Побег из Олекминска - Вера Александровна Морозова

С мраморными крестами, огороженными поржавевшими оградами. «И тут решетки!» — не без изумления заметила она. И увидела девочку. Девочка, не обращая внимания на дождь, сидела, как нахохлившаяся птичка, на скамье, у свежей могилы с деревянным крестом и венком из увядших цветов. На лице не видно ни слез, ни горя — одно тупое безразличие, как при сильной боли. Мария поклонилась и побыстрее ушла, чтобы не смущать ее своим присутствием. Очевидно, так и она сидела у могилы матери в Самаре. Как давно это было! И как больно заныло сердце!

Оглушительно чирикали воробьи. Перепрыгивали через лужи, запрокидывали крошечные головки и купались. Жизнь — всюду жизнь, даже за кладбищенской оградой.

Прошла Мария и мимо могилы, в которой была похоронена какая-то русская. Надпись стерлась, фотография выцвела. Могила заброшенная. «О, как страшно умереть на чужбине!» — невольно подумала она и положила к изголовью букетик фиалок.

На дорожке вырос склеп, сооружение из камня и стекла.

Высоко в небо поднял крест ангел, благословляя коленопреклоненную женщину, лицо ее скрывали тяжелые складки камня. Крошечная могилка усыпана цветами. Значит, здесь похоронен ребенок. У могилки мать, не обращавшая внимания на дождь, с невидящими глазами. Нет большего горя, чем хоронить своего ребенка. Женщина упала на могилку, обняла ее и тяжело зарыдала. Узкая тропка повернула направо. И перед Эссен открылась Стена коммунаров... То были последние дни Коммуны 1871 года. Войска генерала Тьера ворвались в Париж, залив его кровью. Отряд коммунаров укрылся на кладбище Пер-Лашез. Коммунары, отстреливаясь, прятались за могилами. Солдаты Тьера выбивали их и теснили к каменной стене, которой было окружено кладбище. Коммунаров расстреляли у стены...

Стена и сегодня хранила следы пуль. И Мария сердцем прочитала трагедию тех дней. Растерзанные и окровавленные коммунары прижались к стене. Гордо встречали свой смертный час. Никто не просил пощады. Даже раненые, измученные битвой, стояли плечо к плечу с друзьями. Знали: умирали за будущее. Такая смерть не страшна, такая смерть почетна. И Стена коммунаров стала бессмертной.

Каменная Стена коммунаров увита зеленым плющом. Плющ расползался по стене, символизируя жизнь. На восковых листочках висели капли дождя, и казалось, что и сегодня Франция оплакивает гибель героев. Бронзовая женщина широко распахнула руки, словно мать, стараясь защитить детей. И надпись редкостная но лаконизму: «Мертвым — Коммуна».

И Эссен вспомнила, как выступал Владимир Ильич в Женеве на Дне памяти Парижской коммуны, как он верил, что Коммуна послужит прообразом для России в социальном преобразовании.

Они тогда возвращались с митинга вместе. Медленно брели по тихим улицам. Владимир Ильич был радостно возбужден. Он верил, что скоро, очень скоро Парижская Коммуна «станет в порядок дня».

Начался дождь. Владимир Ильич уже ушел, сославшись на дела, а Мария долго сидела на скамье, не обращая внимания на дождь. И мысли ее возвращались к Владимиру Ильичу. Какое счастье, что у России есть Ленин!

Эссен поднялась и положила к Стене коммунаров фиалки.

Эти святые минуты пребывания у Стены коммунаров позднее она частенько вспоминала. И много раз в жизни черпала силы в мужестве тех, кто умер за Коммуну.

В Париже Эссен поселилась неподалеку от Латинского квартала, в местечке Сен-Марсо, излюбленном русскими. Извилистые улочки карабкались на холмы, окружавшие город. Дома, как скворечники, узкие, с окнами-проемами. Мостовые, вымощенные булыжником. В воздухе висела брань извозчиков, столкнувшихся на улочках, на которых и прохожим не разойтись. Около домов бумажные мешки для мусора. Собаки, злые и затравленные, тормошили мешки в поисках объедков.

Наконец она выбралась к центру и пошла мимо острова Ситэ, на котором возвышался собор Парижской богоматери. Каждый раз собор завораживал ее своим великолепием. Видела его и в часы заката, когда гигантские витражи полыхали в красноватых лучах солнца, и в непогоду, когда сказочные химеры изрыгали из пасти потоки воды, и в ночные часы, когда освещенный собор царил над городом, устремляя ввысь остроконечные башни с зеленоватыми полосами и ржавчиной, и в тихие дни, когда спали часовни под рифлеными крышами...

И вдруг она отчаянно заторопилась в Россию, жизнь на чужбине показалась невозможной. Нужно упросить Владимира Ильича отпустить ее на работу, связанную с подготовкой съезда партии, в Россию. Она поедет в Петербург, повезет литературу и будет с товарищами работать в России!

...И опять громыхала тюремная дверь, щелкал волчок, виделся расширенный глаз надзирателя да уныло перекликались часовые.

«ДОЛГ ИСПОЛНЕН ДО КОНЦА»

Отгремела первая русская революция. Эссен тяжело переживала ее разгром. После возвращения из Швейцарии она работала в Петербургском комитете РСДРП — в боевой организации — и к вооруженным выступлениям имела самое прямое отношение. И оружие перевозила, и листовки выпускала, и боевые отряды создавала, и во взрыве на Николаевской железной дороге участвовала в дни Декабрьского вооруженного восстания 1905 года.

В Петербурге жила вместе с приятельницей Лидией Христофоровной Гобби, которая в давние времена снабдила ее паспортом и помогала при побеге. Устроились на буржуазной квартире. С зеркалами и красной мебелью. Квартира благополучная, и когда в городе начались аресты, то к ним перебрался муж Марии, известный в подполье под псевдонимом Барон. Любовь вошла в их жизнь давно, но по конспиративным соображениям она не разрешала себе жить с мужем под одной крышей, но тут обстоятельства принудили. Квартира сразу преобразилась: и корзины с нелегальной литературой, и револьверы в печи, и коробки со шрифтом, и воззвания к рабочим.

Вечер выдался свободный, Гобби занялась приведением в порядок переписки. Уселась за маленьким рабочим столиком и просматривала письма. Одни рвала и, комкая бумагу, бросала в печь, другие складывала в стопку.

Лидия Христофоровна сильно изменилась за последнее время. Похудела. Побледнела. Большие круги под глазами от бессонницы. Мария Моисеевна смотрела на нее и удивлялась, как это их во время работы в Киеве считали сестрами? Как она мучилась в гостинице, чтобы быть похожей на подругу, которая была и роста высокого, и волосы имела черные, и лицо худощавое. Сколько терзаний претерпела с краской да с высоченными каблуками!

Как быстро все меняется в ее жизни! Женева... Париж... Берлин... И арест на пограничной станции в Александровске.

Ее доставили в Петербург и долго вели расследования — кто она: Дешина, Гобби...

Кстати, продержали в доме предварительного заключения более года, сослали на Крайний Север, в Архангельскую губернию, на пять лет. Пять лет! Под надзором полиции она находиться не захотела. Бежала... Бежала из Холмогор, обманув исправника. С миллионом приключений подплыла с друзьями к Архангельску. Кстати, товарищей, взявшихся ей помочь, она