Он жалел меня, я это понял, и я верно судил о нем, когда полагал, что сама тайна, окружавшая мою личность, породила его привязанность. В целом я даже был доволен тем, что он видел меня без грима, поскольку для меня стало облегчением пожить немного без темных очков, и в течение всего оставшегося времени в Авеллино я их больше ни разу не надевал.

Однажды я встретил Лилу. Я прогуливался вверх в направлении древней церкви, что стояла на крутом холме в окружении красивых старых ореховых деревьев, внутри которой находилась картина «Бичевание Христа», считавшаяся работой Фра Анджелико18. Маленькое святилище было довольно безлюдным, когда я вошел внутрь и остановился на пороге, тронутый простотой этого места и оглушенный внезапной тишиной. Я прошел на цыпочках к тому углу, где находилась картина, и в это время мимо меня прошла девушка легкими шагами, неся корзину ароматных зимних нарциссов и адиантумов19. Что-то в ее грациозной бесшумной походке заставило меня оглянуться, однако она уже повернулась спиной и преклонила колени у статуи Девы Марии, положив цветы на нижнюю ступень алтаря. Она носила одежду крестьянки: простую короткую голубую юбку и алый корсаж, оттененный белым платком, который был завязан узлом на плечах, а вокруг ее маленькой красивой головки ярко-каштановые волосы лежали толстыми сияющими косами.

Я захотел увидеть ее лицо и для этого отошел назад к церковной двери и стал ждать, пока она пройдет мимо меня. Очень скоро она приблизилась ко мне теми же легкими скромными шагами, и ее чистые молодые черты лица полностью предстали моему взору. Что такое я заметил в этих искренних глазах, что заставило меня невольно склониться в приветствии, когда она проходила? Я не знал. Это была не красота, поскольку, хотя девушка и была красива, но я видал и еще прекраснее; это было нечто необъяснимое и редкое, что-то вроде девичьего самообладания и смиренного достоинства, чего я никогда прежде не замечал на женских лицах. Ее щеки слегка вспыхнули, когда она скромно ответила на мое приветствие, и когда она только вышла из церкви, то остановилась, а ее маленькие белые пальчики все еще держали резные коричневые бусинки ее четок. Она на мгновение замешкалась, а затем заговорила застенчиво, но все же ясно:

«Если ваше превосходительство прогуляются еще немного вверх по холму, то прекрасный вид на горы откроется их взгляду».

Что-то знакомое в ее глазах – некое отражение прелести ее матери – безошибочно подсказало мне ее имя. Я улыбнулся.

«Ах! Вы – Лила Монти?»

Она снова покраснела.

«Да, синьор. Я Лила».

Я позволил своему взгляду надолго остановиться на ней с почти печальным выражением. Винченцо оказался прав: девушка была прекрасна, но не той искусственной, парниковой красотой светского мира с его надуманными ограничениями, а естественным и свежим сиянием, которым природа одаривает тех, кто живет среди нее и находится с ней в дружбе. Я видел немало исключительных женщин с фигурой и лицом, как у богини Юноны; женщин с глазами василиска, чарующих и подчиняющих мужчин, но я никогда не встречал такой душевной чистоты, как у этой маленькой крестьянки, которая скромно, но все же открыто глядела на меня с вопросом в глазах, как невинный ребенок, который неожиданно видит нечто новое, к чему он не привык. Она слегка смутилась под моим пристальным взглядом и с милой учтивостью повернулась, чтобы взойти на холм. Я любезно сказал:

«Вы идете к дому, красавица моя?»

Добрый повелительный тон, с которым я это сказал, успокоил ее. И она с готовностью отвечала:

«Да, синьор. Моя мать ждет меня, чтобы я помогла ей с ужином для его сиятельства».

Я подошел ближе и взял маленькую ручку, что держала четки.

«Что! – воскликнул я шутливо. – Вы все еще тяжко трудитесь, маленькая Лила, даже когда яблочный урожай прошел?»

Она мелодично рассмеялась.

«Ох! Я люблю работать. Это закаляет характер. Люди обычно такие сердитые, когда их руки незаняты. И многие даже болеют по той же причине. Да, правда! – и она многозначительно закивала головой. – Так часто бывает. Старый Пьетро, сапожник, слег в постель, когда ему стало некому шить обувь, да; он даже послал за священником и сказал, что умрет, но не от безденежья, нет! У него все есть и он довольно богат, но потому, что ему стало нечего делать. Так что мы с мамой нашли какие-то старые дырявые ботинки и отнесли их ему; он сел на кровати, чтобы их починить, и сейчас он здоров, как и прежде! И мы всегда помним о том, чтобы давать ему работу!»

Она снова рассмеялась и опять посерьезнела.

«Да-да! – сказала она с мудрым кивком ее маленькой золотистой головки. – Человек не может жить без работы. Моя мать говорит, что добрая женщина никогда не устает, а только грешники вечно ленятся. И это напомнило мне о том, что я должна спешить, чтобы вернуться и приготовить кофе для вашего сиятельства».

«Так это вы готовите мой кофе, дорогая? – спросил я. – А разве Винченцо вам не помогает?»

Легкое подозрение окрасило ее прелестные щечки.

«О, он очень добрый, Винченцо, – сказала она, скромно потупив взор. – Он то, что мы называем хорошим другом, да, в самом деле! Но нередко он бывает довольным, когда я готовлю кофе и для него тоже, он его очень любит! И говорит, что я хорошо умею варить его! Но, возможно, ваше превосходительство предпочитает стряпню Винченцо?»

Я рассмеялся. Она была так наивна, так поглощена своими маленькими заботами и вместе с тем еще совсем дитя.

«Нет, Лила, я горжусь сознанием того, что вы что-то делаете для меня. Теперь я буду радоваться этому еще больше, поскольку узнал, какие добрые руки над этим поработали. Но вы не должны испортить Винченцо – он может задрать нос, если вы слишком часто станете варить ему кофе».

Она казалась удивленной и не поняла намека. Очевидно, в ее восприятии Винченцо был лишь добрым молодым парнем, который мог радоваться только ее кулинарным умениям; она воспринимала его, смею сказать, в точности, как если бы он был ее подружкой. Она, казалось, задумалась над моими словами, как будто разгадывая загадку, затем она, очевидно, сочла это делом безнадежным и слегка встряхнула головой, отгоняя эти мысли прочь.

«Ваше сиятельство собираются посмотреть Место Ангела?» – сказала она радостно, поворачиваясь, чтобы уйти.

Я никогда не слышал об этом месте и спросил ее о нем.

«Это недалеко отсюда, – объяснила она, – это тот самый вид, о котором я вам говорила. Всего немного вверх по холму и вы увидите плоский серый камень, поросший голубыми горечавками. Никто не знает, как они растут, но они всегда там и цветут летом и зимой. Но люди говорят, что один из величайших Ангелов Господа спускается один раз в месяц в полночь, чтобы благословить „Монте Вирджин“, и что он встает на этот камень. И естественно, что на том месте, куда ступал Ангел, появляются цветы, и ни одна буря не может их уничтожить, даже горная лавина. Вот почему люди называют это Местом Ангела. Вам оно понравится, ваше сиятельство, идти не более десяти минут».

И с улыбкой и любезностью, настолько же милой и легкой, как у цветка по отношению к ветру, она удалилась вниз по холму наполовину бегом, наполовину танцуя и напевая вслух от переполнявшего ее чистого счастья и непорочности сердца. Ее чистые, подобные пению жаворонка слова стояли в моих ушах, когда я задумчиво наблюдал, как она удалялась. Теплые полуденные лучи любовно играли в ее каштановых волосах, окрашивая их в золотистую бронзу, касались белизны ее шеи и рук и сияли на ее алом корсаже, когда она спустилась по травянистому склону и скрылась наконец из виду среди листвы окружающих деревьев.

Глава 29

Я глубоко вздохнул, когда возобновил свою прогулку. Я пытался осознать все то, что потерял. Это прекрасное дитя с ее простой искренней натурой – отчего не встретил я подобную девушку и не женился на ней, вместо того мерзкого существа, которое уничтожило мою душу? Ответ пришел быстро. Даже если бы я увидел ее, когда был еще свободен, сомневаюсь, что осознал бы ее ценность. Мы, светские люди, имеющие положение в обществе, почти не замечаем крестьянского типа женственности; мы обязаны жениться на «леди», на так называемых образованных девушках, которые столь же сведущи в светских традициях, как и мы, если не больше. Таким образом нам и достаются Клеопатры, Дюбарри20 и Помпадур, пока неиспорченные девушки, такие как Лила, слишком часто становятся домашней ломовой лошадью обычного механика или поденщика, живя и умирая в окружении одной только рутины и тяжкого труда, нередко не видящие и не знающие ничего другого, кроме горной хижины, фермерской кухни или крытой рыночной палатки. Несомненно, что этот мир несбалансирован – так много ошибок совершается в нем; Судьба разыгрывает с нами множество, казалось бы, малозначительных трюков, и все мы превращаемся в слепых сумасшедших, не имеющих понятия, куда мы движемся изо дня в день! Мне говорили, что вера в дьявола нынче не в моде, но меня не волнует мода! Дьявол здесь, я уверен, и каким-то непостижимым образом он принимает участие в управлении нашей планетой; дьявол, который наслаждается, обманывая нас с самой колыбели и до могилы. И, вероятно, мы ни в чем не бываем столь безнадежно одурачены, как в браке!