Переплет - Бриджет Коллинз

– Наклонись. И подними юбки.

Меня бросило в жар от стыда, но уже через секунду мне захотелось смеяться. Я сморщил нос и зажмурился, стараясь сдержать смех; Дарне зажал руками рот и прерывисто вдохнул. Только бы он на меня не посмотрел… Я поджал пальцы ног и стиснул кулаки. Стоит нам пикнуть, и…

Шлеп. Ремень хлестнул по голой коже. А потом Пераннон безо всякого выражения произнесла:

– О-о-о-о-о.

Я снова чуть не прыснул со смеху. Кажется, Пераннон совсем не умела притворяться! Мне стоило больших усилий не смотреть на Дарне; главное сейчас – не переглядываться, иначе мы точно рассмеемся; он и так уже весь трясся от беззвучного смеха.

– Вам полагается шесть ударов плетью, юная леди!

Шлеп.

– О-о-о-о-о. – Шлеп. – О-о-о-о-о. – Шлеп.

Последовала небольшая пауза, словно Пераннон уснула и пропустила свою реплику, но потом эта реплика прозвучала:

– О-о-о-о, сэр, прошу, не надо!

– Ты усвоила урок? – Снова пауза и шорох ткани. Затем лорд Арчимбольт издал долгий хриплый стон, за которым последовал ритмичный скрип. Пераннон тоже начала стонать, но невпопад.

Дарне зашевелился.

– Обещал шесть ударов плетью, а было четыре, – прошептал он так тихо, что его слова услышал только я.

Я прыснул. Он с силой зажал мне рот рукой, и я почувствовал кожу его ладони на своих зубах.

– Ш-ш-ш, – прошептал он, – они тебя услышат! – От неожиданности я укусил его, но не нарочно. Он отдернул руку, и мы встали плечом к плечу, судорожно дыша и пытаясь не рассмеяться в полный голос.

– Славная девочка, – пыхтел лорд Арчимбольт, – славная. То есть, я хотел сказать, плохая девчонка! Негодница!

– О да, сэр, вот так, как приятно! Простите меня, я больше так не буду!

Теперь они пыхтели и взвизгивали, как животные. Это было уже не так смешно. Стол скрипел все громче; к скрипу добавился другой звук – деревянные ножки стола царапали каменный пол. Я хотел было потянуться и заглянуть в дыру в полу, но Дарне меня опередил: он наклонился и вытянул голову, заглядывая в отверстие.

Скрип – царап – скрип – царап – о-о-о-о – скрип – царап…

Он резко отпрянул и прижал меня к стене, навалившись всем весом и тяжело дыша. С минуту мы стояли, замерев: вдруг нас услышат? – но ничего не изменилось: снизу доносились все те же ритмичные звуки.

Дарне пробормотал:

– Стол движется. Они прямо под нами. Посмотрят вверх и нас увидят.

Я заскрипел зубами. Угол напольных часов врезался мне в спину прямо меж лопаток. Дарне положил руку мне на грудь и не давал пошевелиться. Его лицо было совсем близко. Мне стало трудно дышать; его ребра впивались в мою грудь, от него исходил жар, и у меня закружилась голова. Я подумал было оттолкнуть его, но не осмелился. Снизу по-прежнему доносилось мерное «скрип – царап».

– О-о-о-о… о-о-о-о… – застонала Пераннон.

Я зажмурился, пытаясь не слушать ее, но мое воображение уже нарисовало отчетливую картину: Пераннон в страстном экстазе, возможно, притворяется, а может, нет. Я снова открыл глаза и попытался думать о чем-то еще – о чем угодно, кроме этого.

Но мне было некуда деться. Ощущая дыхание Дарне на своей шее, я чувствовал, как взмокли мои волосы и как напряжен, как натянут он. Его ладонь обжигала через рубашку – он прижал ее к моей груди чуть выше сердца. Сегодня вечером, раздевшись, я увижу на груди ее след, подумал я, но тут же спохватился – какая глупость! Я попытался думать о чем-то холодном – прохладной воде или льде, – но даже вперившись глазами в потолок, видел лишь мелкие капли пота на лбу Дарне и его взмокший воротник. Наверняка Пераннон сейчас тоже вся взмокла, и капли пота стекают в ложбинку меж ее грудей, а уж между ног…

Впился ногтями в ладони и уставился в потолок. Стал думать об отслаивающейся штукатурке и полосках облупившейся краски на стенах, скрутившихся, как пергаментные свитки. Сосчитал надколотые лепные розы, украшавшие выступ под потолком, – раз, два, три, четыре, пять, шесть…

Но все было напрасно. В паху потеплело, внизу живота знакомо заныло. Я прикусил язык и ощутил во рту соленый вкус. Кровь в паху пульсировала все сильнее, и вот уже по телу пробежали мурашки и подкосились колени. Как бы я ни противился, мое тело выдавало меня. Я громко сглотнул, Дарне пошевелился и посмотрел мне в глаза. Я отвел взгляд. Если бы он отошел хотя бы на шаг… Но он стоял слишком близко.

Может, он ничего не заметил?

Я покраснел, кожу саднило, будто лицо обгорело на солнце. Почему он так смотрит на меня?

Он наклонился ко мне, и его губы на миг коснулись мочки моего уха.

– Тебя это заводит, Фармер?

Мне хотелось провалиться сквозь землю. Прямо здесь и сейчас. Вот бы пол подо мной рухнул, мы бы упали и все четверо погибли под обломками! Я смотрел в потолок, притворяясь, что не слышал его.

– Если совсем невмоготу, – прошептал он спокойно, как голос в моей голове, – давай, помоги себе сам. Только тихо.

– Заткнись!

– Может, тебе нужна дружеская рука?

– Иди к черту, Дарне.

Тут я все-таки не сдержался и взглянул на него. Он беззвучно смеялся, прижавшись лбом к стене. В следующий миг наши взгляды встретились, и он мне подмигнул. Я схватил его за плечо и стал медленно сжимать, пока мои пальцы не нащупали кость. Он вырвался, по-прежнему улыбаясь, насмехаясь надо мной, бросая мне вызов… но какой? Чего ему от меня было нужно? Я мог бы его ударить, но поднял бы шум.

– О-о-о… славная девочка… о да… у-ху… р-р-р-р-р…

Лорд Арчимбольт застонал громче, а потом замолк. Мы замерли и прислушались. Наконец зашуршала ткань, щелкнула пряжка ремня и звякнули монеты на дне кошелька.

– Спасибо, лорд Арчимбольт, – прощебетала Пераннон. Ее певучий акцент испарился; теперь она говорила обычно, как мы с Альтой. – В то же время на следующей неделе?

– Верно, милая.

Послышались легкие шаги; дверь захлопнулась. Мы с Дарне выжидающе переглянулись: расслабляться было рано. Но через несколько минут, зевнув, чиркнув спичкой и выкурив трубку, о чем нам сообщило облачко голубого дыма, поднявшегося в дыру в полу с первого этажа, лорд Арчимбольт вышел и закрыл за собой дверь. Дарне тихонько подошел к окну и выглянул на улицу, а затем вздохнул с облегчением – длинный, протяжный выдох, который, казалось, продлился несколько минут.

– Что ж, – промолвил он, – дядя всегда говорил, что если уж поймает браконьера, то накажет его как следует.

Мы расхохотались. Наконец можно было дать себе