Цена власти - Илья Витальевич Карпов

пришлых не любят. Да и псы вон с голодухи воют, что волки… Вдруг в конце концов я найду только его труп? Стоит ли оно того? Но что сказать королю? Показать тряпки? Он наверняка решит, что мальчишка жив и велит назавтра вернуться сюда с отрядом рыцарей или тех серых засранцев.

В конце концов, этот сопляк такого не заслужил, чтобы так с ним возиться. Если король решил посадить на трон Рейнаров самозванца, то чем этот Делвин лучше любого другого белобрысого сопляка? Кто угодно может его заменить…'

Заменить… Заменить?.. Заменить! Эта мысль вспыхнула в мозгу Фолтрейна столь ярко, что он даже забыл о зубной боли. Он же видел детей на берегу, а среди них, кажется, был… Рыцарь помчался к реке, подгоняемый надеждой, и, к счастью для него, она оправдалась: из всех детей остался только один, мальчишка. Светловолосый.

Гильям Фолтрейн огляделся и с облегчением выдохнул. Губы сами собой растянулись в широкую улыбку, а рука потянулась к кинжалу на поясе…

* * *

Последний раз Эдвальд врывался так в Чёрный замок семь лет назад. Но если тогда он сгорал от нетерпения отнять чужую жизнь, то теперь речь шла о спасении, и каждое мгновение могло стать роковым.

Семь лет ни один из обитателей замка не видел, чтобы его величество шёл так быстро, почти бежал. И, что ещё удивительнее, вместо пиршественного зала, где накрытые столы ждали многочисленных гостей, король направлялся в темницу, не замечая ничего и никого вокруг.

Позади несколько рыцарей несли чернобородого мужчину. Сознание покинуло хранителя клинка ещё на подъезде к замку, он еле слышно хрипел, и этот хрип оставался для Эдвальда последней тенью надежды.

Допросы, пытки и жестокие казни виновных в вероломном преступлении — всё это было невероятно далёким, незначительным. Всё, о чём Эдвальд Одеринг мог сейчас думать — это секунды. Мгновения, что утекают, словно вода сквозь стиснутый кулак. Неумолимое время играло против него.

— Сюда, сюда! — мастер Уоллес убежал вперёд, чтобы отпереть дверь в темницу, и теперь придерживал её. — Вы помните камеру, ваше величество? Держите ключ…

— Помню! — бросил в ответ Эдвальд. — За мной, быстрее!

Раньше он спускался сюда степенным шагом хозяина положения, теперь же пытался не оступиться, спешно переставляя ноги по неровным ступеням.

Вот коридор, камеры, двери… Первая… Третья… Проклятье, быстрее! Вот она, нужная!

Дрожащая рука отпёрла замок. Дверь распахнулась. Сорванная со стены лампа осветила лица. Оба обитателя камеры глядели с недоумением.

Лысый наёмник что-то проговорил, но Эдвальд не обратил внимания. Он велел рыцарям осторожно положить лорда Раурлинга на пол и убраться прочь. Тут же в дверях появился запыхавшийся мастер Уоллес.

— Ты! — король указал пальцем на отца Дормия. — Спаси этого человека! Немедленно!

Исхудавший священник поднялся с места и подполз к неподвижно лежащему хранителю клинка. Лицо Джеррода Раурлинга, ещё недавно бывшее лиловым, теперь походило на бледно-серое лицо мертвеца.

— Быстрее, чёрт тебя дери! — не унимался Эдвальд. — Он умирает!

Но отец Дормий не отвечал ни слова. Он положил ладони на грудь лорда Раурлинга и прикрыл глаза. С посиневших губ хранителя клинка донёсся едва слышный хрип, а священник нахмурился.

Мгновения, которые только что неслись стремительным потоком, теперь тянулись мучительно медленно. В камере повисла мёртвая тишина. Единственным, что напоминало Эдвальду о ходе времени, осталось гулкое биение собственного сердца.

Король не сводил взгляда с помертвевшего лица Джеррода Раурлинга. Сейчас его глаза распахнутся, изо рта вырвется кашель, по венам вновь потечёт жизнь. Да, он уже не раз видел, как Дормий делает это. Сейчас, вот-вот, ещё немного…

— Мне жаль, ваше величество, — нарушил тишину печальный голос священника. — Отец милосердия способен раздуть пламя из единственной искры, но… Нельзя вновь зажечь то, что безвозвратно угасло. Этот человек умер. Да упокоится его душа с миром.

Слова прозвучали похоронным набатом. Лорд Джеррод Раурлинг, хранитель клинка, верховный командующий королевских войск, верный друг и надёжнейший из соратников… мёртв. Нет, этого не может быть. Владыка Калантар не допустил бы такого!

— Нет… — проговорил Эдвальд, прислонившись к холодной стене. — Нет! Он не может умереть! Не может!

Позабыв обо всём на свете, король упал на колени и принялся трясти лорда Раурлинга за плечо. В глубине души ещё теплилась надежда, что в этот раз возвращение жизни могло пройти медленнее, что Джеррод сейчас очнётся и откроет глаза… Но этого не произошло.

Душу Эдвальда охватили леденящий холод и ядовитая злоба. Если бы отец Дормий, лысый анмодский ублюдок или даже мастер Уоллес издали хотя бы единственный звук, он бы обрушил эту злобу на них. Но все трое были ему нужны и, что хуже, благоразумно молчали.

По телу короля прокатилась волна тошноты. Со лба стекла капля холодного пота. Кулак сжался до хруста.

— Ты… — сорвалось с его губ. — Если бы ты был быстрее…

— Увы, ваше величество, — ответил отец Дормий. — Жизнь покинула этого человека незадолго до того, как он попал сюда. Я ощутил это, едва вы открыли дверь.

— Этот человек… Был хранителем клинка… Отважным воином… Моим другом… Он не заслужил… Такой смерти…

Священник промолчал, но Эдвальд и без того знал, что он мог бы сказать на это. Что судить о таком могут только боги. Но не боги убили Джеррода, его жизнь оборвал человек. Величайшего воина убил яд, оружие трусов.

— Я выясню, кто это сделал… — прохрипел Эдвальд, вкладывая в каждое слово горький яд, заполнивший его душу. — Буду сдирать с него кожу живьём, наслаждаясь криками… Медленно, лоскут за лоскутом, пока он не предстанет передо мной так же, как душа перед богами: не прикрытый ничем, кроме собственных деяний. Он отправится на Горький холм и будет висеть там, пока вороны не вырвут его глаза и язык, а сознание целиком не обратится в боль…

Сказав это, король поднялся на ноги и, бросив последний взгляд на бездыханное тело, покинул проклятую камеру.

В этот вечер его величество не был на свадебном пиру. Не пил вина и не делил ложе с молодой женой. Он наблюдал закат солнца, стоя у окна своего кабинета, когда ему сообщили, что прибыл верховный книжник Илберн с донесением.

Вскоре послышался звук открывающейся двери и знакомый вздох тучного человека.

— Не тратьте время на соболезнования, Илберн, — холодно ответил король, не оборачиваясь. — Мы оба знаем, что вы явились не для этого.

— Да, ваше величество, — послышалось