Переплет - Бриджет Коллинз

Жарким днем – был ли то наш последний день, прежде чем Альта его простила? – мы урвали час наедине в руинах замка, и он повернулся ко мне и с нежностью, заставившей меня вздрогнуть, сказал:

– Может, теперь будешь называть меня Люцианом?

– А разве я не называл?

– Нет. Ты всегда зовешь меня Дарне. И это как-то… странно. – Он улыбнулся. – Особенно когда ты говоришь «Дарне» и следом – «умоляю, еще».

– Заткнись, Дар… Люциан. – Я ткнул его локтем в бок. Он смеялся. – А как же Альта? Она заметит. И спросит, с каких это пор мы зовем друг друга по имени.

– А это важно?

– Да. – Я выпрямился. – Нельзя ей рассказывать.

– Конечно, нельзя, глупец ты эдакий. Я не то имел в виду. – Он тоже выпрямился и повернулся так, чтобы видеть мое лицо. – Никто не должен узнать о нас. Никогда.

– Да знаю я! Потому и сказал…

– Ладно. Тогда продолжай звать меня Дарне. – Он встал и зашагал прочь.

Я открыл было рот, чтобы сказать: «Ты не лорд, чтобы раздавать приказы, Люциан», но вовремя остановился, увидев, как он бьет кулаком о каменный дверной проем. Я подошел к нему. Сердце колотилось. Положил руки ему на плечи, ожидая, что он оттолкнет меня или скажет что-то еще. Но он этого не сделал.

– Люциан… никто не узнает.

– Как же я все это ненавижу. Сил нет.

– Понимаю. – Мне было нечего добавить. Он прижался ко мне. Я потянулся и прислонился лбом к его затылку. Его волосы пахли травой и летом.

Потом он рассмеялся сухим, болезненным смехом, прозвучавшим, как хрип, и сунул руку в карман. На его ладони что-то блеснуло.

– Что это?

– Обручальное кольцо. Купил в Каслфорде.

Я стиснул зубы. Мне захотелось толкнуть его руку, чтобы кольцо выскользнуло и упало в ров. Но вместо этого взял и рассмотрел как следует. Простой серебряный ободок с крупным темным камнем, переливающимся тенями и бликами, которые мерцали и таяли, поймав солнечный луч. Оно было прекрасно.

– Альта хотела золотое, с рубинами и жемчугом, – заметил я.

– Я знаю. – Он попытался поймать мой взгляд и снова рассмеялся, но на этот раз его смех звучал искренне. – Ты же знаешь Альту. Она не стесняется намекать, какие подарки ей нужны.

– Так почему…

– Оставь его себе.

– Что? Мне? Но зачем?

– Или ты решил, что я все-таки обручусь с Альтой после всего, что было?

– Ты мог бы сдать его в ломбард. Или обратно в лавку. Оно, наверное, стоит не меньше…

– Носи его на шее. Прошу тебя. – Он сомкнул мои пальцы и сжал их; кольцо больно впилось в ладонь. – Я куплю тебе цепочку.

– Хорошо, – ответил я, хоть ничего и не понял. – Повешу пока на шнурок.

Он подошел к кромке рва и окунул стопу в воду. Я рассматривал кольцо, поворачивая его на свету и любуясь переливами цвета: бирюза, пурпур, изумруд…

– Погоди, – вдруг вырвалось у меня, – если ты знал, какое кольцо хочет Альта…

– Я послушался сердца, – не поворачиваясь, ответил он.

– То есть ты… – я замер. Я видел контур его щеки: он улыбался. – Ты знал, – медленно проговорил я. – Ты купил кольцо мне, заранее зная о том, что случится между нами?

– Я надеялся, что это случится.

– Так значит, ты все просчитал, самодовольный болван? Ты все спланировал.

– Но-но, – ответил он, – какой же я болван, если знал обо всем заранее?

Я бросился на него. Он попытался поставить мне подножку, но потерял равновесие, и мы стали бороться, рискуя свалиться в воду. Я чувствовал, как он трясся от хохота.

– Не смей воспринимать меня как должное! – воскликнул я. – Я тебе не слуга. – И тоже засмеялся, но потом посерьезнел; мы замерли на расстоянии вытянутой руки друг от друга и смотрели друг другу в глаза.

– Не буду, – ответил он. – Обещаю. Никогда.

Заметила ли Альта перемену в моем лице, объявив, что в следующий приезд Люциана намерена его простить? Я надеялся, что нет, но сложно не вызывать подозрений, когда весь твой мир меняется в одночасье, и ты вместе с ним. Альта так хорошо меня знала; порой я удивлялся, как она могла не замечать, что каждая жилка в моем теле, каждая мышца поет от счастья и чувствует себя живой? Она сказала: «Зато он не стал навязываться», – и мне пришлось отвернуться. Хотелось смеяться и плакать. Теперь все вернется на круги своя. Я не смогу прикасаться к нему и называть его Люцианом. Буду бояться даже взглянуть на него – вдруг Альта прочитает по лицу, что на самом деле у меня на уме? Это было невыносимо, но что еще я мог сделать?

На следующий день я с трудом мог находиться рядом с ним. Он вел себя так легко, так непринужденно. Его улыбки предназначались Альте, его шутки были обращены только к ней, и каждый взгляд, брошенный искоса, заставлял ее краснеть и опускать глаза долу. Сердце мое сжималось, как пружина; я не хотел думать о том, что будет, когда пружина отскочит.

В тот день мы поехали к каменщику забрать пару бракованных надгробий – надпись на них была высечена с ошибкой, – чтобы сделать из них полки в маслобойне. Мы втроем сидели в повозке; Люциан с Альтой смеялись и флиртовали, будто уже были обручены. Я и жалел, что не поехал один, и понимал, как мне было бы невыносимо чувствовать, что я упустил возможность побыть рядом с ним, пусть даже он ни разу не пересекся со мною взглядом. Наконец мы загрузили последний камень, Люциан поднял голову, и я решил, что сейчас-то он посмотрит на меня, но нет – он бросился помогать Альте забраться в повозку и стал поддразнивать ее по поводу надписи на мраморном надгробии – мол, теперь на каждом бруске масла будет отпечатано «готовся к смерте»… Может, все, что случилось между нами, мне только привиделось? Или он хочет показать мне, что я для него всего лишь игрушка?

Повозка остановились, Альта пошла за кустик, а он обнял меня за шею. Я хотел повернуться к нему, но он вцепился мне в шею, удерживая мою голову на месте. Мои нервные окончания скрутились в узел, ощутив его прикосновение. Альта могла нас услышать. Так мы и сидели в полной тишине, и вскоре она вернулась с букетом цветов, сделав вид, что ходила вовсе не справить нужду.

Тем вечером я не мог ни есть, ни спать. В полночь я вышел из комнаты. Я должен был увидеть его; если он не ждет меня на